Пост получился плохой. В качестве смягчающего обстоятельства могу привести разве что продолжающееся ОРВИ, из-за которого у меня отовсюду течёт, и это несколько отвлекает.
Там зря упоминалось про какие-то дебаты и тейки с этих дебатов, потому что читатели закономерно попытались понять, как они связаны с содержанием поста – а связь там весьма слабая. Дело в том, что меня не слишком интересует тема выживания при государстве, иначе бы и темы моих постов касались в основном тактик занимания очереди за разными государственными социальными ништяками, грубо говоря, за баландой. Пост касался именно этических аспектов заключения контрактов при анкапе, и того, что позитивное право в условиях децентрализации работает крайне ограниченно, а потому не каждый документ, на котором написано “Контракт”, и под которым стоят подписи сторон, действительно обладает свойствами, которые хотелось бы ожидать от контракта. То есть не факт, что описанные в нём взаимные обещания действительно будут исполняться сторонами, планировались к исполнению сторонами, и могут быть как-либо принудительно воплощены в реальность силами одной из сторон.
Этично ли подписывать контракт, который не хочется исполнять? Да, если иное сопряжено со значимыми издержками. Этично ли не исполнять после этого подписанный контракт? Да, или исполнять частично. Этично ли не давать понять заранее, что контракт тебе не нравится? Да, если этот вид обратной связи наказуем. Этично ли злоупотреблять обманами такого сорта? Разумеется, нет, наоборот, этично стремиться избегать ситуаций, когда такой обман требуется.
Кстати, изложенный этический подход заодно полностью закрывает мемную тему контрактного рабства при анкапе.
Случились у меня вчера дебаты. Оппонент толкал популярные тейки о том, что государство ничем не отличается от этих ваших контрактных юрисдикций, и что получение паспорта – это подпись под контрактом. Где текст контракта? А вот он, корпус законов. Дальше было много срача, в ходе которого у меня сформулировалось, зачем нужны контракты и как к ним относиться.
Контракт это всего лишь взаимное обещание. Обещания даются, пересматриваются, дезавуируются, нарушаются, их нарушение может иметь те или иные последствия. Подавляющее большинство контрактов – не смарт-контракты. Сами себя они не исполнят, исполнять их придётся людям. Собеседник интересуется: если вы, анкапы, заранее оставляете за собой право нарушить любой контракт и даже прямо говорите, что оставляете за собой право постараться избежать для себя вредных последствий его нарушения – то зачем тогда вообще нужны контракты? Чем мир с контрактами отличается от естественного состояния, когда никто никому ничего не должен?
Контракты нужны для того, чтобы делать мир проще, предсказуемее, понятнее, обеспечить себе возможность строить более далёкие планы, полагаясь на других людей. Но если контракт не исполняет себя сам, то просто по умолчанию полагаться на то, что он будет исполнен другими людьми, чревато ошибочным планированием. И тут есть два пути, оба валидные и не противоречат друг другу. Можно инвестировать в механизмы энфорсмента контрактов. А можно стараться заключать такие контракты, которые контрагент будет хотеть исполнить.
Скажем, правило дорожного движения “в этой местности принято держаться правой стороны дороги” – это хорошее правило. Оно куда лучше, чем его отсутствие, потому что увеличивает предсказуемость движения. Оно дёшево в исполнении, потому что какая разница, по какой стороне ехать, можно и по правой. И оно дорого в неисполнении. Нет никакой нужды специально энфорсить это правило, достаточно, чтобы о нём все знали, а если вдруг не знают, то быстро узнавали из наблюдения за потоком. И раз уж любители натягивать сову на глобус норовят называть контрактом отношения гражданина с государством – просто неявно заключённым по принципу публичной оферты – то вот это правило дорожного движения – хороший пример социального контракта здорового человека.
А теперь представим себе ситуацию. Человек въезжает на некую территорию. На блок-посту ему предлагают двенадцать томов правил поведения на этой территории – и место для подписи под этим контрактом, что даст ему право въезда. Поскольку человек не будет читать эти тома, то для него процедура сведётся к следующей: вы просите поставить подпись, чтобы меня пустить. Вот вам подпись, пускайте. Контракт с моей стороны выполнен. А любая дальнейшая апелляция к содержимому шестого тома пылящихся на блокпосту талмудов будет восприниматься им как беспредел, а указание на то, что ты же подписал контракт – восприниматься как глумление. Такие контракты не делают мир проще и предсказуемее. Они нужны самозванным энфорсерам для того, чтобы был повод докопаться до нарушения, а подписавшая их ради права на въезд сторона будет постоянно их нарушать без всякой задней мысли, поэтому полагаться в своём планировании на то, что есть такой-то контракт, и люди ему следуют, не приходится. А значит, при анкапе естественное возникновение практики сопровождать пребывание на территории навязыванием объёмного свода правил вряд ли приживётся. Точнее – максимальный объём правил, действующих на территории, будет пропорционален эксклюзивности доступа на неё и лёгкости энфорсмента. Дорогой элитный закрытый клуб сможет позволить себе сложные нормы поведения. Публичный парк – не сможет.
Конечно, бывают контракты, где сложность обусловлена сложностью предмета сделки. Например, слияние крупных акционерных компаний. Но там контракт готовится профессионалами с обеих сторон, а не предоставляется одной стороной в готовом виде без права на внесение правок. Так что сложность будет – добровольная. И именно она обеспечит желание исполнить всё ровно так, как написано.
И, наконец, есть контракты, где предмет сделки сложен, но текст при этом типовой. Например, договор банковского кредита. Но для клиента банка фактически этот текст сводится к короткой экспликации: вы мне сейчас столько-то, я вам по столько-то ежемесячно столько-то лет. А что именно должно делаться, если что-то пойдёт не по плану – здесь у него действует презумпция добросовестности банка. Он верит, что банк предоставляет для таких сценариев справедливые процедуры, и заранее не против их следовать именно им, потому что сам он их не продумывал. А когда дойдёт до дела, его мнение может резко поменяться. Тут-то банк и обнаружит, что все эти процедуры с точки зрения клиента – это не святые скрижали. Это вообще не контракт. Это хотелки банка. А у клиента они свои. И чем сильнее банк будет настаивать на соблюдении своих хотелок, тем больше будет недоволен клиент, и тем больше издержек он постарается создать банку. Поэтому чем более высококонкурентен будет рынок займов в условиях децентрализации права, тем более клиентоориентированные там будут контракты.
Так и в нашей обычной жизни – большая часть правил, на соблюдении которых настаивают окружающие – это не контракты, а хотелки. Какие-то мы уважаем, какие-то нет, разрешаем свои конфликты сами – и ничего, живём. Довольно мирно и счастливо.
Мудрый чувак, который знает, какие хотелки стоит озвучивать, а какие нет
Родион Белькович впервые публично отреагировал на появление электронной версии его “Крови патриотов”. Из него отчётливо видно: я и Родион Белькович могли бы жить в рамках одной республики, поскольку мы согласны по вопросам права (право авторства безусловно; копирайт сомнителен, однако ограничения на копирование могут вводиться договором; ну и, конечно же, обращение к бандитам для помощи в разрешении конфликтов, возникших не из-за применения насилия, недопустимо) и имеем общность интересов (хотим, чтобы как можно больше людей читали нравящиеся нам умные книжки).
В чём мы с Родионом расходимся, так это в представлениях об эстетике и о приличиях. Для Бельковича бумажные книги несут эстетическую ценность, это респектабельность и уважение традиций. Для меня бумага это труха и затхлость, синоним косности и один из неотъемлемых атрибутов Путина, с его знаменитыми папочками. Для Родиона неприлично, предоставляя бесплатную услугу неопределённо широкому кругу лиц, напоминать публике о возможности выразить свою благодарность в денежной форме. Для меня неприлична древняя советская традиция продавать товар в нагрузку, требуя, чтобы желающий купить рыночно востребованного Бельковича заодно оплатил издание неликвидного Фичино (зато вполне прилично рекламировать книжку Фичино хоть прямо на бумажных страницах своего бестселлера).
Именно поэтому я щепетильно перечислила: вот сюда платить для поддержки автора, вот сюда для поддержки бумажного издателя, вот сюда – для поддержки электронного издателя. Это для меня действительно важный этический вопрос – обеспечить потребителю максимальную прозрачность условий. Из этих же соображений я, скажем, не размещу в канале джинсу, укажу, какие донаты я получила за ответы на те или иные вопросы, сколько стоит контракт на размещение контента с Битархом, и даже сколько я получу реферальных отчислений с ваших сделок в боте btc_banker. Говоря шире, сферы разрешённого и уместного для меня, как достаточно типичного либертарианца, конечно же, сильно отличаются.
Так что, хоть мы и можем жить с Родионом Бельковичем в рамках одной res publica, нам будет комфортнее жить поодаль и чётко обозначив границы своей res privata. Глядишь, не подерёмся.
Книги валяются на полу. Попробовали бы они сделать это в мичети!
Битарх (на сей раз в роли автора вопроса, а не автора ответа – примечание Анкап-тян)
По сути, этот вопрос относится к такому разделу социальных норм, как законы и обычаи войны. Чем больше ожесточённость конфликта, тем больше вероятность сознательного уничтожения нонкомбатантов.
От чего зависит ожесточённость конфликта?
Дам немного парадоксальный ответ. Конфликт будет тем менее ожесточённым, чем в большей степени он воспринимается всеми сторонами, как некое естественное состояние дел. Именно рутина войны заставляет относиться к ней спустя рукава, выражать рвение только перед глазами начальства, а рядовых с противоположной стороны фронта воспринимать, как таких же бедолаг, которых угораздило угодить в это дерьмо.
Одного угораздило родиться немцем, другого французом, теперь они сидят друг напротив друга в окопах. Скучно, блин, может, сыграть в футбол? Одного угораздило родиться в США, другого в СССР, и теперь у первого бункер на заднем дворе, а у второго рядом с проходной завода. Изучать поражающие факторы ядерного взрыва – скука смертная, отчего бы первому не почитать “Капитал”, а второму не посмотреть голливудский боевичок? Одного угораздило родиться с членом, другую с вагиной, и теперь вся их жизнь – сплошное минное поле. Значит, они будут трахаться, ощущая себя шпионами в стане врага. Один из консервативной семьи, другой из либеральной, и теперь им положено сраться в соцсетях. А потом оказывается, что бейсбол обсуждать интереснее, и не пошла ли эта политика подальше.
Конфликт никуда не делся, он часть обыденной жизни. Просто далеко не самая важная часть. Собственно говоря, именно так и было в США довольно долгое время, а Трамп своей резкой риторикой и топорной дипломатией способствовал обострению войны. Теперь некоторое время конфликт будет очень ожесточённым, и новость про отключение от ИВЛ очень легко сможет стать реальностью. Для либертарианцев это означает некоторое поле возможностей, о чём я и указала в прошлом посте.
Так допустимо ли с точки зрения либертарианской этики использовать приёмы тотальной войны во время ожесточённых конфликтов? Да, допустимо. Но не очень умно.
Основной источник дохода государства – налоги, и вероятно, что для уплаты процентов по облигациям государство прибегнет к повышению долговой нагрузки. Неудачные размещения облигаций с точки зрения государства – сигнал, что ему не доверяют настолько, насколько дешево оно хочет привлечь средства, и это может стать причиной сокращения госрасходов.
В то же время невозможность занять может способствовать залезанию в карман через налоги. Я склоняюсь к тому, что лучше не давать в долг государствам, но с эгоистической позиции такое решение кажется не всегда оптимальным – ставки бывают вкусными, а риски низкими по сравнению с другими предложениями на рынке.
Но если с государством не хочется иметь дел и по этическим причинам, то с госкорпорациями всё как-то сложнее.
Частный банкир™
Я долго не бралась ответить на этот вопрос, потому что всё-таки в области финансов слабо подкована. Точно так же, например, в своём недавнем интервью с Алексеем Марковым говорит Григорий Баженов: не моя, дескать, сфера, поэтому здесь я никому не отвечаю, а сам спрашиваю. Конечно, мне проще, потому что вопрос касается не доходности и надёжности тех или иных инвестиций, а этической стороны вопроса, этическое же суждение способен сформулировать кто угодно.
Но даже для того, чтобы ответить с позиций этики, хочется быть уверенной, что не попадёшь пальцем в небо. Собственно, в чём состоят мои сомнения? Допустим, я говорю, что ссужать государству это фу, и надо нести деньги в банк. И это окажется тупой дилетантский совет, потому что банки не только платят меньшие проценты, так ещё и покупают на полученные от граждан деньги всё те же самые облигации госкомпаний. Или я называю какую-нибудь частную компанию, чьи облигации покупать не зазорно, а окажется, что её контрольный пакет принадлежит какому-нибудь упырю, активно сотрудничающему с государством, в том числе для того, чтобы щемить своих конкурентов.
Но если упорно стараться блюсти чистоту мантии, то куда вкладывать? В биткоин? Если речь о том, чтобы отложить на старость, то – однозначно в биткоин. Но если хочется хотя бы частично жить на пассивный доход, то уже хочется выбирать из инструментов, обеспечивающих кэшфлоу. В недвижимость, как завещал Кийосаки? Можно подумать, застройщики в России – меньшие упыри, чем топ-менеджмент госкорпораций. Да, собственно, и с биткоином не всегда понятно, откуда монеты. Может, ты помогаешь чиновнику отмыть взятку? Конечно, наиболее этически безупречные инвестиции – это агористский бизнес. Но о какой надёжности тут может идти речь?
Поэтому давайте я отвечу так. Само желание размышлять о том, какие инвестиции более этичны, а какие менее – прекрасно. Стремление наказывать компании или правительства за неэтичные поступки сбросом их бумаг – мощный репутационный инструмент, им стоит пользоваться. Но в условиях, когда трудно найти полностью чистые активы, можно, по крайней мере, практиковать умное голосование: покупать тех, кто относительно приличен, в ущерб тем, кто совсем отморозки. При прочих равных – предпочитать частников госкорпорациям. Если есть выход на мировые фондовые рынки, то присматриваться к бумагам правительств и компаний из более прилично себя ведущих стран. Но, разумеется, при этом не забывать о рисках и прибыли.
Интересную мысль услышала ночью у Екатерины Шульман – о том, что разница в стилистике протестов США и России не связана с тем, что у русских какой-то особый рабский менталитет, а просто так принято. Россия, по её словам, в этом плане больше похожа на Скандинавию: и там, и там протестуют сдержанно, выражая угрюмый немой укор, без всех этих ваших проявлений гнева, кричалок и поджогов. Если ты выходишь протестовать против несправедливости, то ты приличный человек, а приличные люди на улице не кричат, и людей не бьют.
Точно так же и митинги в России не для того, чтобы слушать, кто там чего несёт со сцены. Со сцены говорят для ютуба, то есть для тех, кто на митинг не пришёл, но хочет тоже проникнуться атмосферой и поставить лайк. А люди пришли пообщаться между собой и порадоваться тому, что их позицию разделяет много единомышленников. Они, конечно, понимают, что формально у них есть сформулированные требования, и на власть надо давить, чтобы она эти требования выполнила, но они не пойдут штурмовать кремль, потому что приличные люди так дела не делают. Они скорее резолюцию подпишут.
Именно поэтому российский агоризм принимает некоторые черты АУЕ. Агоризм – это не столько про то, чтобы государство сдохло от бескормицы, сколько про моральный выбор. Уклоняясь от взаимодействия с государством и уж тем более от выплат ему, человек просто чувствует себя морально чище.
Именно поэтому меня так бесят любые призывы скидываться людям на уплату штрафов. Как можно сознательно призывать людей запачкаться выплатами государству, да ещё и добровольно выступать его, государства, налоговыми агентами? Ты выходишь на улицу выразить государству свой укор, разворачиваешь плакат, тебя винтят, выписывают повестку в суд, суд присуждает штраф. Ну вырази свой укор ещё раз и прямо там в суде откажись платить. Пусть заменяют арестом или выносят из дома шкаф. Они и так разнесут тебе дом в любой момент, как только захотят, и особенно – если ты выбираешь тактику открытого противостояния режиму.
Российские либертарианцы сейчас форсят хэштег #russianlivesmatter и выходят с одиночными пикетами против бессудных убийств, совершаемых российскими силовиками. Я поддерживаю этот хайп. Но когда через неделю они начнут собирать донаты на штрафы задержанным активистам, я буду плеваться в их адрес. Просто предупреждаю заранее.
Либералов, которые ценят институт государства сам по себе, как нечто, несущее закон и порядок, я осуждать за выплату штрафов не стану. Для них это элемент закона и порядка. Они этот штраф будут законно опротестовывать в суде, желая исправить плохое государство. Такие у них ритуалы поддержания чистоты, и это можно уважать, хотя и надеяться на их прозрение.
Попытка разобраться зачем нужны карантины, локдауны, как это выглядит с позиции либертарианца и что же в этом бардаке делать.
Что будет если не сдерживать эпидемию?
Сейчас идёт эпидемия COVID-19, ВОЗ объявила пандемию, многие страны закрываются на карантин («Lockdown» — запрет на перемещения), экономика теряет деньги. У многих возникает вопрос: а нужно ли это? Вот эти вот все неудобства, ограничения свобод, ущерб компаниям, лишняя власть правительствам, оправдано ли это?
Давайте посмотрим, что будет если вообще ничего не делать?
По нашим оценкам, в отсутствие вмешательств, COVID-19 привел бы к 7 миллиардам инфекций и 40 миллионам случаев смерти во всем мире в этом году.
Так, умрут 40 миллионов, переболеет 7 миллиардов (почти всё население Земли) — это получается что-то типа 0,57% населения погибнут. Цифра приличная, но это не 80% и не 50%, и даже не 10%.
И ещё с сопутствующими заболеваниями: сердечно-сосудистые, диабет, хронические респираторные заболевания, рак, гипертония.
Так что же это получается? Умрут больные старики и экономика особо не пострадает? Да, примерно так и выходит.
А зачем нужен карантин?
Всё очень просто:
Если стратегия подавления применяется на ранней стадии (при 0,2 смертельных случаях на 100 000 населения в неделю) и поддерживается, то можно спасти 38,7 млн. жизней.
Вот для этого. Вакцины нет, лечить эффективно невозможно, поэтому есть такая мера — ограничение контактов, которая на ранней стадии распространения поможет спасти почти 97% больных стариков, согласно выстроенной модели.
Поэтому давайте поймём — ограничение передвижений это не про экономику, это про спасение пожилых людей, чаще всего с сопутствующими заболеваниями. Экономика их отсутствия не заметит.
Что делать либертарианцам?
Либертарианство это не про этику. Поэтому когда мы говорим «либертарианец», то мы ничего не говорим про этические нормы или про мораль. С другой стороны определённое отношение к эпидемии от либертарианцев мы можем ожидать.
Либертарианство предлагает взять ответственность за себя и свою жизнь непосредственно каждому человеку, а не отдавать её «разумному правительству, которое знает как лучше», поэтому либертарианец более самостоятелен и больше принимает мер в индивидуальном порядке.
Наверное либертарианец сделает на случай кризиса необходимые денежные накопления, запас продуктов, заблаговременно приобретёт средства индивидуальной защиты. Это очень разумно для того, чтобы обеспечить безопасность объекта ответственности — себя.
Возможно либертарианец примет участие в различных социальных инициативах: помощи другим членам сообщества, распространении правдивой информации, методов защиты и правилах гигиены. Социум — это площадка перед домом либертарианца и он, как хороший хозяин, хочет содержать её в чистоте и порядке.
Вполне возможно либертарианец будет выступать против попыток государства ввести глупые ограничения или чрезмерно расширить свои права, к примеру запретить регистрацию браков или ввести тотальную слежку.
Будет ли либертарианец соблюдать карантин или локдаун? Скорее всего он уже его соблюдает, т.к. не ждёт пока «мамка скажет, что можно, а что нельзя», а сам принимает решения. И не смотря на то, что либертарианец выступает против формы общения: «правительство приказало — народ выполнил», тем не менее в его жизни эти запреты ничего не поменяли.
Может ли либертарианец сказать «да пусть умирают старики, экономика важнее», теоретически может, либертарианство не про этику. Но такое поведение опасно для жизни окружающих. В случае нанесения ущерба он будет нести бремя штрафов и других видов компенсаций. Не говоря уж о репутационных издержках.
Хочу порекомендовать вам очень интересную статью, написанную Креадоном и опубликованную в паблике Freedom pride в гадском вконтактике. Статья сближает этику с экономикой в рамках общего принципа методологического субъективизма,чем, собственно, и ценна, поскольку экономическая теория уже очень хорошо разработана и выводится достаточно строго, а либертарной этике каких только странных оснований не норовили приделать. Здесь основание надёжное. Приведу фрагмент для затравки:
Скажем прямо: никто никому ничего не должен. Вместо того, чтобы делить людей на должников и бенефециаров, мы рассмотрим все человеческие поступки в более общем виде — как баланс между наградами и издержками. А вопросы долга останутся частным случаем этого баланса. Это можно кратко охарактеризовать словами «субъективный утилитаризм». Субъективный, потому что рассматривает людей как субъектов действия и принимает во внимание их цели и средства. Утилитаризм, потому что ставит своей целью максимальную эффективность и максимальную полезность. Эта концепция имеет большой потенциал, потому что, исходя из той же теории игр, побеждать в повторяющихся дилеммах будут самые эффективные стратегии. Да и сама «полезность» имеет очень важное свойство — в рамках науки она довольно легко вносится в формальные системы и находится в них на положении аксиоматического костыля. Опираясь на этот костыль, мы можем выстраивать дальнейший анализ вокруг системы утилитаризма, не застревая в тупике.
Представьте себе взаимодействие индивидов, как огромную игру, где все ресурсы являются ограниченными, а также нет стопроцентных гарантий и падающих с неба безусловных благ. Единственным способом заполучить ресурсы в такой системе является выполнение задач. Каждая задача имеет два параметра: цену (или издержку), которую мы платим за её выполнение и результат, который является нашей наградой. Когда награда превышает издержки, мы беремся за такой проект. Когда издержки превышают награду, мы его оставляем. И все же, поскольку прогностические способности людей не идеальны, иногда мы упускаем возможность поучаствовать в прибыльном проекте. Или, наоборот, беремся за заведомо провальное дело и несем убытки.
Даже если мы добавим в эти рассуждения некую высшую инстанцию (например, Бога), которая будет наказывать нас за провинности согласно своим принципам, то центральная идея модели никуда не денется. У нас все ещё есть задачи, которые имеют свою цену и своё вознаграждение. Ценой яблока может служить влезание на дерево или поход в магазин. Ценой согрешения, скажем, прелюбодеяния, — вечность в Аду.
Важно понимать, что долженствование — это чья-то субъективная перспектива. Вы, по мнению кассира, должны оплатить товар. Вы, по мнению вашей матери, должны её чаще навещать. Вы, по мнению общественности (при всей размытости этой категории, но тем не менее) должны соблюдать общепринятые нормы поведения. Вы, по мнению государства, должны платить налоги. И конечное решение всех этих дилемм, вне зависимости от обстоятельств, принимает сам действующий субъект.
С одной стороны, он возвращает награбленное на рынок, ослабляя агрессора и провоцируя кризис/дефолт социальных программ. С другой, не является ли это просто этичным красивым оправданием, чтобы присосаться к бюджетной титьке?
Собственно, вы в самом вопросе уже указали основные тезисы “за” и “против” 😉 Мне осталось только немного развернуть рассуждения.
Задача либертарианцев в политике (в той мере, в которой либертарианцам вообще имеет смысл ставить перед собой политические задачи) – приблизить крах государственной системы перераспределения, и использование любых государственных льгот и пособий достижению этой цели, конечно, способствует.
В каких случаях такое поведение для либертарианца не оправдано? В тех, когда получение некоего блага от государства приносит прямой вред конкретным людям, и этот вред не был бы причинён, если бы либертарианец не претендовал на получение этого блага. Например, либертарианец обращается в отдел соцзащиты с просьбой предоставить квартиру вместо аварийной, свободных квартир у города нет, но мэр из популистских соображений нагибает застройщика, и тот квартиру выделяет.
Ну, то есть общий этический принцип таков: брать то, что государство уже распорядилось дать, и для чего уже забрало ресурсы у людей – халяль; просить государство забрать у другого частного лица и дать тебе – харам.
Может ли либертарианец, не нарушая своих принципов, агитировать за увеличение социальных расходов бюджета? Как ни странно, может. Если в данный момент решается не вопрос общего объёма изъятий у людей, а вопрос распределения изъятого, то вполне уместно лоббировать увеличение социальных расходов ценой уменьшения расходов на армию, полицию, спецслужбы, содержание госаппарата и “национальную экономику”.
Но, конечно, очень важно, чтобы либертарианец был готов при первой же возможности с облегчением отодвинуть от себя эту самую бюджетную титьку и упразднить её вовсе. Вот если, когда момент настанет, он начнёт морщить жопу и строить отмазки, значит, не больно-то он и был либертарианцем всё это время. В конечном счёте, убеждения проверяются всё-таки делами, а не риторикой.
Главным недостатком как либертарианской, так и анархо-капиталистической теорий является то, что их не существует.
Есть экономическая теория, разрабатываемая австрийской экономической школой и получившая относительно целостный вид благодаря Мизесу. Это праксиология, то есть теория человеческой деятельности, каталлактика, то есть теория обмена, теория денег, теория интервенционизма, теория экономического цикла, и так далее. На экономической теории строится логика изложения либертарной доктрины, ею поверяются различные фантазии по поводу возможного устройства общества. Австрийская экономическая теория не даёт количественных прогнозов и постулирует принципиальную невозможность их давать, что даёт повод многим последователям иных школ критиковать её в связи с этим за бесполезность.
Есть либертарная правовая теория, она же институциональная, она же социологическая. У российских либертарианцев в основном принято опираться в своих правовых построениях именно на неё, что не в последнюю очередь связано с тем, что она разработана Владимиром Четверниным, русским и пока ещё живым. В англоязычном мире больше в ходу теории естественного права.
Есть различные этические либертарные учения: одни берут за основу естественные права, другие выводят этику из идеи договора, третьи опираются на консеквенциализм, то есть выносят оценку поступкам по их последствиям – в общем, в области этики у либертарианцев изрядный разброд и шатание.
В результате либертарианство представляет собой довольно широкое и плюралистическое течение мысли, что можно счесть как плюсом (есть внутренняя дискуссия, есть развитие, но есть и согласие по поводу основ), так и минусом (по ряду специальных вопросов нет однозначного мнения, причём некоторые из этих вопросов весьма серьёзны, например, имеет ли право на существование такой институт, как государство).
Клёвое деревце, и это тут ещё Четвернина нету…
Update: когда пост уже был написан, на SVTV вышло видео с Алексеем Терещуком, которое как раз касается схожих вопросов.
