Вчера, отвечая на вопрос о либертарианской трактовке кризиса 2008 года, я скорее воспользовалась вопросом как поводом, чтобы поговорить о своём. Это ввергло некоторых комментаторов в недоумение, особенно учитывая, что соответствующий дисклеймер не влез в лимиты поста в телеграме и прослеживается только в полной версии поста на сайте.
К счастью, в комментариях в фейсбуке Валерий Кизилов дал ссылку на собственную статью 2008 года, написанную по горячим следам того кризиса, где очень внятно и коротко излагает австрийскую теорию экономического цикла. Также он рекомендует для более развёрнутого изучения темы книжку, где всё изложено куда более детально: Джеффри Фридмен, Владимир Краус. Рукотворный финансовый кризис. Системные риски и провал регулирования. М., ИРИСЭН, 2012.
Не очень люблю жанр публичной перебранки, но в данном случае случившаяся дискуссия показалась мне хорошим поводом для артикуляции некоторых соображений.
Есть канал Доброум, ведомый уважаемым Александром Елесевым. Он позиционируется как философский, и в нём весьма много внимания уделяется проблеме изживания неблагоприятного детского опыта.
Для либертарианца тут всё сравнительно просто. Насилие над детьми – это насилие над людьми. Никто не имеет права безнаказанно инициировать насилие над людьми. Дальше можно говорить о конкретных механизмах, посредством которых насилие над собственными детьми, не говоря уже о чужих, становится опасной практикой, несмотря на сравнительную детскую беззащитность.
Александр же много внимания уделяет демонстрации того, как неблагоприятный детский опыт негативно сказывается уже во взрослой жизни. Я не знаю, почему он выбрал именно эту тактику капания людям на мозги, и не особенно стремлюсь узнать. Мне неважно, в том ли дело, что он живёт в стране, где терапевт на терапевте сидит и терапевтом погоняет, или в том, что он перенял эту идею из впечатлившей его книжки, или в том, что в его собственном детстве случилось что-то, приведшее к этому результату. Я почти полностью уверена, что единой причины нет, потому что жизнь это вообще сложная и многофакторная штука, где нет простых причинно-следственных связей между двумя изолированными событиями: изолированные события это всего лишь умозрительные модели, а так-то жизнь это сплошной поток впечатлений.
В результате оказывается, что для Александра любые особенности чьёго-либо поведения начинают сигнализировать о каких-нибудь детских переживаниях. Даже аватарка, которую мне заказал один мой читатель из Болгарии, стала для него поводом поговорить о моём детском опыте. Думаю, для тренера по фитнесу моё состояние было бы столь же железно связано с режимом тренировок, для диетолога с диетой, а для политолога с политическим режимом в стране.
В своей книжке про анкап я намеренно не занималась обоснованием исходных принципов, на которые далее наворачивалась вся последующая логика. Фактически, принципы либертарианства таковы, потому что мы так хотим. Нам так нравится. Нам это кажется правильным. Разумеется, это может коррелировать с какими-то фактами, с какими-то детскими переживаниями, прочитанными книгами, случайно услышанным популярным стримером и так далее.
Да, на кого-то хорошо действуют узкоспециальные аргументы, к которым, в частности, можно отнести и доводы в духе “если ребёнка бить в детстве, он вырастет тупым лузером”. Но это не повод зацикливаться и вываливать эти аргументы на всех и каждого, ведь подействуют они отнюдь не на всех.
У меня на канале есть свой маленький доброум по имени Битарх, который также зациклился на одной-единственной теме полного изживания насилия. К сожалению, комментарии, которые он собирает, чаще имеют издевательский характер, и это намекает на то, что его целевая аудитория не слишком-то пересекается с моей. Я, похоже, бессильна как-то повлиять на подобные случаи мономании, и это наполняет меня грустью.
Надеюсь, если вы увидите и в моей собственной писанине признаки того, что меня захватила какая-то одна сверхценная идея, то вы мне об этом просигнализируете.
Советую посмотреть лекцию, где Родион более понятно и полно изложил свои взгляды. Многое пересекается рассмотренным вами с роликом из Петербурга.
Как обрести равновесие?
Хоть меня и не спрашивали, позволю себе ответить.
С точки зрения республиканцев, анархизм сам по себе не самоценен, это не конечная цель, так как анархизм – всего лишь учение, отрицающее из некоторых оснований легитимность государства, просто в силу того, что государство – это ОПГ (Почему государство – это ОПГ смотрим/вспоминаем аргументы Спунера и Ротбарда. Пересказывать их в приличном обществе нет смысла). То есть в политической философии государство как внутренне противоречивый концепт снято и мёртво, но как феномен политической действительности оно продолжает существовать по инерции в виде недоразумения. С этой точки зрения, этатисты в политической философии – это что-то вроде последователей теории флогистона в химии, а анархисты, занимающиеся исключительно отрицанием государства сегодня, изобретают велосипед и решают уже решённую до них в 19 веке проблему, ничего не добавляя.
На деле же мы видим, что анархисты не просто остаются анархистами, а занимаются изучением того, как функционирует свободное общество, и предлагают его всевозможные улучшения: Ротбард пишет о частных охранных предприятиях как страховщиках, ориентирующихся на естественное право, понятое как неотчуждаемое право частной собственности; Дэвид Фридман говорит о разработке конкурирующих правовых систем на свободном рынке; наша молодежь в известных пабликах рассуждает о панархизме и создаёт концепт контрактных юрисдикций без обращения к идеям естественного права; русские либертарианцы создают партию, призывают к участию в политике, инфильтрации в органы власти и «антигосударственной диктатуре» с люстрациями и дерегуляциями. Другими словами, все эти люди занимаются тем, что проектируют и строят республику. Оставаясь анархистами, они становятся республиканцами. Например, согласие между людьми в существовании естественного права как неотчуждаемого права частной собственности – это частный случай согласия в вопросах права, на котором строится республика. Добровольно заключённые контракты – это опять же эксплицитно выраженное согласие в вопросах права. Но, с точки зрения республиканцев, согласие в вопросах права и общность интересов могут быть не выражены эксплицитно. Главное, что они есть и вы делаете общее дело (res publica).
Таким образом, равновесие по факту в том, что анархисты на деле являются республиканцами. Весь вопрос только в том, что это за res publica, что это за общее дело, каково оно, с какими правовыми нормами вы согласны и в чем состоит общность интересов, с кем у вас эта общность. У коммунистов тоже есть своя республика и своё согласие в вопросах права и общность интересов. Вот только их согласие в вопросах права сильно расходится с согласием в вопросах права, например, либертарианцев.
Ещё пару слов на счёт различий между либертарианством и правым республиканизмом. Либертарианцы у нас обычно исходят либо из ротбардианской идеи естественных прав собственности, либо говорят, что источником прав и обязанностей является договор, а до тех пор пока договора нет, есть одни сплошные свободы. Дальше все зависит от того, насколько вы испорчены и как вы понимаете слово «свобода». Для либертарианцев свобода – это свобода от насилия и грабежа. Для нелибертарианцев свобода – свобода насиловать и грабить. Дальше вопрос решается, например, через physical removal одних другими. То есть в либертарианстве свобода онтологически первична в политической философии, это естественный порядок, что бы это ни значило. В республиканизме же, судя по тому что говорит в своих лекциях Родион, онтологически первична несвобода: в природе свободы нет, свобода – культурный феномен, и не во всех цивилизациях она встречается, не все люди знакомы со свободой, свободными мы не рождаемся, а становимся. То есть, насколько я понимаю, исходные предпосылки в либертарианстве и республиканизме принципиально разные. Возможное разрешение противоречия тут состоит в том, чтобы не смешивать «феноменальный мир природной необходимости» и «ноуменальный мир человеческой свободы», выражаясь кантовским языком. Свобода и добрая воля – исключительно человеческая вещь в том смысле, в каком о человеке говорит Родион. Индивид как представитель биологического вида Homo sapiens sapiens является частью природы, животным. Если же воспринимать человека как проект, как личность, то его нужно спроектировать, его нужно выбрать, им нужно стать: например, свободным человеком свободного общества. Ну и, как известно, человек – существо свободное в том смысле, что способно действовать не только согласно природе, но и вопреки ей. Мы делаем много противоестественного. Иногда это действия во благо, иногда во вред. Так вот, важно не быть варварами и действовать во благо: строить общество свободных обеспеченных людей. В ответе на вопрос, как такое общество возможно, либертарианцы и правые республиканцы, по-моему, согласны, и это главное.
В своей недавней статье про идейное разнообразие я говорила про то, как расползаются идеи свободы, и про то, почему это лучше, чем прямое миссионерство в рамках единого жёсткого учения. Теперь хотелось бы глянуть на смежную пробему: что делать с идеями несвободы и их носителями.
Чем привлекательны идеи несвободы?
Во-первых, они релевантны текущему положению вещей. Сегодняшний мир весьма далёк от идеалов свободы и де юре, и де факто. Поэтому вполне естественным оказывается желание мыслить в рамках реалистичного подхода, и не заморачиваться утопиями. Понимание того, что государство родилось как чисто бандитское образование, а затем развилось в современную корпоративную структуру ради ещё более эффективного и стабильного подавления недовольных, отъёма средств у подданных и захвата новых подданных у соседей, никак не поможет в общении с государственными структурами. А поможет изучение взаимосвязей между этими самыми структурами, как формальных, так и неформальных, заведение знакомств с государственными функционерами и прочие реальные темы, которые способны принести бабки, влияние и достойное качество жизни.
Во-вторых, есть множество примеров распада государственных структур, перехода территории к состоянию failed state – и всякий раз неизменно оказывается, что территория превращается в бандитский анклав, и о свободе в нём можно говорить лишь как о свободе грабить и убивать, не опасаясь возмездия от государства, в силу его отсутствия. То есть государство очевидно сдерживает разгул частного бандитизма, и потому должно рассматриваться как благословение, а эти ваши идеи свободы расшатывают устои, так что извольте заплатить штраф за экстремизм, и скажите спасибо, что не срок.
Аргумент от failed state: на заднем плане расшатанные устои
В-третьих, есть простой и понятный принцип: работает – не трогай. Сторонники статус кво всегда предпочтут текущую более или менее изученную ситуацию, и даже если сами прекрасно видят недостатки системы, предпочтут мириться с ними, лишь бы не выбирать неопределённость будущего. Если у потенциального реформатора нет чёткого реалистичного пошагового плана, с каждым пунктом которого оппонент будет полностью согласен, этот самый оппонент всегда предпочтёт ничего не трогать.
Как с этим работать?
Со сторонниками жизни в реальном мире всё довольно просто. Как только у них перед глазами будут примеры из реального мира, что какая-то свободная технология эффективно справляется и держит удар государства, они просто включают её в свою картину реального мира. Так, любой реалист точно знает, что в интернете ничего невозможно заблокировать, это простой и понятный легко наблюдаемый факт. И реалист сам будет смеяться над наивными мечтателями из какого-нибудь Роскомнадзора, в манямирке которого внесение ресурса в реестр блокируемых ресурсов немедленно уничтожает соответствующую информацию или сервис. Аналогично, для реалистов не подлежит сомнению, что государство не в состоянии заблокировать переводы в биткоинах, а потому вполне закономерно воспринимают комплекс аннтиотмывочного законодательства как некий набор плохо работающих заклинаний, который не стоит принимать близко к сердцу. Так что просто кормите их фактами из жизни, и через какое-то время они сами будут высмеивать наивных этатистов, которые хоть в чём-то ориентируются на этот жалкий рудимент семнадцатого века, так называемое государство.
К адептам идеи не трогать работающее также нетрудно найти подход. Они в целом психологически готовы поддержать такую концепцию, как “всё новое – свободно”. Им можно продемонстрировать, как то или иное начинание прекрасно работало и развивалось после своего появления, а потом приходило государство и начинало чинить то, что работает. После этого обычно начинало работать хуже. Это и попытки госрегулирования интернета, и закрепощение сферы электронных переводов, и режимы KYC в банках и на биржах, и всевозможные платформенные сервисы, вроде убера – везде принцип “работает – не трогай” нарушался именно государством. Точно так же оно норовит залезть вообще в любые добровольные сделки. Наконец, можно привести многочисленные примеры того, как государство чинит уже работающие механизмы, относящиеся непосредственно к функционированию государства. Граждане научились добиваться относительно честного подсчёта голосов на выборах – государство меняет закон о выборах, усложняя для граждан возможность контроля фальсификаций. Появляется опасность ухода округа к оппозиции – государство занимается джерримендерингом или снимает оппонента с выборов. Короче говоря, государство настолько активно само нарушает принцип не чинить работающее, что предлагать не трогать государство, потому что оно работает – оказывается по меньшей мере непоследовательным.
Осталось разобраться с аргументом про failed state. Здесь основной контраргумент в том, что это состояние возникает не из-за того, что люди стремились к анкапу. Failed state всегда возникает после диктатуры. Если диктатура игнорировала реальность, наживала себе внешних и внутренних врагов, накапливала критические уязвимости в системе – то в конце концов государство ломалось, оставляя граждан нищими, разобщёнными и некомпетентными в том, что касается мирного сотрудничества. Это и порождало ситуацию failed state, когда люди доверяют лишь самым крепким социальным связям, самым грубым аргументам, вроде угрозы оружием, и самым краткосрочным стратегиям, поскольку в условиях сильной неопределённости нет смысла планировать вдолгую.
Соответственно, если граждане уже сейчас учатся доверять слабым социальным связям, планируют вдолгую, не включая в свои планы государственные подачки, и не основывают свои стратегии обогащения на грабеже – то чем их больше, тем менее вероятно появление failed state, когда очередная диктатура навернётся. Ряд стран, не сумевших одолеть свою диктатуру, тем не менее не свалились в failed state после смерти диктаторов, а принялись строить нечто более пристойное. В качестве примера хорошо подходят Испания и Португалия. Получается, что чем активнее сторонники диктатуры выкорчёвывают в стране гражданское общество, пусть даже и нелояльное диктатору, тем выше вероятность, что это закончится failed state. Так что они попросту не туда воюют.
С таким гражданским обществом предпоследней диктатуре Европы, например, failed state уже не грозит
Спасибо за Ваш комментарий. Я обходил вопросы политического обустройства системы, и представленная концепция описана языком текущей системы. Но архитектура куда шире. Эти протоколы я делал с неистовыми криптоанархистами, которые видели в идее “фильтра как юрисдикции” свое преимущество. Они применяются для самоорганизованных общин, то есть не нужны центральные органы власти, можно упразднить делегативную демократию, например, можно сделать прямое е-голосование на том же самом блокчейне.
Одна из проблем, на которую я обращал внимание – неверно полагать, что мы сможем обойтись без третьих лиц. Просто сейчас главное третье лицо – это государство в виде держателя реестров. Но сам реестр уже не нужно “держать”. Блокчейн выполняет эту функцию. Осталось только заменить чиновников регистраторов на децентрализованную систему валидаторов в разных сферах. Но самое главное – устойчивость этой модели ко всякого рода притеснениям. В своей научной работе я описываю, как можно противостоять возможной цифровой диктатуре.
На уровне блокчейнов цифровая диктатура не сможет ничему воспрепятствовать. Люди могут писать в блокчейны всё, законно это или нет – неважно, это просто репозиторий, где фиксируются все факты. Как я пояснил, над блокчейнами у нас система “фильтров”, то есть то, что мы считаем законным, попадает в общий котел – в актуальный реестр прав собственности и гражданского состояния. Но эту базу никто не держит. Поскольку протокол одинаков для всех, каждый, кто желает взглянуть в базу данных (она может быть не одна общая, а много специализированных: ЗАГС, земельный кадастр и т.п.), закачивает связку блокчейнов и накладывает поверх них этот протокол.
Пока мы верим власти, мы используем протокол, накладываем его поверх, и все независимо друг от друга получаем одну и те же базу данных локально у себя на ПК. Легитимизация происходит через добровольное принятие протокола. Элементы протокола (умные законы и решения судов) тоже записываются в блокчейн. Но если власть зарвалась, то всю эту надстройку можно снести, а данные в блокчейне никак не пострадают (все факты, законны они или нет, записаны там, включая незаконные решения чиновников и судов). И в результате перезагрузки власти, можно наложить на все те старые записи новый образ справедливости и закона. Если чиновник Боб отобрал землю у Алисы, то после свержения власти новое правительство просто сносит нафиг старую базу данных, создаёт новые фильтры и пересканирует блокчейны с новыми фильтрами. По новым правилам Алиса оказывается восстановлена в своих правах, путём простого объявления записи об отъёме участка невалидной.
В продолжение темы вот короткий ролик о CBDC и криптовалютах центральных банков, которые вообще не криптовалюты, а форменная ложь.
В своём недавнем посте Анкап-тян написала, что не убеждена моими аргументами в необходимости абсолютного НАП. К сожалению, подобное непонимание фактов и противоречивость позиций постоянно встречается у многих либертарианцев. Раз Анкап-тян не убедила реальная угроза глобальной катастрофы (пример с вирусом), должна убедить более сильная, в понимании любого либертарианца, угроза — невозможность реализации свободного общества (панархии и анкапа) без принятия абсолютного НАП. Без него анкап — это действительно утопия. Вот почему:
1) Признанное в научном сообществе исследование Джека Хиршлейфера про устойчивость анархии, где, кроме всего прочего, упоминается сценарий появления «военного гегемона» (что есть ничто иное как появление стационарного бандита — государства) при нарушении равномерного баланса потенциала насилия (БПН) в обществе. А там где существует равномерный БПН, принуждать с помощью физического насилия нельзя по определению.
2) Если кого-то в обществе можно заставить с помощью насилия выплатить компенсацию, точно также можно заставить платить налоги — технически разницы нет никакой! А там где налоги, снова добро пожаловать в этатизм! Михаил Светов это отлично понимает, поэтому на каждом стриме повторяет: нужно избавляться от плохих инструментов, уничтожить «кольцо всевластия» (что есть ничто иное как возможность с выгодой для себя применять агрессивное физическое насилие вне зависимости от целей — это же просто инструмент, моральные категории тут не играют роли).
3) Понимание справедливости у всех разное. Для члена ЭКЮ «Социалист» организация забастовки это героический поступок, для ЭКЮ «Класслиб» это преступление. Допустим, рабочий — гражданин ЭКЮ «Класслиб» организовал забастовку, работодатель подал в суд и его приговорили к выплате неподъёмной компенсации, что по сути означает отправление в рабство. Он просит защиту у ЭКЮ «Социалист», та соглашается. Ваши действия?
(а) Если признаёте абсолютный НАП, то всё хорошо — максимум с ним больше не ведут дела бизнесы из ЭКЮ «Класслиб».
(б) Если не признаёте — вы сами труп, даже если не имеете никакого отношения к этому делу. ЭКЮ «Класслиб» отправляет силовиков к перебежчику, силовики «Социалиста» контратакуют, «Класслиб» запускает ракеты по военным объектам и главному офису «Социалиста», те отвечают с помощью ОМП. Вам очень повезёт, если это будет всего лишь тактическое ядерное оружие. Но ЯО это сложно и дорого, поэтому, скорее всего, вспыхивает глобальная пандемия по-настоящему серьёзного вируса со смертностью 30-50% и вирус испытывает на прочность иммунную систему уже в вашем организме.
4) До появления ОМП и доктрины сдерживания (M.A.D. Джона фон Неймана) подобный конфликт между ЭКЮ («защитных агентств», племён, фратрий) всегда приводил к образованию привычного нам государства с гигантскими протяжёнными границами типа России. Хотя мне не нравятся многие рассуждения Роберта Нозика, но здесь он оказался прав. Не признаёшь абсолютный НАП — добро пожаловать снова в государство!
5) Допустим мы признаём, что нельзя применять насилие против ЭКЮ, но почему можно против одного человека? А против 10 уже нельзя? Где граница?! При панархии возможность создать свою ЭКЮ и выйти из юрисдикции предыдущей это основа существования модели, без этого панархия невозможна. Также как и при анкапе «суверенитет личности»: один человек равно одно государство в современном понимании. А суверенные государства, как мы прекрасно знаем, друг к другу насилие не применяют, иначе они никакие не суверенные.
6) Мир «Джона Уика» не понравится большинству населения. Что ни говори, но даже мне умеренное государство вроде Швеции кажется более привлекательным вариантом, чем жизнь в таком адище под мафией. Большинству людей тем более, соответственно, привлекательность у такого «анкапа» никакая!
7) Напоследок — доказательство самой истории. Так любимые многими либертарианцами примеры анкапа в прошлом — средневековая Ирландия и Исландия закончили свой путь вовсе не из-за каких-то типичный проблем анкапа, о которых постоянно говорят (дороги, суды). А по банальной причине — их завоевали. Но это произошло не просто так и вполне было ожидаемо. Если эти общества были бы идейно-волюнтаристскими, они целенаправленно боролись бы с агрессивным насилием, создавали для этой цели культурные произведения, методики, технологии и самое главное — несли бы эти ценности во весь мир. В таком случае сами англичане изгнали бы из общества Кромвеля при первой же попытке инициировать агрессивное насилие когда-то в юности и Ирландия до сих пор была бы анкапской.
Между прочим, в некоторых обществах иногда стихийно появлялись права у женщин, но потом исчезали, когда приходили завоеватели или новый жестокий вождь. Глобально же права женщин стали новой нормальностью, данностью для всех, только лишь в 20-м веке после направленной деятельности суфражисток. Точно также и с анкапом — чтобы он стал реальностью и не исчез через секунду, нужна направленная деятельность по борьбе с агрессивным насилием, т. е. абсолютный НАП должен стать новой нормальностью жизни.
Я благодарна Григорию Баженову за продолжение дискуссии про будущее денег. Кросс-посты в телеграме это несколько аутичный формат ведения беседы, но что поделать, особенности площадки.
Потребительская инфляция в США.
Вот моя цитата из нашей дискуссии в комментах на ютубе:
Если люди сидят по домам на карантине, то производство потребительских товаров и услуг так или иначе сократится. Между тем, правительствам предлагается субсидировать людям выпадающие зарплаты, то есть деньги на поход в магазин у них будут, а товары там будут появляться в меньшем количестве. То есть либо правительство регулирует цены, как уже анонсировало в России, и получает дефицит, либо не регулирует, и получает рост цен.
Через некоторое время я читаю в посте авторитетного американиста Дудакова:
Сбываются прогнозы экономистов, которые предрекали, что после эпидемии США и другие западные страны впервые за 40 лет ожидает скачок потребительской инфляции.
Скачок цен на мясо шёл там в качестве иллюстрации, но проблема куда шире. Я не читала упоминаемых Малеком прогнозов экономистов, и свой прогноз делала на основе простейшей логики. Правда, я думала, что правительства стоят перед дилеммой – регулировать цены или смириться с их ростом. Оказалось, что Трамп прибег к третьей опции – прямое директивное управление производством.
Впрочем, предполагаемое быстрое восстановление экономики развитых стран скорее всего приведёт к тому, что и цены на временно недопроизводимые потребительские товары вернутся к значениям, близким к докризисным. Так что по этому малопринципиальному вопросу я не вижу большого смысла долго дискутировать.
Роль биткоина
Мой изначальный вопрос к Григорию формулировался так:
Как будет вести себя экономика, в которой параллельно в сопоставимых масштабах ходят деньги, создаваемые в банковской системе с частичным резервированием, и деньги, частичного резервирования не предусматривающие?
Я не экономист, и мне было интересно узнать мнение профессионалов о том, как бы выглядело поведение системы с предложенными параметрами. Увы, вместо ответа я получила уверения в том, что капитализация биткоина сегодня слишком мала, волатильность слишком велика, в качестве денег его использовать нельзя, в качестве защитного актива он плох и так далее. Короче, мне рассказывали про сегодняшний биткоин, а не про гипотетическую ситуацию, в которой его капитализация уже достигла значений, сопоставимых с денежной массой мировых резервных валют, или хотя бы золота.
Ну а пока что – да, я полностью согласна с тем, что биткоин волатильнее золота, что это плохой защитный актив, и что его ликвидность ниже, чем у доллара (хотя на мировом рынке ликвидность биткоина куда выше, чем у российского рубля). На сегодня роль биткоина – это в меньшей степени инструмент для краткосрочных спекуляций, и в большей степени – инструмент для долгосрочных инвестиций. Тому, кто купил биткоин пять лет назад, не так уж важно, насколько сильно скачет сегодняшний курс, потому что он давно и прочно в плюсе. Аналогично, сегодняшнему покупателю не так уж важно, по какой цене покупать, если он собирается удерживать биткоин в течение хотя бы пяти лет. Он в любом случае будет в плюсе. Если Григорий не согласен с этим утверждением, интересно было бы почитать его доводы.
Впрочем, даже в той маловероятной ситуации, при которой долгосрочный тренд валютной пары BTC/USD из растущего превратится в горизонтальный или даже падающий, биткоин сохраняет свою значимость как цифровой пиринговый кэш, то есть ценность, которую можно передавать из рук в руки по каналам связи без использования таких ненадёжных посредников, как регулируемые государством банки или системы переводов. Однако мой вопрос к Григорию касается только той гипотетической ситуации, когда капитализация битка и объёмы торговли за него уже значительно выросли – а не сегодняшней картины, которую мы и так уже знаем.
Необеспеченные обязательства и частичное резервирование
Отдельной строкой идёт пост Артёма Северского о том, что деньги это анти-товар, и что выдача кредитов из собственных сбережений неэффективна, куда разумнее выдавать кредиты деньгами, которые создаются из воздуха. Я не вижу смысла запрещать кому-либо давать другим необеспеченные обязательства, мне вполне достаточно того, чтобы обеспеченные и необеспеченные обязательства было невозможно перепутать, а дальше пусть себе работают рыночные механизмы.
Так, я могу использовать в расчётах биткоины, и если я получаю биткоиновый кредит, то лишь благодаря тому, что кредитор действительно имел эти битки на руках перед тем, как любезно прокредитовать меня. А могу выпустить собственные анкап-токены, привязать их цену к одной статье на заказ – и продавать всем желающим в обмен на потребительские блага токенизированные обязательства по созданию текстов. Это будет необеспеченным обязательством, но при чём тут частичное резервирование? Частичное резервирование – это если некто купит сотню моих токенов и выпустит тысячу своих, с обязательством по первому требованию поменять их на мои.
Франклин смотрит на цыганский физический биткоин как на необеспеченное обязательство
Попытка разобраться зачем нужны карантины, локдауны, как это выглядит с позиции либертарианца и что же в этом бардаке делать.
Что будет если не сдерживать эпидемию?
Сейчас идёт эпидемия COVID-19, ВОЗ объявила пандемию, многие страны закрываются на карантин («Lockdown» — запрет на перемещения), экономика теряет деньги. У многих возникает вопрос: а нужно ли это? Вот эти вот все неудобства, ограничения свобод, ущерб компаниям, лишняя власть правительствам, оправдано ли это?
Давайте посмотрим, что будет если вообще ничего не делать?
По нашим оценкам, в отсутствие вмешательств, COVID-19 привел бы к 7 миллиардам инфекций и 40 миллионам случаев смерти во всем мире в этом году.
Так, умрут 40 миллионов, переболеет 7 миллиардов (почти всё население Земли) — это получается что-то типа 0,57% населения погибнут. Цифра приличная, но это не 80% и не 50%, и даже не 10%.
И ещё с сопутствующими заболеваниями: сердечно-сосудистые, диабет, хронические респираторные заболевания, рак, гипертония.
Так что же это получается? Умрут больные старики и экономика особо не пострадает? Да, примерно так и выходит.
А зачем нужен карантин?
Всё очень просто:
Если стратегия подавления применяется на ранней стадии (при 0,2 смертельных случаях на 100 000 населения в неделю) и поддерживается, то можно спасти 38,7 млн. жизней.
Вот для этого. Вакцины нет, лечить эффективно невозможно, поэтому есть такая мера — ограничение контактов, которая на ранней стадии распространения поможет спасти почти 97% больных стариков, согласно выстроенной модели.
Поэтому давайте поймём — ограничение передвижений это не про экономику, это про спасение пожилых людей, чаще всего с сопутствующими заболеваниями. Экономика их отсутствия не заметит.
Что делать либертарианцам?
Либертарианство это не про этику. Поэтому когда мы говорим «либертарианец», то мы ничего не говорим про этические нормы или про мораль. С другой стороны определённое отношение к эпидемии от либертарианцев мы можем ожидать.
Либертарианство предлагает взять ответственность за себя и свою жизнь непосредственно каждому человеку, а не отдавать её «разумному правительству, которое знает как лучше», поэтому либертарианец более самостоятелен и больше принимает мер в индивидуальном порядке.
Наверное либертарианец сделает на случай кризиса необходимые денежные накопления, запас продуктов, заблаговременно приобретёт средства индивидуальной защиты. Это очень разумно для того, чтобы обеспечить безопасность объекта ответственности — себя.
Возможно либертарианец примет участие в различных социальных инициативах: помощи другим членам сообщества, распространении правдивой информации, методов защиты и правилах гигиены. Социум — это площадка перед домом либертарианца и он, как хороший хозяин, хочет содержать её в чистоте и порядке.
Вполне возможно либертарианец будет выступать против попыток государства ввести глупые ограничения или чрезмерно расширить свои права, к примеру запретить регистрацию браков или ввести тотальную слежку.
Будет ли либертарианец соблюдать карантин или локдаун? Скорее всего он уже его соблюдает, т.к. не ждёт пока «мамка скажет, что можно, а что нельзя», а сам принимает решения. И не смотря на то, что либертарианец выступает против формы общения: «правительство приказало — народ выполнил», тем не менее в его жизни эти запреты ничего не поменяли.
Может ли либертарианец сказать «да пусть умирают старики, экономика важнее», теоретически может, либертарианство не про этику. Но такое поведение опасно для жизни окружающих. В случае нанесения ущерба он будет нести бремя штрафов и других видов компенсаций. Не говоря уж о репутационных издержках.
Холон Синергийный выпустил статью с критикой доктрины сдерживания, про которую мы периодически пишем. Проясним некоторые моменты.
1) Не стоит путать доктрину сдерживания и терроризм. ДС это стратегия повышения издержек инициации агрессии. Методы повышения издержек могут вообще не предполагать применение физического насилия. Возможно, Холон читал не все наши статьи про ДС, и упустил вот эту. Если ДС ненасильственная, государству сложнее наклеить на либертарианцев ярлык территористов.
2) Никаких вундервафлей (робо-пчёл, генно-модифицированных вирусов и тем более оружия судного дня) для ДС не требуется. Опора на вундервафли это никак не либертарианская стратегия, ибо они крайне сложны, дороги и будут доступны немногим (а значит, эти люди смогут принуждать остальных, в конечном счёте воссоздав статус кво). Для устойчивого свободного общества по Хиршлейферу нужен баланс потенциала насилия (БПН), то есть оружие и стратегии сдерживания должны быть крайне просты и доступны для максимального числа людей.
3) Для оружия сдерживания, в отличие от оружия для классических войн, практически неприменимо соревнование «снаряда и брони». Нанести неприемлемый ущерб можно миллионом различным способов, причём постоянно появляются новые. Не зря же после появления ЯО стали говорить о ядерном сдерживании, а не о разработке нейтрализатора ядерных бомб.
Для защиты от каждого из видов оружия сдерживания нужна отдельная «броня». Например, если у сдерживающей стороны есть баллистические ракеты, крылатые ракеты и микро-дроны, для перехвата удара возмездия нужно иметь ПВО/ПРО для каждого типа, причём с большим запасом. Способов сделать больно можно придумать столько, что на оборону не хватит даже почти безмерного военного бюджета США.
4) Экскурс в историю средневековых протопанархий показывает, что запрос на подобные институты существует давно, а сейчас и теория разработана лучше, и технологический уровень выше. К тому же в ДС не обязательно вовлекать всё общество. Даже немногие уже будут создавать для остальных положительную экстерналию, что пример с Femgericht отлично демонстрирует.
5) Что касается всеобщей прозрачности, то на её основе также можно создать самостоятельную стратегию сдерживания. У либертарианской юрисдикции может вообще не быть никакого оружия для ответного удара по объектам государства, только много камер и стриминг в сеть (на сервер, который не поддаётся цензуре и через канал, который невозможно подавить – например, Starlink Илона Маска, где используется узконаправленный луч). Если стационарный бандит попытается напасть на эту юрисдикцию, трансляция нападения в сеть со всеми его сочными моментами нанесёт удар по легитимности власти (терпимость к насилию сейчас крайне низка, и всякие правозащитники начнут подрывать карьеру отдавшим приказ о нападении). Жителям такой либертарианской юрисдикции не потребуется оружия сложнее предметов быта – только чтобы делать картинку покрасочнее, иначе скоротечное шоу “налетели и скрутили” не наберёт критическую массу просмотров.
Подобной стратегией успешно воспользовались американские борцы за равные права чернокожих в 1950-е. Чёрные активисты садились в автобусах на места для белых, отказывались их уступать по требованию кондуктора, и полиция их арестовывала. Общественные организации часто оплачивали им штрафы, чтобы умножить число участников подобных акций. Такие случаи активно освещались в СМИ, и в обществе начало нарастать раздражение к официальным лицам, поддерживающим сегрегацию. В конечном итоге сторонникам сегрегации пришлось прогнуться.
Роза Паркс, пионер троллинга автобусных компаний и законов о сегрегации
Я откомментировала колонку Битарха о продвижении либертарианства через теорию стационарного бандита в том ключе, что это во многом стук в открытые двери: бандитская сущность государства быстро признаётся любым собеседником, ну а дальше начинаются рассуждения о меньшем зле. В частности, в России популярна тема апелляции к опыту девяностых годов прошлого века, когда было засилье кочевых бандитов.
Все три условия устойчивости анархии по Хиршлейферу в России девяностых не выполнялись, то есть либертарианства в девяностые не было.
На это я вынуждена констатировать, что Битарх опять стучится в открытую дверь, и о том, что в девяностые было либертарианство, речи не идёт, если, конечно, вы не спорите с троллем. Речь о том, что для продвижения либертарианства через теорию стационарного бандита нужно предъявить аргументы, как, упразднив стационарного бандита, не допустить засилья кочевых.
Интересна также критика со стороны Владимира Золоторева, который совершенно справедливо указывает: стационарный бандит опаснее кочевого, потому что он в состоянии нанести обществу куда больший ущерб, и при этом способствует тому, что у общества не остаётся сил на борьбу с какими бы то ни было бандитами. Он не пишет прямо, но из этой посылки следует, что возврат в эпоху кочевых бандитов является для общества приемлемой ценой за уничтожение бандита стационарного, хотя, по хорошему, выбирать нужно всё-таки не между стационарным и кочевым бандитами, а между наличием бандита и его отсутствием.
Итак, вроде бы договорились: бандит не нужен, давайте его изживать, надо обеспечить в обществе баланс потенциала насилия, и будет нам устойчивая анархия. Но тут от читателя с ником Холон Синергийный подоспела критика предлагаемых механизмов доктрины сдерживания (текст пришёл по частным каналам, публикую его в телеграфе, выступающем в качестве нейтральной площадки).
Текст очень длинен и сложен для восприятия, так что даю краткую экспликацию:
1. Как следует из статьи Мазарра о доктрине сдерживания, перевод которой я недавно выкладывала, для успешного сдерживания очень важен фактор восприятия. Противник должен понимать, что когда потенциальная жертва кричит, мол, я ему глаз на жопу натяну, если сделает ещё шаг – то жертва реально готова реализовать свои угрозы, потому что загнана в угол, и у неё нет никакого выхода, кроме расчехления своих арсеналов по натягиванию глаз на жопы. При этом сам потенциальный агрессор ни в коем случае не должен быть поставлен в столь же безвыходное положение, когда ему ничего не остаётся, как рискнуть глазом и сделать шаг вперёд. Но чем успешнее будет реализовываться подобная доктрина, тем чаще угрозы будут представлять собой блеф – просто из соображений экономии. 2. Государство также реализует доктрину сдерживания в отношении представителей общества, желающих его уничтожения. Один из самых надёжных способов для него – взять общество в заложники. Любой член общества должен понимать, что от любых угроз или, не дай бог, реальных действий против представителей государства хуже будет только условному Воронежу. Так, государство изобрело концепцию экстремизма, и теперь в любом закручивании гаек виноваты экстремисты, именно для защиты от них общества все эти меры безопасности и предпринимаются. Редкие успешные акции против государства лишь подтверждают, что экстремизм не выдумка, и государственные меры безопасности оправданы. 3. Попытки предлагать для борьбы с представителями государства всё более технологичное оружие вроде микродронов и уберизации насилия приведут к тому, что государство с огромным удовольствием начнёт защищать граждан от микродронов и убер-насилия, а для этого потребуются уже совершенно тоталитарные методы контроля вообще всех аспектов жизни. В пределе эта гонка вооружений приводит к тому, что каждому становится доступно оружие судного дня, и тогда гроб, гроб, кладбище, пидор. 4. На закуску даётся исторический экскурс в средневековую Саксонию, в которой успешно практиковалось нечто очень близкое к описанной мною концепции убер-возмездия. Тем не менее, система не пережила своего времени, как и все прочие средневековые элементы панархии, и уступила монополии государства на суд и расправу. Автор предлагает подумать, не был ли подобный исход закономерным.
Главным выводом из всего этого хитросплетения доводов я бы сделала следующее соображение. Ни одна доктрина не является панацеей. Государство – в головах. Это означает, что хотя в ряде случаев проблема государства может быть успешно упрощена отрезанием особо мешающих голов или угрозой подобной декапитации, решающее значение имеют всё-таки средства индоктринации свободой. Их же приходится подбирать индивидуально.
