Рубрика: Все записи

Аммус и Хоппе против Милея и Нетаньяху

В 2023 году Хавьер Милей стал новой надеждой либертарианства, поскольку сумел с открытой анархо-капиталистической риторикой избраться президентом весьма левого и очень проблемного государства. С тех пор он находится под пристальным вниманием либертарианцев, и постепенно они начинают от него отворачиваться. Это неизбежно. Проблемы минархизма как подхода по политическому насаждению либертарианства со стороны государства, были обозначены мной в соответствующей главе моей книги по анкапу. Но здесь мы имеем несколько иную ситуацию: либертарианцы отворачиваются от Милея не из-за того, что он слишком радикален, а из-за того, что он радикален недостаточно. Каждый компромисс порождает разочарование сторонников, а некоторые из них начинают рассуждать и о том, что казачок изначально был засланным, и Милея поставили ради того, чтобы либертарианство дискредитировать.

К этим последним относится такой мэтр австрийской экономической школы, как Саифедин Аммус, автор книг “Биткоиновый стандарт“, “Фиатный стандарт” и ещё одной, перевода на русский не удостоенной. Его недавний твит с обличением политики Милея был переведён изданием СВТВ и продолжает обсуждаться в русскоязычном либертарианском сообществе. Ещё ранее от Милея отвернулся другой видный либертарианский теоретик, Ганс-Герман Хоппе. Придётся, пожалуй, разобраться, что же там всё-таки происходит в Аргентине, и надо ли мне уже начинать оправдываться перед социалистами, что это было неправильное либертарианство, как это принялись делать Аммус и Светов.

Инсайдерской информации об Аргентине у меня немного: одни говорят, что стало чуточку безопаснее, другие жалуются, что стало заметно дороже, третьи грустят, что иммигрантам стало сложнее натурализоваться. Поэтому был проведён допрос ChatGPT. Желающие могут глянуть стенограмму этой беседы, ну а я сразу перехожу к своим соображениям.

Что оказалось для меня неприятным сюрпризом?

  • Столь широко рекламируемый в хвалебных статьях бюджетный профицит – не совсем профицит. Государство собирает налогов больше, чем тратит на чиновников, бюджетников, армию, инфраструктуру и так далее, но с учётом необходимых выплат по старым займам всё равно сидит в минусе, поэтому занимает ещё.
  • Милей действительно увеличивает расходы на армию. Да, с позиций минархистов, национальная оборона это сугубо государственная прерогатива, однако в условиях, когда соседи стране не угрожают, это увеличение расходов совершенно несвоевременно. Могу лишь предположить, что это продиктовано желанием устроить вторую Фолклендскую, если потребуется срочно поднять свою популярность перед походом на второй срок.
  • Инфляция действительно снова разгоняется.
  • Миграционная политика действительно ужесточается, и во многом – экономически бессмысленно.

Ключевая нападка Хоппе и Аммуса на Милея, о том, что он не закрыл центробанк, сродни упрёкам в том, что он не добыл луну с неба. Сам Милей таких полномочий не имел. Полномочия имел парламент, но он не принял этот законопроект. Что нужно делать мировым либертарианским авторитетам в этом случае? Уж точно не обвинять его в том, что он и не собирался ничего закрывать. Тем более, что он, хоть и не сумел прекратить печать песо, по крайней мере, своим декретом разрешил использовать любые валюты и товары в частных контрактах. Так что Аммус может быть спокоен: аргентинцы вправе свободно переходить на биткоиновый стандарт в частных расчётах, и лишь для расчётов с государством закупать государственные фантики.

В целом Милей, на мой взгляд, весьма эффективно использует предоставившуюся ему возможность кое в чём сделать Аргентину более свободной, однако ему стоит позаботиться и о том, чтобы в будущем эти изменения было трудно откатить тому или иному его оппоненту, займи он президентское кресло. Чисто технически, расширяя полномочия исполнительной власти, Милей как раз, наоборот, облегчает возможность отмены большей части своих реформ простой серией декретов. Уже сейчас понятно, что на ближайших парламентских выборах он не получит большинства, а значит, ему важно уделить максимум внимания пиару. Полученные свободы должны выглядеть для общества настолько нужными и естественными, что их отъём должен казаться немыслимым. В принципе, что-то в этом духе получилось у Саакашвили. Грузинская мечта закрутила гайки в сфере политики, порассаживала сторонников Cаакашвили по тюрьмам, однако экономические свободы трогать опасается, а кое в чём даже осторожно продолжила либерализацию.

По странной случайности, и Хоппе, и Аммус единодушны в критике действий израильского государства против палестинцев, Милей же подчёркнуто выступает на стороне Израиля. У меня сохраняется стойкое подозрение, что именно этим фактором обусловлено их желание критиковать Милея, а уж при наличии предвзятости аргументы подобрать всегда можно.

Оба критика заявляют, что палестинцы имеют право вести войну против Израиля, поскольку нарушены права собственности палестинцев на свою землю. Однако у палестинских арабов в целом никогда особо легитимных для либертарианцев прав собственности на эту землю не было. Их предки завоевали Палестину, в том числе у евреев. Потом их завоевали турки. Потом турки проиграли Первую Мировую, и их наследство распределили британцы.

Конкретный палестинец всегда может отстаивать своё право собственности на конкретный участок земли, который принадлежал его деду и был отвоёван государством Израиль. Если он согласен мирно жить на этой своей земле, то какие проблемы? Однако этот палестинец отказывает в аналогичном праве евреям, даже если их деды приобрели свои конкретные участки земли в рамках добровольных рыночных сделок. А значит, согласно принципу эстоппеля, не может настаивать и на возвращении собственной земли, ведь он признаёт право одного народа силой изгнать со своей земли другой народ.

Израильские евреи и дружественные им израильские арабы имеют в моих глазах полное право выселить недружественных им палестинских арабов в любое государство, которое согласится их принять. Разумеется, для этого желательно распределять палестинских арабов мелкими порциями, селить разрозненно, и ни в коем случае не давать им сбиваться в гетто, то есть обеспечить им полное право работать и вести бизнес, но не давать никакой социалки, кроме небольшой суммы подъёмных. Это, безусловно, является этнической чисткой (де факто идеологической, потому что сама по себе принадлежность к арабам ещё не делает человека врагом евреев). И это, безусловно, предпочтительнее геноцида. Но если мировая общественность против этнической чистки, что поделать, будет геноцид.

Зачем Милей поддерживает Израиль? Я надеюсь, что в этом больше прагматизма (потенциальные экономические связи с Израилем и США, поддержка еврейской диаспоры в Аргентине, отстройка от риторики предыдущего аргентинского правительства), чем эмоций, однако не могу исключать и того, что эта поддержка – его ошибка, поскольку он получил мандат прежде всего на спасение собственной страны, а не на помощь иностранному государству. Я надеюсь, сторонники Хоппе и Аммуса одёрнут их раньше, чем их оголтелая ненависть к Милею начнёт приносить аргентинским либеральным реформам ощутимый вред, и что Милей сам поумерит градус своей публичной поддержки Израиля, когда почувствует, что это ставит его политику под угрозу.

В целом аргентинские реформы наглядно показывают, что одной только политикой либертарианского общества не построить. Милей делает свою часть работы, но он не может сделать её всю. Либертарианцам следует не забывать о своей части. И это не только и не столько конструктивная критика локомотива реформ. Куда важнее приводить его реальные достижения при каждом удобном случае на каждой публичной площадке, отстаивать право людей на свободу, carajo! – и жить в соответствии со своим представлением об этом праве.

Спасибо всем за внимание, тема получилась сложной. Курсив – та часть статьи, без которой, наверное, можно бы было и обойтись, но как-то не получилось. Пусть остаётся для генерирования срачей.

Технологии рождаются в гаражах, а не в казармах: правда о роли ВПК

Давайте поговорим о распространённом мифе, который наверняка слышал каждый: «без военных разработок мы бы сидели без интернета, смартфонов и GPS». Иначе говоря, считается, что война и оборонка – главный двигатель технического прогресса. Но так ли это на самом деле?

Взять тот же интернет. Нам говорят, его якобы изобрёл Пентагон на случай ядерной войны, но факты этого не подтверждают. На самом деле ARPANET (предок современного интернета) изначально был гражданским проектом, которым занимались различные американские университеты, просто он финансировался из бюджета военных. Военные дали деньги, а всю работу сделали университетские учёные и программисты. А знаменитый протокол HTTP, на котором мы сейчас с вами читаем этот пост, вообще придумали в Европе физики из CERN – чисто ради удобства обмена научными статьями. Армия тут совершенно ни при чём!

Что насчёт GPS? Да, тут реально военные запускали спутники, чтобы ракеты точнее падали. Но почему GPS стал доступен всем? Потому что гражданские сделали из военной игрушки «народную» технологию. Президент Рейган открыл GPS для всех после трагедии с корейским лайнером, чтобы повысить безопасность полётов, и в итоге гражданские разработчики превратили систему навигации из военной тайны в популярное приложение для поиска ближайшей пиццерии.

А знаете, кто создал первый микропроцессор? Нет, не генералы и не спецслужбы – его разработала компания Intel для калькулятора. Тем временем армия делала свои закрытые разработки, которые мир увидел бы не раньше, чем через 30 лет, если бы не гражданские инженеры. Пока военные думали, как не выдать секреты, рынок уже вовсю использовал коммерческие процессоры.

Космос? Казалось бы, здесь-то уж точно военные впереди планеты всей. Да, ракеты сначала создавались как боевые, но реальные космические достижения происходили в основном благодаря гражданским программам NASA, а сегодня частным компаниям вроде SpaceX и Blue Origin. Пока армия спорит о том, как лучше стрелять из космоса, Илон Маск уже запустил ракету, которая сама возвращается обратно.

Почему же военные не всегда самые крутые инноваторы? Потому что у военных главный приоритет – надёжность. Они предпочитают проверенные технологии и избегают рисков. Попробуйте предложить генералу экспериментальную технику на поле боя – он посмотрит на вас, как на сумасшедшего. А вот предприниматели и учёные рисков не боятся, именно поэтому большинство настоящих прорывов происходит в гаражах Кремниевой долины, лабораториях и университетах, а не в засекреченных подвалах спецслужб.

История СССР – яркий пример того, как ставка исключительно на оборонку ведёт к технической отсталости в повседневной жизни. Помните шутку: советская микроволновка настолько надёжна, что в неё можно спрятаться при ядерном ударе – потому что это секретный оборонный прибор весом в полтонны. Гражданская экономика лучше справляется с инновациями, потому что конкуренция и свобода создают мощные стимулы для прорывов. Военные же технологии обычно только догоняют уже созданное гражданскими.

Кстати, если вы думаете, что армия финансирует фундаментальную науку, то снова мимо. Военным нужны гарантированные решения здесь и сейчас, а не исследования, которые дадут результат через 30 лет, да ещё и не факт, что пригодный для боя. Фундаментальными исследованиями занимаются университеты и частные лаборатории. Именно они дают миру квантовые компьютеры, новые лекарства и материалы будущего. А армия просто берёт готовые технологии с полки.

Ещё один пример: IBM, Apple и Google ежегодно регистрируют тысячи патентов, а оборонные ведомства – считанные единицы. Коммерческие компании соревнуются в инновациях, а у военных конкуренция зачастую ограничивается бюджетными тендерами, где главное – не качество, а дружба с нужными людьми в министерствах. Поэтому, когда кто-то скажет вам, что прогресс невозможен без войны, напомните ему: настоящая движущая сила человечества – это мирное любопытство, творческая свобода и нормальная рыночная конкуренция, а не ракеты и танки.

Волюнтарист, Битарх

Суровое булгарское либертарианство

Мишши Орешников, про которого мне как-то доводилось писать в связи с его экспериментами по анархическому law enforcement против госчиновников, предложил мне прокомментировать статью из крохотного канала, который он ведёт в числе многих других для создания видимости массовой поддержки этнического сепаратизма в России.

Статья, впрочем, не имеет отношения к этническому сепаратизму, а посвящена вовсе даже скрепам. Вообще, она является частью политической программы Булгарской Конфедерации.

Текст на крысках и обезьянках даёт читателю понять, что если кому надо духовных скреп и хорошей демографии – то это к суровым деревенским либертарианцам, а мегаполисов этих нам, булгарам, не надо, там естественным образом образуются рассадники культурного марксизма.

Не подумайте плохого, ни за какое принудительное выселение из городов автор не выступает – всего лишь за запрет перераспределения налогов между локациями. Пусть размер поселения определяется тем, какую ценность оно генерирует, а не тем, сколько ценностей оно в состоянии награбить. Об этом у него говорится в других главах программы.

В общем, приглашаю желающих познакомиться с суровой булгарской либертарианской программой. В России было две либертарианских партии, а тут вот, оказывается, образовалась третья, местечковая. Формальный статус у неё в любом случае точно такой же, как и у первых двух: для государства их всех не существует.

Как государство задушило 23andMe и убивает биотех будущего

Когда-то тест от компании 23andMe был как iPhone от мира ДНК: слюну в пробирку – и через пару недель ты знаешь, какие болезни тебе грозят, какой у тебя ген кофеиновой зависимости и кто твои предки. За 99 долларов, без врачей и больниц, что было революцией. После запуска компании в 2007 году следовал бешенный успех, все были в восторге, покупали тесты пачками, также компания получила крупные инвестиции. Казалось бы, это победа.

Но тут в кадр входит американский регулятор FDA и говорит: «Погодите. А где доказательства, что ваши тесты точны? А вдруг люди не так поймут результаты своих тестов и навредят себе?» Как результат – в 2013-м году 23andMe запрещают показывать отчёты о здоровье, оставляя только скучные данные и генеалогию. Считайте это, как если бы Netflix оставили без сериалов – только со списками актёров. Компания пытается выжить и танцует с бюрократией: одобряет тесты по одному, ждёт годами, переписывает интерфейсы. В 2017-м ей наконец разрешают вернуть часть функций – но уже не 254 заболевания, как раньше, а всего 10. И стоимость теста становится уже не 99, а 199 долларов.

Очевидно, что для потребителя это выглядит уже далеко не так привлекательно. Конечно, надежды ещё оставались, и в 2021-м году 23andMe вышла на биржу с оценкой в 6 млрд. долларов. Но уже в 2024 году – обвал на 98%, угрозы делистинга, увольнения. Также произошла хакерская атака, миллионы генетических профилей утекают в даркнет. Финальный аккорд – банкротство в 2025 году.

А теперь вопрос на засыпку: где во всей этой истории был потребитель? Хотел он знать о рисках болезни Альцгеймера? Хотел. Мог он адекватно воспринять цифры? Может быть. Но государство решило, что он не готов, что ему рано, что это опасно. И прикрутило гайки, потому что «так безопаснее». И проблема не только в FDA. В Европе, конкретнее в Германии и Франции, вообще запрещены прямые генетические тесты, то есть ты сам не имеешь права узнать своё ДНК без врача. Прямо как в старые времена, когда библиотека была под замком и с привратником.

Компания 23andMe не была идеальной. Да, она экспериментировала, монетизировала данные, совершала ошибки. Но её прикончили не конкуренты, не рынок, а регуляторная машина, которая тормозила каждую инновацию, требовала доказательств там, где шёл прогресс, и мешала миллионам людей узнать больше о себе. А ведь можно было иначе – можно было доверять человеку. Давать информацию с пометкой «не диагноз», как делают Google и Википедия. Можно было создать рынок с конкуренцией, с рейтингами, с развитием. Вместо этого – страх, запреты и «пока нельзя».

Всё это касается не только 23andMe. Это история о будущем биотеха. Препараты генной терапии, персонализированная медицина, профилактика по ДНК – всё это требует свободы действий и гибкого управления, которое помогает, а не душит. Пока же, увы, реальность такова: технологии бегут вперёд, а регуляторы стоят с флажками «стоп».

Представьте себе мир, где можно заранее узнать о своих слабых местах и вовремя принять меры. Где врач лечит не симптомы, а причины, основываясь на вашей уникальной генетике. Где болезни можно не просто лечить, а предотвращать. Это будущее, которое уже могло наступить, если бы стационарный бандит чуть-чуть ослабил хватку. Вместо этого мы живём в мире, где прорывы постоянно натыкаются на бюрократическую стену. Стартапы и инновации вынуждены годами доказывать очевидное, пока технологии устаревают, а деньги инвесторов тают.

И напоследок. Чья это информация – гены человека? Кто должен решать, можно ли знать человеку о своих рисках, мутациях, шансах? Сам человек или чиновник в галстуке, который считает, что «гражданин не поймёт»?

История 23andMe – это не просто падение стартапа. Это напоминание: свобода, в том числе генетическая, не даётся легко, за неё тоже надо бороться. А иначе мы рискуем остаться в мире, где технологии есть, а пользоваться ими нельзя. В мире, где будущее постоянно откладывается из-за бесконечных «нельзя». Давайте не допустим, чтобы это стало нашей реальностью!

Волюнтарист, Битарх

О необязательности либертарианской метафизики

Недавно на канале “Классический либерал” вышел пост “О необходимости либертарианской метафизики“, который меня немножко зацепил. Автор обвиняет современных либертарианцев в том, что они отошли от чистой и понятной концепции данных Богом естественных прав, и принялись разводить какую-то атеистическую номиналистскую муть, но поскольку их идеология стоит на столь шатком основании, как номинализм (то есть отрицание реального существования идей и утверждение вместо этого, что мир состоит из уникальных объектов, а любые обобщения – это просто термины) – то и доказать либертарианцы никому ничего не могут.

Разумеется, идея данных Богом естественных прав полностью разбивается простым возражением: нет, это мне Один дал естественные права, потому что я его чту, а ещё он дал мне право тебя ограбить и взять в рабство, тебе же он не дал никаких прав, потому что ты и меча-то держать не умеешь.

Номинализм лежит в самом сердце научного метода. Наблюдая бесчисленное множество уникальных объектов и явлений (точнее, просто получая сигналы от органов чувств), человек подмечает паттерны, выдвигает гипотезу о характере наблюдаемой закономерности, тестирует эту гипотезу, встраивает её в теорию, теории существуют в рамках научной парадигмы, но процесс наблюдений за миром не прекращается, а значит, появятся новые гипотезы, теории и парадигмы, которые будут корректнее описывать и объяснять наблюдаемое.

Либертарианство как идеология существует столько, сколько существует власть человека над человеком и, соответственно, желание избегать власти над собой. А понятия, в которых эта идеология описывается, в разные времена и в разных обществах отличаются. Можно разве что условно проследить, что вот в 18 веке появилось понятие самопринадлежности, а в 20 веке любимый всеми напчик, глядишь, ещё через два века на слуху среди тогдашних либертарианцев будет ещё какой-нибудь модный принцип.

Построить систему логически корректных выводов из не противоречащих друг другу постулатов – не такая уж сложная задача. Перестроить систему в соответствии с тем, что какое-то из используемых понятий было переопределено – тоже не проблема. Проблема в том, как сделать эту систему общепринятой, или хотя бы доминирующей, или хотя бы авторитетной, или хотя бы известной. Старая теория имеет массу преимуществ перед новой: она тоже объясняет мир, она тоже предсказывает факты, и плюс к тому она уже принадлежит к доминирующей парадигме. Новой же ещё предстоит доказать, что и описательная, и предсказательная сила у неё выше, и с другими теориями она стыкуется лучше. Как она это делает? Обычно довольно незамысловато: просто выживает, пока носители старой парадигмы физически не вымрут (привет Одину).

Поэтому либертарианцам и не нужно доказывать что-то своим противникам. Их задача – сохранять и постепенно расширять ядро сторонников, накапливать опыт применения своих теорий, собирать полезные технологии, которые работают в рамках либертарианства и барахлят в рамках иных идеологий… Ну и, конечно, не вымереть физически раньше своих оппонентов.

А уж как там будет определяться понятие “человек” к моменту, когда либертарианство станет доминировать, это вопрос сугубо удобства применения. Кому-то сойдёт “двуногое без перьев”, кому-то “представитель вида хомо сапиенс”, а кому-то понятие “человек” уже покажется избыточно узким, так что будет он оперировать уже каким-нибудь “правосубъектным агентом”. И Бог с ним.

Битва научных парадигм

Прочитай и умри: как длинные контракты крадут твою жизнь

Знаешь, что общего у твоей ипотечной бумаги, лицензионного соглашения на смартфон и дьявольского договора с мелким шрифтом от банка? Верно, их невозможно прочитать и понять, не пожертвовав парой лет жизни и нервных клеток. Скажем прямо: это не случайность. Это кража твоего времени и права на осознанный выбор!

Сегодня обычный договор с банком выглядит как злодейский план Джокера: тысяча страниц, заумный язык, «звёздочки», мелкий шрифт. Тебя убеждают, что «так надо», а потом делают круглые глаза: «Ты разве не читал на 843-й странице о том, что ставка плавающая и может вырасти в три раза?» А помнишь ипотечный кризис 2008 года? Миллионы людей подписали договоры с «плавающей ставкой». Большинство даже не представляли, что это значит. И что в итоге? Когда ставка рефинансирования резко взлетела, семьи оказались на улице, а мировая экономика рухнула в жесточайшую депрессию.

А знаешь, что самое страшное? По неформальным опросам, немалая часть людей думает, что если ипотечная ставка 20%, это значит квартира будет дороже всего на 20%, а не на 20% каждый год. И если такие элементарные вещи непонятны многим, то как вообще можно ожидать, что они осилят договор на тысячу страниц, который даже профильные специалисты читают с трудом?

Другие примеры несправедливых договоров:

– Страховка, где тебе не покрывают почти ничего, потому что на странице 58 написано про «исключения».
– Лицензия на ПО, которая даёт компании право следить за твоими действиями на устройстве.
– Мобильный тариф с «безлимитным интернетом», у которого скорость падает почти до нуля после первых 10 ГБ.
– Трудовые контракты, которые запрещают тебе работать в той же сфере после увольнения, чтобы ты не создавал лишней конкуренции.

Давайте назовём вещи своими именами: это не добровольное соглашение. Это мошенничество, прикрытое юридическим языком. Такое же, как если бы тебе продали машину, которая сама собой взрывается через год. Просто потому, что где-то на 287-й странице было написано мелким шрифтом: «Внимание, может взорваться!».

Предлагаю простое правило: любой договор длиннее 4 тысяч слов или написанный языком, который Васян из подъезда не поймёт с первого раза – ничтожен. Всё просто. Не можешь уложиться в понятные пару экранов – значит, хочешь что-то спрятать. Спрятал? Договор не работает. Это справедливо ко всем – даже к банкам, даже к ипотеке. Представь, банк решил хитро вставить пункт о повышении ставки на 999-й странице? Поздравляем, квартира твоя, платить больше не нужно. Сам виноват – хотел нагреть человека на его времени и нервах, теперь платишь по справедливости!

Кстати, даже сейчас во многих странах с независимой судебной системой есть шанс создать прецедент ничтожности какого-либо контракта, даже ипотеки. Можно ссылаться именно на кражу времени и мошенничество, так как банк сознательно подсунул договор, который обычный человек без профильного образования не смог бы понять при всём желании.
Идея на будущее: создать сообщество аудиторов, которые выпускают «значок простоты» (аналог SSL-сертификата). Увидел такой значок – будь уверен, договор понятен и не содержит скрытых подвохов.

Всё это будет возвратом к сути добровольного обмена: люди должны понимать, на что соглашаются. Если человек тратит полжизни, чтобы понять, на что он согласен, то это уже никакой не свободный рынок, а узаконенный рэкет. Мир после этого изменится лишь в лучшую сторону. Банки и компании начнут конкурировать за понятность и прозрачность договоров. Рынок очистится от паразитов, которые кормятся на непонятных бумагах. И наконец, люди вернут себе право осознанного выбора, а значит, и свободу!

Волюнтарист, Битарх

Либертарианская теория войны, раздел 3.1.1.

Начала писать третью часть книги про либертарианскую теорию войны. Пока готова даже не глава, а всего один раздел, и стиль несколько мутировал по сравнению с первыми двумя частями, так что хочу вашего мнения, насколько оно гармонирует с содержанием. Плюс я таки поддалась модному поветрию, и теперь иллюстрирую тексты нейросетями. Этой книжке придётся сносить иллюстрации в духе краснофигурной эллинской вазописи. Постепенно к другим главам тоже добавлю картинок.

Как государство помогает хакерам красть наши данные

Кому-то может казаться, что регулирование безопасности – необходимое для общества дело. Однако в реальности из-за действий регуляторов всё происходит с точностью до наоборот – бесконечные проверки и отчёты по безопасности, которые вроде должны нас защищать, на самом деле делают ровно обратное. Компании тратят бешеные деньги и кучу времени, чтобы казаться защищёнными перед чиновниками. А на настоящую защиту данных уже не хватает ни сил, ни нервов, ни бюджета. Результат? Очередной взлом, очередная утечка.

Например, вспомним 23andMe. Крутые ребята делают тесты ДНК, чтобы ты узнал, что ты на 3% монгол, на 5% швед, а на 92% – обычный человек, которому просто нечем заняться вечером в пятницу. Казалось бы, должны охранять данные как Форт-Нокс. Только вот в позапрошлом году хакеры вытащили почти половину всех пользовательских данных, и теперь миллионы генетических профилей гуляют по интернету.

Думаете, это исключение? Нет, это скорее правило. Возьмём наш Сбер. Казалось бы, крупный банк, законы жёстче стали, необходимо постоянно отчитываться. А тут – бац, утечка данных 52 миллионов клиентов. И это только из программы лояльности «Спасибо». Видимо, клиенты сказали банку спасибо, но кое-кто решил, что «на здоровье» – это про то, что их данные разлетелись по даркнету.

Но и это не всё. Помните «Яндекс.Еду»? Там вообще был анекдотический случай: доставили пиццу кому-то в секретную квартиру сотрудника ФСБ. Утечка данных из сервиса раскрыла адреса известных людей и сотрудников силовых структур. Так государство ненароком само себе наступило на хвост. Получилось даже смешно, но не тем, чьи адреса стали общедоступны.

Почему так выходит? Потому что регуляторы любят ставить галочки. Они обожают бумажки и отчёты. Условный Вася из отдела безопасности тратит 70% времени на отчётность, и только 30% на борьбу с реальными угрозами. И вот хакеры ломают защиту, которую никто не успел укрепить, пока Вася пытался понять, как заполнить очередную форму в Роскомнадзор. Получается замкнутый круг: взломали → штраф → ещё больше отчётов → снова взломали.

А государство только подбрасывает дровишек. Помните «пакет Яровой»? Телеком-компании вынуждены хранить гигантские объёмы данных, тратя миллиарды рублей. А теперь угадайте, кто слизывает слюнки, глядя на эти огромные массивы данных? Правильно – хакеры. Потому что собрать всё это в одном месте – это как поставить огромный сейф посреди города и повесить записку: «Дорогие воры, тут ценности, мы их не охраняем, потому что деньги ушли на покупку сейфа».

Конечно же, в США картина примерно такая же. Утечки медицинских данных там уже стали народным спортом. За прошлый год слилось столько записей, что их можно подарить каждому американцу по несколько штук на человека. Взлом Equifax, гиганта по кредитным историям – это вообще «классика жанра». 147 миллионов записей уплыли в руки преступников, а компания получила штраф в $700 млн. Представляете, на сколько бы можно было улучшить безопасность, если бы эти деньги заранее пустили в дело, а не в бумаги и штрафы? Мораль тут простая: чем больше стационарный бандит насильно «защищает» наши данные, тем чаще эти данные теряются.

Итак, что же делать? Наверное, меньше заставлять компании тратить силы на бессмысленное заполнение бумажек. Вместо сотен обязательных проверок пусть будет один чёткий стандарт: «Защити данные или плати, но уж не отчётами, а деньгами». И компании сами найдут лучший способ. А то сейчас получается анекдот про слона в посудной лавке: государство топает ногами, посуда разбивается, а виноват, конечно, слон. Поэтому необходимо обходиться лишь простыми и понятными правилами. Регуляторы всё равно приходят и уходят, а наши данные почему-то остаются гулять по сети навсегда!

Волюнтарист, Битарх

Какие моральные ценности более склонны отвергать психопаты

По определению психолога Джонатана Хайдта, мораль – это взаимосвязанные наборы ценностей, добродетелей, норм, практик, идентичностей, институтов, технологий и эволюционно развившихся психологических (нейробиологических) механизмов, которые работают вместе, чтобы ограничивать или регулировать личные интересы и делать возможными кооперативные сообщества. Также Хайдт выделяет пять различных моральных оснований:

1) Вред/забота — данное основание представляет опасения касательно насилия и страданий других, включая сострадание и заботу;
2) Справедливость/взаимность — представляет нормы взаимных отношений, равенства, прав и справедливости;
3) Внутригрупповая направленность/лояльность — охватывает моральные обязательства, связанные с членством в группе, такие как лояльность, предательство и предпочтительное отношение к членам внутренней группы по сравнению с членами внешних групп;
4) Авторитет/уважение — представляет моральные обязательства, связанные с иерархическими отношениями, такие как послушание, долг, уважение к начальству и защита подчиненных;
5) Чистота/святость — представляет моральный идеал возвышенной, благородной и менее плотской жизни, основанный на интуиции о божественности, чувстве морального отвращения, чистоте тела, разума и души.

Первые два основания можно назвать индивидуализирующими, поскольку они нацелены на защиту блага и интересов отдельных индивидов. Остальные основания являются сплачивающими, поскольку они в первую очередь нацелены на некий групповой интерес. И что нам сейчас важно узнать, так это как к различным моральным основаниям относятся психопаты, а конкретнее – индивиды, имеющие повышенные показатели первичной психопатии, состоящей из таких черт, как бессердечность, безразличие и неэмпатичность к другим людям, склонность манипулировать ими и причинять им вред в преследовании своих собственных интересов.

Если говорить о связи сплачивающих оснований с психопатическими предрасположенностями, то обычно исследования показывают либо положительную связь, либо вообще её отсутствие, что не является однозначным результатом. Но что точно можно сказать о психопатичных индивидах, так это о наличии у них относительно большего предпочтения к сплачивающим моральным основаниям, нежели к индивидуализирующим. В основе индивидуализирующих моральных оснований лежит эмпатическая мотивация. А психопатичные индивиды, разумеется, имеют проблемы с ней – их мало волнуют такие вещи, как причинение людям вреда и страданий, взаимность отношений и т. п. Соответственно, исследования показывают, что за повышенными психопатическими предрасположенностями следует снижение предпочтения человека к индивидуализирующим основаниям.

Это очень важно учитывать при продвижении идей, нацеленных на расширение человеческих свобод и снижение причинения людям вреда, например, либертарианства. От психопатичных индивидов с меньшей вероятностью можно ожидать принятиях таких идей, либо же если они и будут ими приняты, то лишь в крайне извращённых формах, допускающих в преследовании каких-то интересов (в первую очередь их собственных) совершение насильственных нападений на людей, умышленное причинение им вреда и нарушение их прав. Снова же, психологически их не особо волнует проблема причинения людям вреда, и их мораль будет строиться соответствующим образом, допуская подобное.

Источники:

  1. Kirrane, M., Farqan, A., Cloak, E. (2024). Exploring a paradox: Psychopathy, Morality and Organisational Citizenship Behaviour.
  2. Glenn, A. L., Iyer, R., Graham, J., Koleva, S., Haidt, J. (2009). Are All Types of Morality Compromised in Psychopathy?
  3. Esser, M. (2022). An Investigation into whether psychopathic traits negatively contribute to moral judgements.

Волюнтарист, Битарх

Право прохода

Прослушала состоявшиеся 10 августа на канале “Горбушка истории” дебаты по сабжу. Дискутировали Борис Странник, отстаивавший изобретённую им концепцию о праве прохода, и оппонировавший ему Алексей Шерстнёв.

Сразу признаюсь в своей пристрастности. Бориса я люблю. Когда он несколько месяцев был в Черногории, мы встречались, он жил у меня в доме с недельку, дальше поцелуев дело не зашло, но он, тем не менее, оставил у меня самое позитивное впечатление. Алексея я недолюбливаю. Раньше он был хамоват и безапелляционен, поэтому довольно быстро был удалён мной из моей эхо-комнаты, тем более, что идейной новизны в его взглядах не наблюдалось, а значит, не было причин терпеть его тон. Поэтому о том, кто и насколько убедителен был на дебатах, я высказываться не стану.

Далее хочу отметить один момент в дебатах, просто потому что там затронули меня. Один из слушателей спросил у оппонентов, что такое право. Алексей довольно путано сформулировал явно почёрпнутое у Золоторева представление о праве как о спонтанном порядке человеческого взаимодействия (я предпочитаю оперировать более узким представлением о праве как спонтанном порядке разрешения конфликтов, чтобы отделить его от морали как спонтанном порядке вступления в конфликты). Борис же начал говорить не о праве, а о правах, и процитировал моё определение “права это претензии, с которыми смирились”. Только он произнёс это в единственном числе. Ну и, понятно, когда ведущий резюмировал свои впечатления от дебатов, он сказал, что его покоробило, когда Борис вместо определения выдал какой-то нерелевантный лозунг. Здесь мы имеем банальное непонимание, связанное с особенностями русского языка, в котором right и law выражаются одинаковым словом “право”. Дебатирующие поняли вопрос по-разному, а ведущий вообще не врубился, что происходит. Ну, бывает, чё.

Больше о дебатах я говорить не буду, можете послушать их сами и составить своё впечатление. Лучше порассуждаю о самой концепции права прохода.

Борис после Черногории посетил ещё несколько стран, и сейчас пока живёт в Южной Америке. В Уругвае он насмотрелся на бесчисленные латифундии, огороженные колючей проволокой, и понял, что, хотя страна-то немаленькая, но гулять фактически можно только по дорогам, никаких тебе уютных тропинок по полям и перелескам. Стал размышлять об этом в русле либертарианской идеологии, и пришёл к определённым выводам.

Исходно вся поверхность земли – бесхозная. Когда некто, согласно принципу гомстеда, присваивает себе участок земли, чтобы им пользоваться, он приобретает право на тот ресурс, который использует для своей хозяйственной деятельности – но не абсолютное право собственности на всё, что находится в области пространства, ограниченного лучами из центра Земли, проходящими через границы земельного участка и далее в бесконечность (именно такой чисто геометрический подход к проведению границ земельной собственности в дебатах отстаивал Алексей Шерстнёв). Но, приобретая право ковыряться в земле, он не приобретает вместе с этим автоматически право запрещать кому бы то ни было по этой земле перемещаться. Максимум он может настаивать на некоторой неустойке за потраву посевов и тому подобные конкретные измеримые издержки. Право перемещаться в пространстве есть у каждого человека согласно всё тому же принципу гомстеда – просто по факту того, что он это любит, умеет, практикует и не может без этого осуществлять свою самопринадлежность. Запрет на перемещение традиционно называется лишением свободы, так какого, спрашивается, лешего некий латифундист лишает людей свободы? Такие вот примерно доводы в пользу существования безусловного права прохода.

Какие предложения далее делает Борис, приведя аргументы в пользу наличия такого права? По сути, речь об изменении умолчаний. Если существующие правовые системы, предусматривающие частную собственность на землю, по умолчанию предполагают право собственника налагать запрет на перемещение по своей собственности, и далее оговаривают некие исключения, когда собственник всё-таки должен предоставлять право прохода – то теперь предлагается обратная схема. По умолчанию собственник земли не имеет права запрещать проход по своей территории, однако он может предъявлять те или иные основания, почему именно в каком-то конкретном случае запрет всё-таки уместен.

Борис довольно радикален, заявляя примерно следующее: да, некий собственник земли может физически огородиться стеной, но он не может тем самым украсть у других людей право пройти по огороженной стеной площади: они могут перелезть через стену и продолжить движение. Если же пространство накрыто крышей, то и отлично, путешественник просто будет двигаться по крыше, таким образом, его право прохода не ущемлено. А то, что под крышей, уже полностью приватно. Вообще говоря, ровно такая правовая система существовала давным-давно в неолитическом поселении на месте нынешнего Чатал Гуюка: дома строятся впритык, крыши домов – общественное пространство. Таким образом, правовая интуиция Бориса находит непосредственное отражение в истории.

Разумеется, свои аргументы есть и у сторонников всей полноты частной собственности: право прохода слишком легко абьюзить. Стоит допустить возможность без спросу и без воздаяния перемещаться по чужой территории, и вот уже завтра можно собрать флэшмоб на лужайке перед домом неприятного типа, вытоптать клумбы и так далее, не говоря уже о постоянном топоте по крыше. Ну а поскольку права (претензии, с которыми смирились) – это лишь генерализация принципов, позволяющих реализовывать право (спонтанный порядок разрешения конфликтов), то между теми, кто отстаивает право на запрет треспассинга, и теми, кто отстаивает право прохода, на деле вполне возможны конструктивные компромиссы. Сводятся они к тому, что землевладелец соглашается с ограниченным правом прохода, если проходящие минимизируют возникающие у землевладельца неудобства, а возможно, и компенсируют их. Он же, в свою очередь, принимает меры по упрощению прохода по своей земле: прокладывает дорожки. Зачем? Во-первых, дорожка организует поток людей, снижая нагрузку на остальную территорию. Во-вторых, апелляция землевладельца к факту обустройства дорожки является сильным моральным требованием в пользу ограничения прохода именно дорожкой, а в некоторых случаях – и в пользу взимания платы за проход (чаще за проезд).

Однако для того, чтобы такие практики шире распространялись, действительно необходимо изменение презумпции, с “по умолчанию нельзя” на “по умолчанию можно”, и тут Борис скорее прав. Добавлю, что изменение презумпций в этом направлении также готовит почву для будущего анкапа, когда частной становится абсолютно вся земля. Как отмена государственной социалки заставляет людей более ответственно относиться к вопросам профилактики житейских затруднений, так и упразднение концепции государственной земли общего пользования заставит людей более осознанно подходить к вопросам свободы передвижения.