Михаил Пожарский выпустил очень хороший ролик с некорректным названием: Почему мы боимся оружия.
Правильнее было бы назвать его “Почему они боятся оружия”. А ещё лучше “Почему мы не боимся оружия”. Я говорю про нас, либертарианцев, ну или, если брать не так широко, про народ Монтелиберо, в отношении которого к оружию я совершенно точно уверена, и оно действительно таково, как Михаил и описывает.
Действительно, признавая право ближнего быть вооружённым, мы тем самым оказываем ему доверие. Лучший подарок ребёнку – это нож. Какой же ребёнок без ножа? Во всей классической детской литературе все дети с ножами. Ну, ладно, мужская половина.
У меня вот в детстве ножа не было. А мой первый парень подкупил меня тем, что с порога предложил мне посмотреть, какую он себе сделал нагайку. Он-то мне первый нож и подарил, как было не растаять от такого доверия?
И хотя был он из какой-то левацкой секты, и расстались мы через пару месяцев, а свою важную роль этот эпизод сыграл. Каждый раз, когда я слышу это вот “вы хотите раздать всем оружие, чтобы все друг друга поубивали”, я искренне удивляюсь: во-первых, с чего это вдруг раздать, пусть сами купят, ну или примут в подарок от людей, которым они дороги; а во-вторых, с чего вдруг поубивают, дурные они, что ли?
Эта базовая презумпция доверия людям – она очень характерна для либертарианцев. Если человек уверен, что люди это сонмище пороков, то он не может стать никем, кроме как этатистом, и уповать на чью-то твёрдую руку, которая всех приструнит. Говорят, есть ещё религиозные либертарианцы, которые, считая человека сосудом греха, уповают на Господа, а себя мнят его орудием, но это какая-то заокеанская ересь, о которой я доподлинно судить не берусь, знаю лишь то, что для народа Монтелиберо она нехарактерна.
В общем, спасибо Михаилу за хорошие формулировки, ролик наводит на размышления.
Ещё там было про психопатию, но об этом уже пусть Битарх с Волюнтаристом размышляют, их тема.
Михаил Светов выпустил ещё один вводный ролик про либертарианство.
Видимо, самое первое видео на канале СВТВ, Пять минут о либертарианстве, через которое об этой идеологии и впрямь узнали очень многие, чем-то перестало его устраивать.
Давайте сравним, что поменялось.
Старый ролик – это скороговорка из плотно нарезанных либертарианских тейков, слабо связанных в единую логическую линию. Ключевые тейки: либертарианство – о том, что цель не оправдывает средства, о праве жертвы на защиту от насилия, о праве любить и ненавидеть. Либертарианство это моральный компас. В ролике присутствуют упоминания о личных вкусах Михаила, не имеющих отношения к теме.
Новый ролик читается размеренным тоном сказочника, снабжён несложной, но достаточно залипательной анимацией, и куда более чётко логически выверен.
Мне, конечно, не нравится самое начало ролика, где самопринадлежность подаётся как нечто неотъемлемое и непонятно кем данное, а принцип неагрессии зачем-то называется договором. Почему не наоборот, договор о самопринадлежности и неотъемлемое естественное право сопротивляться насилию? Это, в общем-то, важно, ведь по Михаилу нарушение договора о неагрессии выводит человека из правового поля, и тут уже возникает вопрос: а что же такое правовое поле?
Между прочим, видеоряд в этом месте прямо противоречит тексту. Агрессор угрожает насилием, тем самым вроде как должен выйти из правового поля, тут появляется внешний защитник, и что же делает агрессор? Он бросает нож и сдаётся. То есть прибегает к правовой процедуре! Он демонстрирует, что более не является агрессором, и что теперь его расстрел из всех стволов уже не так уж привлекателен в глазах стороннего наблюдателя. Иначе говоря, ни из какого правового поля агрессор не выходит. Ну или выходит вот прямо непосредственно в момент агрессии, когда его и допустимо нашпиговать свинцом. Так, по крайней мере, можно понять из ролика.
В общем, Светов никогда не отличался строгостью понятийной базы, но для политика это всё-таки избыточное требование, его дело аудиторию привлекать. С этим ролик предположительно должен справляться неплохо, могу смело рекомендовать к распространению.
Перевела очередную главу книги Эрика Мака Либертарианство. Здесь автор кратенько (ну, насколько слово “кратенько” применимо к Эрику Маку) объясняет, что когда Ролз пытается рассказать, почему либертарианцы неправы, отрицая необходимость некой введённой Ролзом базовой структуры, которая будет навязывать всем единые правила и процедуры во имя справедливости, он не может одновременно заявлять, что эта структура, дескать, будет белой, пушистой, вводить понятные и разумные правила, согласно которым можно будет уплатить налоги и спать спокойно. Нет, согласно Ролзу, налоги уплатить будет нужно, но права спокойно спать это всё равно не даст: постфактум ваш доход всё равно может быть признан несправедливым, и вас заставят дополнительно раскошелиться во имя справедливости.
Кстати, насчёт раскошелиться. У меня заблокировали доступ к киви-кошельку, а при попытке его восстановить я обнаружила, что со всеми своими переездами давно посеяла российскую симку, к которой он был привязан. Деньги оттуда вывести удалось, но я больше не считаю этот канал получения средств надёжным. Таким образом, у вас больше нет опции донатить мне в регулируемых государством фиатных инструментах (а все записи в приватном канале на boosty теперь открыты – вряд ли вы найдёте там много интересного). Для разовых донатов к вашим услугам остались лишь различные сорта криптовалют (особенно рекомендую токены, имеющие хождение в рамках проекта Монтелиберо). На регулярные донаты криптовалютные кошельки обычно не заточены по своему дизайну, тут требуется кастодиальное хранение. Так что можете пока что в качестве костыля просто поставить себе ежемесячную напоминалку “задонатить Анкап-тян”.
Второй вопрос достаточно прост, отвечу на него первым. Частному охраннику тоже выгоднее воровать продукты из магазина, а не следить, чтобы другие не воровали. Но только в краткосрочной перспективе, а потом его увольняют, с большим или меньшим скандалом. Важно не давать ему полномочий сверх тех, которые прямо требуются для выполнения трудовых обязанностей, иначе он не только будет воровать, но ещё и кошмарить прочий персонал, чтобы покрывали воровство, создавая для владельцев фиктивные отчёты. Не исключаю, что кое-где такие схемы от нерадивости владельцев магазина даже возникают, но обычно есть система стимулов, делающих подобное поведение маловероятным, и не дающих ему зайти слишком далеко.
А теперь поговорим о детях.
Для начала отмечу, что уже сейчас, при государстве, детей вполне себе продают в рабство. И я даже не о государственном рабстве, вроде трудовой повинности по сбору хлопка для узбекских школьников, а о частном, которое этим же самым государством запрещается. Тем не менее, именно при государстве система стимулов для полиции, как подсвечено в ответе на первый вопрос, такова, что полиции может быть выгоднее самой продавать детей в рабство или крышевать такую торговлю. Трудовое частное детское рабство характерно скорее для какой-нибудь Чёрной Африки с её довольно примитивной горнодобывающей индустрией. В более зажиточных странах актуальнее сексуальное рабство.
Спрашивается, почему это всё слабо заботит авторов вопросов про детское рабство при анкапе? Нетрудно ответить. При государстве частное детское рабство считается маргинальным, оно имеет место где-то далеко, и в глаза не бросается. Опасения авторов вопросов вызывает именно потенциальная ситуация, когда такое рабство респектабельно. Когда на это натыкаешься на улице и в инфопространстве на каждом шагу, а потому приходится мириться с существованием этого явления, а если возьмёшься бороться с этим средствами морального давления, то при этом сам окажешься в шкуре маргинала, который мешает приличным людям вести себя привычным образом.
Может ли детское рабство стать в анкап-сообществе респектабельной практикой? Разумеется, может. Согласно принципам либертарианства, реституция это вполне легитимный способ приобретения собственности, и если, скажем, ребёнок испортил какое-то дорогое имущество (а дети это иногда делают), то от ребёнка вполне допустимо требовать компенсации и даже принудительно её взыскивать, ведь он обладает самопринадлежностью, а с какого возраста вменять полную правосубъектность – это вопрос конвенции. Реституция вполне допустима не только в денежной, но и в натуральной форме, вот вам и предпосылка к рабству.
Таким образом, практики, когда ребёнок отрабатывает разбитое соседское окно стрижкой соседского газона, при анкапе более чем вероятны, поскольку не вызывают морального отторжения. Что может помешать развиться более жёстким практикам, когда, скажем, от ребёнка требуют в качестве реституции чего-нибудь, что тот же взрослый счёл бы для себя унизительным, вроде съёмок в БДСМ ролике? Именно то самое моральное отторжение и помешает. Слишком много найдётся людей, которые, примеряя ситуацию на себя, заявили бы, что не согласились бы на это ни за какие деньги, а потому лично им такая реституция видится несправедливой (предмет конфликта оценивается несоразмерно менее значительным, чем причиняемый в ходе реституции ущерб). Либертарианская мораль требует вмешиваться в конфликты на справедливой стороне, поэтому у ребёнка в подобной ситуации будут легко находиться защитники.
Ну а коли так, то авторы вопросов про детское рабство при анкапе могут выдохнуть с облегчением: хуже, чем при государстве, точно не станет. Можно и дальше продолжить бойкотировать производителей одежды, сделанной с применением принудительного детского труда, а анкапов оставить в покое.
В главе Анархия, минимальное государство без налогообложения и минимальное государство с налогообложением Эрик Мак впервые хоть немножко затрагивает тему анкапа, которой доселе брезгливо пренебрегал. Забавно, что раздел, в котором эта тема возникает – заключительный в книге, касающийся даже не изложения доктрин либертарианства, а вовсе даже критики оного. Ну, что с них взять, с академических философов.
Спасибо Алексу Дворецкому за донат, побудивший меня на перевод. В полном соответствии с экономическим мэйнстримом, финансирование таких общественных благ, как публикации чего-либо в открытый доступ, должны недофинансироваться, и тем не менее ваши донаты меня исправно кормят, хотя и не досыта.
В книге осталось перевести всего три главы. Обычно это означает, что процесс должен ускориться, потому что всем любопытно, будет ли хэппи-энд и поженятся ли главные герои. Посмотрим.
Автор бегло накидывает собственный набор базовых либертарианских принципов, дальше заявляет, что из этих принципов прекрасно можно вывести развитое государственное перераспределение и регулирование, а если типичный либертарианец почему-то отказывается следовать этим выводам, то с ним явно что-то не так.
Далее демонстрируется, что вот если бы либертарианцы выкинули свои дурацкие идеалы свободы и взяли вместо них на вооружение куда более популярные идеалы порядка, чистоты, почитания авторитетов, заботы и прочих прекрасных вещей, то они бы, конечно, сумели сделать это новое перекроенное учение более популярным, чем нынешняя лузерская секта свободопоклонников.
В статье много вполне дельной критики, не буду её всю пересказывать. Могу лишь порекомендовать перечитать главу Анархистская политика: о Либертарианской партии из фридмановской Механики свободы. Не вижу смысла добавлять ещё что-то к словам дедушки, он давным-давно показал направление эволюции взглядов либертарианских политиков, и как к этому относиться.
Алекс Дворецкий подбодрил меня очередным донатом, так что я выпускаю перевод заключительной главки бонусного раздела книги Эрика Мака про либертарианство. Глава посвящена проблеме, с которой сталкиваются все косвенные консеквенциалистские подходы к созданию приятного для жизни общества. Для того, чтобы люди в обществе ограничивались добровольным взаимодействием, требуется добровольное самоограничение и повсеместное соблюдение правил справедливого поведения. Но для каждого конкретного человека всегда найдётся оправдание того, чтобы немножко отступить от этих правил ради чуть большей выгоды. И он знает, что у других тоже есть аналогичные оправдания. Откуда тут взяться уверенности, что все будут соблюдать правила? А без этой уверенности кто же будет их соблюдать?
Именно поэтому голый консеквенциализм не способен создать устойчивое либертарианское общество – необходим катализатор в виде веры в необходимость соблюдения правил, то есть их соблюдение должно оказываться самоценным, а не просто средством для достижения общего благополучия. И лишь тогда общее благополучие приложится.
Мне осталось перевести последнюю часть книги, посвящённую критике либертарианства. Там введение и четыре главы, глядишь, управлюсь в разумные сроки, до того, как вдохновивший меня на перевод Михаил Пожарский помрёт от скуки.
Полгода назад Михаил выступал в Латинской Америке и рассказывал, что у государства нет стимулов “оставить вас в покое и позволить вам жить так, как хочется”, но есть экономические и властные стимулы, чтобы этого не делать.
А в конце лекции напрямую сказал, что либертарианство – это революционная идеология. И если в душе вы не экстремист-революционер, то вы и не настоящий либертарианец.
Как относишься к этому заявлению и лекции в целом?
Анонимный вопрос
С чувством лёгкой ностальгии перечитала свой пост про беседу Светова и Шульман. Отметила, что не сбылось ни световское предчувствие гражданской войны, ни предчувствие, высказанное Шульман, о том что власть продолжит терять позиции в ходе выборов. Вместо этого мы имеем гекатомбу, которую Путин устраивает собственным избирателям руками ВСУ, что, конечно же, не предсказывал в 2018 году примерно никто. Надо полагать, это означает, что не так уж они ему и нужны, эти самые избиратели.
В упомянутой вами латиноамериканской лекции Светов запустил интересный тейк о том, что мы не сопротивляемся государству не из-за того, что у него самая большая дубинка, а из-за того, что в глубине души верим-таки в его легитимность, даже если позиционируем себя как анкапов. Это корреспондирует и с известным тейком Бельковича о том, что мы уже живём при анкапе, просто все поляны поделены между бандитами, а люди преимущественно безропотно терпят своё подкрышное состояние, хотя, в общем-то, не обязаны.
В качестве обоснования своего тезиса Светов выводит на сцену нищего афганца с калашом, который прогнал сперва советских, а потом и американских цивилизаторов, потому что его вера в то, что именно он знает, как правильно жить, была куда более сильной.
Поскольку всю первую часть своей лекции Светов посвятил смакованию того, как его били и унижали представители и пособники государства, пока он пилил крутейшие в Восточной Европе ивенты, из этого можно заключить, что и он в глубине души верит в легитимность государства. В конце концов, правильный искренний анкап с кучей биткоинов уж наверное нашёл бы способ лично отомстить тем несчастным шестёркам, которые посмели нарушить NAP в его отношении, и тем подать хороший пример того, как следует поступать с нарушителями принципа неагрессии.
Как вы могли заметить, мой тон и в России-то всегда был довольно экстремистским, а как выехала за пределы РФ, так и вовсе распоясалась. На практике, однако, мой активизм очень редко заходит дальше уклонения от налогов. Наверное, я пока просто жду талантливого либертарианского революционера, который поднимет людей на баррикады, за свободу и рыночек – чтобы встать под его знамёна. Ну а пока пламенные либертарианцы ограничиваются тем, что с упрёком всматриваются в латиноамериканскую аудиторию в поисках радикалов, приходится и мне ограничиваться сугубо мирной деятельностью по построению своего деревенского анкапа.
И почему многие считают, что подобная экономическая политика государства приводит к росту благосостояния граждан? И почему они на самом деле заблуждаются?
Меня тут понукают высказаться по украинскому вопросу, но лучше я отвечу вот на этот.
Меркантилизм – это любая политика, основанная на идее о том, что свободная торговля недопустима, и её следует регулировать. Раньше одним из оправданий такой политики служило представление о том, что торговля это война, где один теряет, второй наживается, и если не приструнить наживающегося торговца, то он всех сгноит, а сам упьётся народной кровушкой. Это странное представление о торговле сопровождалось представлением о вреде конкуренции: при конкуренции, дескать, купцу или ремесленнику нельзя сосредоточиться на одном отведённом участке деятельности, и из-за бессмысленной войны между собой в производстве и торговле будет полный хаос. Наконец, это сопровождалось представлением о том, что низкие цены на товар вредны, равно как вредны и высокие цены на труд – потому что есть справедливые цены, и всякий производитель или торговец обязан их соблюдать.
Неудивительно что там, где подобные представления неукоснительно соблюдались, у человечества было мало шансов обогащаться и развивать технологии. Но это сопровождалось также постулатом о пользе нищеты для спасения души, так что никакой проблемы в этом не видели.
Наконец, меркантилизм подразумевал, что правителю крайне глупо позволять людям покупать зарубежные товары за деньги, потому что куда полезнее копить деньги в казне – они всегда пригодятся для покупки предметов роскоши, но главное – для оплаты войн. А это означало, что торговлю следует облагать максимально возможными пошлинами.
Более или менее систематическое изложение ошибочности меркантилистских взглядов сделал ещё Адам Смит в своём Богатстве народов, о чём <Шульман mode on>нам доложил Пушкин, повествуя об образовании в начале 19 века: бранил Гомера, Феокрита, зато читал Адама Смита и был глубокий эконом, то есть умел судить о том, как государство богатеет, и чем живёт, и почему не нужно золота ему, когда простой продукт имеет</Шульман mode off>. Окончательно же почва из-под меркантилизма была выбита уже в ходе маржиналистской революции (недавно в Москве прошла конференция в честь 150-летия этого события), когда механизм ценообразования был объяснён через субъективные предпочтения, а не через себестоимость, и это окончательно сделало понятным, почему при добровольной сделке улучшается положение обеих участвующих в сделке сторон.
Почему же сейчас, через 246 лет после публикации Богатства народов и через 150 лет после маржиналистской революции меркантилизм всё ещё жив в головах и активно применяется в политике?
Потому что политика – это война. Это игра с нулевой суммой, где тот, у кого прибавляется власти, уменьшает власть остальных. Но вести горячие войны стало моветон, и вместо них активно используются торговые войны. Хочешь сказать чужому режиму своё фи – вводи против него торговые санкции.
Политика бывает не только внешней, но и внутренней. Вести горячие внутренние войны – это тем более моветон, зато представители одних отраслей могут лоббировать себе торговые преференции, а конкурентам ограничения, как внутри страны, так и вовне. Лозунг защиты отечественного производителя заходит не хуже, чем лозунг защиты родной земли, а приводит к тем же последствиям: отечественный потребитель становится беднее.
Более того, взять даже вполне либертарианский проект Монтелиберо. Мы тоже в первую очередь стараемся для работы на проект нанимать участников проекта, а не фрилансеров. Меркантилизм психологически комфортен: ты отказываешься от толики личной выгоды, зато делаешь добро ближнему, у которого покупаешь более дорогой товар, игнорируя более дешёвые аналоги от тех, кто тебе не по душе. Аналогично, агористы могут принципиально торговать только с теми, кто не платит налогов, даже если эффект масштаба и цена мер безопасности приведут к тому, что с налогами было бы дешевле. Зато государству не достанется ни единого агористского гроша.
Так в чём же разница? Почему либертарианцы считают своё поведение моральным, а государственные регуляции – преступными? Разумеется, дело в добровольности. Сами вы имеете полное право пожертвовать прибылью ради морального превосходства. Но силой требовать того же от остальных – атата!
Напоминаю, о чём речь. Вот пересказ первой статьи Константина Морозова – о том, что либертарианцы должны принять моральный реализм, а вместе с ним согласиться на кое-какие налоги, а вот пересказ второй статьи – о том, что либертарианцы должны принять моральный реализм, а вместе с ним согласиться на государство и кое-какое государственное принуждение. Кто сомневается, что статьи пересказаны корректно – там есть ссылки на первоисточники, можете ознакомиться с ними.
На мой взгляд, Константин предлагает ложную дилемму. Вот стул с пиками морального реализма, и если сядете на него, то ваши хотелки ничего не значат, пока они противоречат единственно верной объективной морали, которую вам будет диктовать государство устами придворных интеллектуалов. А вот стул с хуями морального субъективизма, сядете на него – и ваши хотелки значат не больше, чем хотелки любого государственника.
Разумеется, после маржиналистской революции в экономической теории сколь-либо серьёзно говорить об объективности ценностей не приходится, и моральные философы могут хоть из кожи вон лезть, пытаясь изобрести силлогизмы, доказывающие обратное – так что, недолго думая, я усаживаюсь на второй стул, и начинаю вещать с этого уютного треножника, стараясь делать это более внятно, чем свойственно пифиям.
Конфликт это состояние, при котором один и тот же объект (предмет конфликта) рассматривается в качестве средства для достижения различных целей, причём одно использование затрудняет другое или даже делает его невозможным.
Каждый человек вырабатывает свои собственные внутренние установки, какую тактику поведения при каких конфликтах выбирать. Это его личные этические нормы.
Ну а мораль — это просто вызывающий наибольшее одобрение в том или ином обществе порядок поведения при конфликтах.
Таким образом, мораль основана на субъективных ценностях отдельных людей, но при этом являет собой умозрительный объект, который вполне может быть грубо очерчен в каких-нибудь чеканных заповедях, а тонкости той или иной морали могут обсасываться в сотнях трактатов и тысячах художественных текстов. В частности, мы можем довольно внятно описать и либертарианскую мораль, при этом изрядное число либертарианцев признает в целом для себя эти нормы, но, конечно, не преминет поспорить по разным тонким моментам.
Разумеется, либертарианская мораль включает в себя норму о допустимости принуждения с целью справедливого разрешения конфликтов (справедливость это ощущение соразмерности ценности предмета конфликта и ущерба от конфликта). Но при этом либертарианская мораль также требует от человека личного вступления в конфликт на справедливой стороне, и это полностью отрицает любые поползновения на монополию в сфере легитимного принуждения. Ценность децентрализации для либертарианца выше ценности денежной эффективности. При прочих равных он предпочтёт децентрализованное решение. При большей выгодности централизованного – может допустить для себя его использование в качестве морального компромисса и продолжит поиск более морально комфортной для себя линии поведения.
Я сейчас говорю не в категориях должного. Никто не должен принять именно либертарианскую мораль. Но если примет, то его действия будут обусловлены примерно вышеизложенными соображениями. Либертарианские хотелки лучше, чем хотелки этатистов – для либертарианцев, ибо ценности субъективны. Они лучше, чем хотелки этатистов, также и для многих других анархистов, минархистов, либералов, консерваторов и ещё некоторых других умозрительных моральных типажей. Моё дело простое – сформулировать эти хотелки, и следовать им. А порхание отдельных моральных философов вокруг стула с пиками я предпочитаю считать просто разновидностью интеллектуального мазохизма. Почему бы и нет, лишь бы на людей не кидались.
