Человек выбирает. Абсолютно любая человеческая деятельность сводится к тому, что человек ставит себе цели и выбирает средства для их достижения. Обсуждение любой человеческой деятельности сводится к тому, какие цели человек ставит, какие средства выбирает, какие у него были альтернативы, чего он достиг, и чего мог достичь. Не делай человек выбор, не было бы никакого смысла его обсуждать, и тем более осуждать. Инстинктивное поведение животного или последовательность действий компьютерной программы не являются предметом моральной оценки животного или программы – только стоящих за этими действиями людей, если они обнаруживаются.
До тех пор, пока человек совершает свой выбор, не взаимодействуя с другими людьми, всё просто: он ведёт целенаправленную деятельность с тем или иным успехом, нам-то какое дело? Но когда начинается взаимодействие, то выбор одного человека затрагивает интересы другого. Человек ставит цель, а в качестве средства выбирает уже не свои собственные действия, а действия других людей. Для этого ему нужно, чтобы эти другие люди поставили перед собой цели, средством для исполнения которых стало то самое действие, которое ему от них и требуется. Например, я ставлю целью получить стакан кофе, для этого мне нужно, чтобы работник кофейни поставил перед собой цель получить мои деньги, а средством для их получения выбрал подать мне стакан кофе.
Если же вместо того, чтобы подать мне кофе, работник кофейни кивает на табличку «только для мужчин» и отказывается взять мои деньги, значит, наше взаимодействие как-то не задалось, и стандартное средство получения кофе, имевшееся в моём арсенале средств, тут не работает. Можно попробовать другие средства, вроде уговоров, скандала или насилия, но, скорее всего, я предпочту выбрать себе другую цель. Так или иначе, я испытаю некоторую фрустрацию, и для того, чтобы уменьшить раздражение, могу выбрать разные средства, от того, чтобы хлопнуть дверью посильнее, до гневного поста в фейсбуке на тему того, что эти мужики себе позволяют.
Человек имеет огромный мощный мозг для решения сложных задач по моделированию окружающей действительности и по планированию в рамках построенных моделей. Столь ресурсоёмкие задачи человек решает для того, чтобы приводить окружающий мир в соответствие с построенными моделями, и более задачи этого типа уже не решать, а пользоваться готовым решением. Предсказуемость окружающего мира позволяет ему ставить перед собой более сложные цели и использовать для их достижения более сложные средства. Поэтому во взаимодействии с другими людьми человек стремится вырабатывать некоторые протоколы, делающие поведение людей предсказуемым, а следовательно – поддающимся планированию. Табличка «только для мужчин» в кофейне рушит эту предсказуемость. Столкнувшись с этой дискриминацией, я некоторое время буду ожидать увидеть в других заведениях таблички про какие-то другие касающиеся меня ограничения, так что действие даже единичного акта дискриминации может повлечь существенное ухудшение качества жизни. Особенно если это дискриминация, выражающаяся во фразе типа «девушка, вам в таком виде семечками торговать, а не по клубам гулять», сказанная охранником клуба.
Таким образом, при совершении обыденных взаимодействий с другими людьми человек предпочёл бы, чтобы его окружали бездушные автоматы, или чтобы по крайней мере люди вели себя согласно несложным унифицированным протоколам. Но при этом нельзя забывать, что человек имеет мощный мозг, предназначенный для решения сложных задач, и в их отсутствие появляется скука. Чтобы избавиться от скуки, человеку недостаточно следования несложным унифицированным протоколам, нужны творческие задачи, и один из способов их себе обеспечить – это взаимодействие с другими людьми за пределами стандартных банальностей. И вот уже один клиент кофейни со скуки начинает скандалить по пустяку, а другой со скуки же начинает заигрывать с баристой. При этом заранее не ясно, какое именно из этих развлечений будет воспринято баристой с большей готовностью.
В конечном итоге жизнь человека в обществе сводится к постоянному соблюдению индивидуального баланса между стремлением к предсказуемости (то есть к безопасности) и бегством от скуки. Пожелания же к другим людям будут постоянно варьироваться от требования максимально безличного автоматического обслуживания до надежды на интересное и непредсказуемое индивидуальное взаимодействие. Таким образом, каждый человек от одних людей и в одни моменты ждёт полного отсутствия дискриминации, а от других рассчитывает получить индивидуальное внимание, то есть позитивную дискриминацию, когда из всех возможных вариантов контрагент выбрал взаимодействовать в желаемом ключе именно с ним. Эти принципы работают для абсолютно любого человеческого сообщества с абсолютно любыми порядками. Ни один человек не сможет жить в обществе, где дискриминация полностью отсутствует, и ни один человек не захочет жить в обществе, где право на дискриминацию является абсолютным, не знающим исключений и подкреплённым неограниченным применением силы.
Тем не менее, каждый предпочёл бы жить в мире, где лично его право на частную дискриминацию было бы непререкаемым, а право всех остальных было бы ограничено какими-то понятными механизмами оспаривания. В результате в обществе, которое предоставлено самому себе, без внешних регуляций, как раз и установятся определённые рамки, в которых дискриминация допустима, более или менее общие для всех. Какие это будут рамки?
Тут нам приходит на помощь общеизвестная пирамида ценностей. Чем более жизненно необходимой предполагает контрагент вашу потребность, тем меньше вероятность, что вы будете дискриминированы им, и ваша потребность останется без удовлетворения, даже если контрагент не видит серьёзной выгоды для себя от вашего взаимодействия. И, наоборот, если ваша потребность выглядит для контрагента неумной бессмысленной блажью, то он достаточно легко решится как-нибудь избежать сотрудничества, если, конечно, для него самого оно не является жизненно необходимым.
Пример. Широко известный своей частной дискриминацией Герман Стерлигов не только запретил вход в свои магазины пидарасам, но также распорядился бесплатно отрезать хлебушка и наливать, не помню, кажется, кваса – каждому, кто попросит Христа ради. То есть чётко указал, что его частная дискриминация отступает перед реально серьёзными случаями. Возможно, я неверно запомнила фактуру, и согласно его распоряжениям хлебушка пидарасам не положено даже Христа ради, но даже в этом случае направление стерлиговской мысли иллюстрирует предполагаемый мной естественный критерий выработки норм частной дискриминации.
В общем-то, понятно, почему критерий будет именно таков. Ведь человек обладает пресловутым мощным мозгом, отлично заточенным под моделирование воображаемых ситуаций. Видя обращающегося с просьбой человека в крайней нужде, индивид легко примеряет ситуацию на себя, соображает что-нибудь вроде «я бы на его месте в случае отказа и убить бы мог» (или, что более вероятно, моделирует возможное моральное осуждение со стороны соседей) – и решает отказаться от идеи дискриминации даже сильно неприятного ему человека.
Сама по себе частная дискриминация не посягает на чужую самопринадлежность, не нарушает NAP, не является нарушением контракта – короче, с какой стороны ни посмотри, либертарианским принципам не противоречит. Частная дискриминация не может быть предметом правового регулирования в минархизме, где суд занимается лишь вопросами защиты частной собственности, трактовки контрактов и тому подобными вещами. Точно так же нет места правовому регулированию частной дискриминации и в рамках анкапа – либо определённая норма касательно обязательств по недискриминационному режиму обслуживания есть в контракте, либо это не предмет судебного разбирательства. Наособицу стоит лишь панархия, особенно в таракановской версии, где под страховую крышу можно угодить и недобровольно, а та может по собственному почину регулировать и некоторые аспекты частной дискриминации. Да и классическая добровольная панархия может включать в себя социалистические юрисдикции, где человеку обеспечен целый ряд позитивных прав, иначе говоря, защита от некоторых видов дискриминации. Но панархия – это скорее вероятная переходная стадия на пути к анкапу, нежели прямо-таки желаемое либертарианское общество. Она позволяет свободную конкуренцию систем управления, разрушая территориальную монополию, и это уже неплохо.
В основном же, конечно, частная дискриминация в либертарианском обществе регулируется средствами морального и репутационного давления – иначе говоря, угрозой встречной и компенсационной частной дискриминации. Всё логично: агрессивное насилие регулируется угрозой встречного и компенсационного насилия, и с дискриминацией ровно тот же механизм.
