Тян, а можно ещё рецензию на Град, Улитку и Пикник?

Заюзал поиск и нашёл рецензию на Радугу. Под таким углом я её ещё видел! Неожиданно приятный интеллектуально-щекочущий стереоскопический эффект получился

Semarg (Вопрос сопровождается донатом в размере 0,1 dash)

Этак я рано или поздно ознакомлюсь практически со всем наследием Стругацких. Для начала прочитала “Пикник на обочине”, и сейчас выскажусь о нём, а со временем доберусь и до двух других заказанных повестей.

Что меня неизменно радует у Стругацких – их мир довольно-таки психологически достоверен, а поскольку экономика во многом продолжает психологию, то и экономически он оказывается непротиворечив. Так, например, довольно точно подмечено, что как ты ни опускай железный занавес, а полностью никакую Зону не изолируешь, всё равно она станет частью мировой торговли, принеся процветание и себе, и внешнему миру, параноикам же из спецслужб придётся с этим смириться.

Но, конечно, Зона это не только метафора страшной и непонятной заграницы, но и одновременно метафора, скажем, сферы научного познания. В “Трудно быть богом” Стругацкие показывали науку как ящик. Учёный суёт туда руку и вынимает какую-то фигню. Думает, что сейчас будет использовать её вот так, а получается, что другие начинают использовать её вот этак. В “Пикнике” аналогично. Сталкер тащит из зоны непонятный хабар, который затем приспосабливают для использования непредсказуемым образом. То, что результат окажется непредсказуемым – не повод не тащить, потому что риск окупается.

Ну и, раз уж заговорили о науке, не могу не отметить, что единственный в книге представитель СССР занимается, условно говоря, изучением влияния филологических характеристик слова “бетон” на сверлящие свойства взгляда. Всё преобразование чудес Зоны в чудеса технологии отдано на откуп алчным капиталистам. Сталкеры же выступают этакими стартапами, которые снимают сливки с новых рынков, но постепенно уступают дорогу жирным корпорациям, которые берут не отвагой и искусством, а капиталовложениями и методичностью. Как водится, подавляющее большинство стартапов прогорает.

В заключение отмечу, что в мире “Пикника на обочине” человечеству ужасно повезло. Самым важным в посещении Земли пришельцами был сам факт посещения. Человечество после этого просто не имело возможности продолжать закрывать глаза и делать вид, будто оно одиноко во вселенной. Наше человечество тоже с высокой долей вероятности столкнулось в 2017 году с инопланетным зондом, но предпочло сделать вид, что ничего особенного не произошло, потому что признание самого факта контакта с внеземной цивилизацией психологически невыносимо. Речь о посещении Солнечной системы объектом по имени Оумуамуа и совершении им в системе негравитационных манёвров. Так что живём, как ни в чём ни бывало, как будто никакого Посещения не было.

Радиант Пильмана

Понедельник начинается в субботу

Про Стругацких много комментировали, особенно в фейсбуке, так что отпишусь, пожалуй, ещё об одной их книжке, которую я успела прочесть со времён первой рецензии. Речь о культовой для научных сотрудников младшего школьного возраста повести “Понедельник начинается в субботу”.

В книге используется несложное иносказание магии как науки. Это оживляет сюжет, позволяет вставлять в него всякие фольклорные элементы, а заодно даёт авторам возможность безопасно выступать с мягкой критикой советской системы НИИ. И кое-что в этой критике показалось мне довольно занятным и даже симптоматичным.

Кто в книге отрицательные герои? Это почти исключительно те волшебники, которые пытаются как-то внедрять достижения магии в народном хозяйстве. Получается у них криво, потому что все они бездари и циники с волосатыми ушами, норовят оседлать и бесконечно доить одну-единственную тему, ну и так далее. А кто положительные герои? Те, кто исследует глубокие фундаментальные вопросы вроде связи сверлящих свойств взгляда с филологическими характеристиками слова “бетон”, внедрением же в производство передовых техник сверления бетона оскверняться категорически не желает. И в этом вся суть советской науки, которая не знает слова “стартап” и считает, что наука это способ удовлетворения личного любопытства учёного за счёт государства, каковую фразу, не знаю уж, за чьим авторством, я от учёных слышала неоднократно.

В результате нет ничего удивительного в том, что в мире “Понедельника” магия в быту простых людей отсутствует, абсолютно. Это то, чем занимаются мудрецы в НИИ из слоновой кости. У себя на дому они тоже могут ею немножко заниматься, но обычные граждане получают от магии исключительно издержки, вследствие несчастных случаев на испытаниях и просто безалаберности волшебников.

Ещё волшебники терпеть не могут прессу. Ещё бы, она-то пытается сообщать людям хоть о какой-то пользе, которую несёт магия, и в результате имеет дело в основном с конъюнктурщиками-внедренцами, а филологическими характеристиками слова “бетон” пренебрегает. Разумеется, такая обратная связь не может не оскорблять настоящего волшебника.


А что, при анкапе будет одна только прикладная магия? Фундаментальной вообще не будет? Разумеется, будет, ещё как. Желающие удовлетворить своё личное любопытство будут получать гранты на удовлетворение личного любопытства из фондов, основанных ценителями чужого любопытства, или же напрямую. Так честнее. Так меньше бессмысленной бюрократии, которую так не любят все уважающие себя чародеи. И так придётся меньше возиться с депиляцией ушей.

Этот пост был задуман в субботу и опубликован в понедельник, всё по канону.

Положительный герой прилетел тырить ценный прибор – постоянный лейтмотив у Стругацких, в рецензии на Далёкую Радугу я об этом уже упоминала

Падение чёрного ястреба

Вчера, после того как закончила редактуру статьи про неэффективность насилия, села смотреть фильм “Падение чёрного ястреба”, на упоминание которого наткнулась, когда гуляла по ссылкам вокруг статьи. Фильм посвящён упомянутому в статье эпизоду, как США были вынуждены убраться из Сомали после провала того, что они считали миротворческой операцией – потеряв за одни сутки почти два десятка спецназовцев и перебив порядка тысячи местных жителей в плотной городской застройке, не сильно разбираясь, кто там комбатанты, а кто нет.

В 2001 году, когда вышел Ястреб, меня ещё больше интересовали вещи вроде вышедших тогда же Властелина колец или Гарри Поттера, но хорошо, что хоть сейчас добралась, фильм отличный. Однако я хочу поговорить не о сюжете в целом и не о качестве картинки, а о буквально двух моментах, которые лично для меня в фильме оказались ключевыми, и к которым всё остальное повествование служит, на мой взгляд, всего лишь иллюстрацией.

Первый момент – примерно на восемнадцатой минуте. Рейнджеры обсуждают факт из розданной им тонюсенькой брошюрки “Всё о Сомали”: если один местный убьёт другого, то его клан должен клану убитого сотню верблюдов. На это один из солдат отмечает, что он-то и одного верблюда не смог бы заплатить, и, наверное, местные сейчас все в долгах. А теперь слушаем лекцию Владимира Золоторева:

Я даю ссылку как раз на тот момент, где он рассказывает, как гражданская война в Сомали фактически была остановлена по решению суда: воюющих уняли их собственные кланы, потому что родственникам убийц надоело платить по чужим долгам гигантские суммы.

Таким образом, в фильме гениально показано, насколько дорогим и бессмысленно жестоким было вмешательство ООН, и насколько мало значения самоназванные миротворцы придавали тому механизму, который на самом деле и остановил войну.

Второй важный момент – уже ближе к концу фильма, примерно 1:45. Сомалиец общается с пленным американским пилотом и объясняет: вы взяли наших заложников, мы взяли тебя. Тот отвечает: моё правительство не будет торговаться. ОК, отвечает сомалиец, давай поторгуемся мы с тобой, как солдат с солдатом. На это американец отвечает, что он ничего не решает. Сомалиец в ответ хмыкает: вы, дескать, наделены правом убивать, но не договариваться, а у нас тут война – это те же переговоры. Поэтому ловить вам тут нечего.

Большое спасибо Ридли Скотту, который снял не агитку, а действительно сумел показать разницу между тупой и бессмысленной государственной военной машиной – и анархическим обществом. Особенно рекомендую фильм тем, кто раз за разом задаёт однотипные вопросы о том, как же Анкапистан будет защищаться от вторжения государства.

Конечно, Сомали не Анкапистан – там неплохо обстоят дела с анархией, но существенно хуже с капитализмом, особенно на момент, показанный в фильме. Тем не менее, даже докапиталистическое безгосударственное общество сумело преподать хороший урок сильнейшей сверхдержаве планеты. Государствам чревато лезть со своим уставом в анархические порядки, а если эти порядки будут подкреплены действительно сильной экономикой, то исход прямого военного противостояния государства и Анкапистана можно считать заранее предопределённым.

Лучшая сцена фильма

Не зря просили попиарить

Дослушала стрим у Юнемана, который намедни анонсировала. Впечатления о спикерах:

  • Ватоадмин. Самый живчик из всех четверых, ну и мне, как гуманитарию, его байки, конечно, ближе и понятнее. Считает, что мир выйдет из кризиса обновлённым, отбросившим некоторые сегодняшние неэффективные практики.
  • Баженов. Самый высоколобый экономист из четвёрки собеседников, воспринимается в связи с этим чуточку снобом. Считает, что ничего особо не поменяется, восстановимся и поедем себе дальше.
  • Зубов. Обладатель самого отвратительного канала связи, в связи с чем удалось разобрать далеко не всё, что он вещал. Будучи не столько экономистом, сколько финансистом, он скептичен насчёт посткризисного будущего, потому что массивные государственные интервенции, разумеется, сильно ухудшат структуру мировой экономики.
  • Юнеман. Наименее экономист из собравшихся, но беседу вёл вполне толково и структурированно. Считает, что пандемия должна отразиться в долгосрочной перспективе на наших социальных практиках, и это, видимо, станет главным её следствием.

Изрядная и наименее интересная часть дискуссии была посвящена анализу текущих мер поддержки граждан, которые осуществляются в разных странах. Там сплошные перетёртые уже на тысячу раз в других местах банальности. Ну, разве что не опустились до того, чтобы просклонять несчастных печенегов.

Чёрт бы с ними, печенегами, но также ни разу не было сказано слово биткоин, а это уже, на мой взгляд, говорит о слишком узком взгляде на ситуацию. Биткоин возник как реакция на накачку экономики фиатом в 2008 году, и за прошедшие с тех пор годы здорово развился и окреп. Сейчас тогдашняя накачка выглядит игрой в песочнице, и мне было бы действительно интересно послушать экономический анализ того, как повлияет на мировую экономику сосуществование печатного станка, делающего брррр – и готовых к использованию дефляционных денег. Если же экономисты полагают, что это влияние будет ничтожным, опять-таки хотелось бы понять, почему.

Про перспективы того, что некоторые режимы могут просто не пережить кризис, было сказано в самом конце и мельком, но тут их понять можно: на такие темы пусть уже политологи дискутируют.

Я не так уж часто смотрю какие бы то ни было стримы, но конкретно этот мне потерянным временем не кажется, материал шёл плотно и имел неплохое качество подачи.

Теория свободного общества

Прочитала эссе “Теория свободного общества”, которое не так давно выпустил Виталий Тизунь. Порадовало, что для сравнительно небольшого объёма – всего 80 тысяч знаков – текст весьма содержательный.

Первую часть Виталий посвящает критике государства, где показывает несовместимость этого института с потребностями индивида, в какой бы форме это государство ни представало.

Во второй части вкратце описываются принципы устройства свободного безгосударственного общества. Мне особенно понравился своей внятностью раздел, где объясняется про взаимосвязанность субъектов – там достаточно оригинальная аргументация, которая встречается довольно нечасто – о том, что многие кажущиеся слабые места анкапа связаны с рассмотрением единичной транзакции в вакууме, в то время как в реальности имеет место целая сеть контрактных взаимодействий. Жаль, что в разделе про институт репутации не затронут фактор цены применения репутационных санкций. Агитка агиткой, но анализ потенциально слабых мест анкапа тоже полезно делать, иначе по прочтении текста возникает недоумение: почему же такой замечательный общественный строй, который совершенно естественен, никому нигде не жмёт, и умеющий самоподдерживаться, тем не менее до сих пор нигде не доминирует.

В третьей части объясняется, какие факторы будут способствовать устойчивости анкапа и не допускать возвращения государства ни через рыночные механизмы, ни путём военного захвата. Раздел про доктрину сдерживания явно испытал сильное влияние идей Битарха, и вы читали уже у меня нечто подобное.

В четвёртой части расписываются основные стратегии по достижению анкапа, и тут также многое перекликается с роликами Libertarian Band.

В целом, работа очень добротная, и я охотно рекомендую её тем, кто хочет получить достаточно уверенное представление об анкапе за весьма скромное время.

Скачать в epub fb2 mobi pdf

От диктатуры к демократии. Обзор.

По заказу Чайного Клуба

Эссе Джина Шарпа “От диктатуры к демократии” с таким же успехом могло бы быть названо “От государства к анкапу” или “От плохого к хорошему”. Фактически это просто набор размышлений о том, как поменять политический режим, если он вам не нравится, вы ощущаете моральную правоту и предполагаете поддержку публикой своей позиции.

Центральная идея книги состоит в том, что наиболее надёжной стратегией для этого является политическое неповиновение, оно же ненасильственное сопротивление. Последовательный отказ государству в легитимности способен и впрямь сделать его нелегитимным по мере того, как этот отказ будет становиться всё более стильным, модным и молодёжным.

Слабой стороной предлагаемого Шарпом подхода является то, что всё должно начинаться со стратегического планирования, а затем сопротивление развивает свою деятельность строго по плану, централизованно решая, какой из 198 методов выбрать на сегодня, а какой на завтра. Таким образом, лучшей тактикой для диктатора оказывается рассорить оппозицию, и пусть воюют между собой, выясняя, под чьими знамёнами следует объединиться в войне с кровавым режимом.

Децентрализованное сопротивление, согласно Шарпу, гораздо менее эффективно, и это плохая новость для анкапов, желающих действовать политическими методами.

С другой стороны, Шарп прямо указывает, что нужно не просто бороться с диктатурой, а уже на этапе сопротивления закладывать ростки нового общества, которые уже будут легитимными к моменту падения режима, и это падение даст им всего лишь легальность. Таким образом, если конечной целью сопротивления принять построение безгосударственного общества, с децентрализацией права и свободным нерегулируемым рынком, то идея ровно на этих же принципах выстраивать сопротивление выглядит чертовски логичной, просто Шарп такую цель даже близко не рассматривал: дальше швейцарских кантонов его политологические фантазии не заходили.

Наименее полезной частью книги оказывается наиболее известная, а именно приложение, в котором перечисляются пресловутые 198 методов ненасильственного сопротивления. Книга написана в 1993 году, за 27 лет инструментарий здорово поменялся, а те методы, что до сих пор актуальны, и так более или менее на слуху. Так что я могу понять начштаба российского сопротивления Леонида Волкова, заявляющего, что книга слабая, но не принимаю его упрёков в том, что она вредная. Ознакомиться с ней – однозначно стоит. Использовать на практике – с большой осторожностью. Тем более, что диктатуры со времён написания книги всё больше мутировали в электоральные автократии, а для их упразднения комплекс методов будет сильно отличаться.

К достоинствам книги относится её скромный размер, при желании эссе можно осилить за вечер.

Дорога к рабству. Обзор

По заказу Чайного клуба

На хайековскую “Дорогу к рабству” написано много отзывов и рецензий, где книга вписывается в исторический контекст, указывается её место в ряду хайековских публикаций, и даётся краткий разбор идей. Как бы мне ни хотелось обойтись без всего этого академизма, но не выйдет, поскольку вся книга представляет собой политический памфлет на злобу дня, и единственная причина, по которой произведение сохраняет актуальность до сих пор, заключается в том, что идеи не умирают, и это относится не только к идеям самого Хайека, но и к тем, с которыми он боролся.

“Дорога к рабству” была издана в Великобритании в 1944 году, когда страна заканчивала уже пятый год войны с национал-социалистическим Рейхом, победа над Рейхом оставалась просто вопросом времени, и можно было бы спокойно начинать размышлять о послевоенном переустройстве мира, но автору показалось куда более важным обратить внимание публики на то, что драконоборец начинает всё больше напоминать того, с кем борется. Самой страшной опасностью для Британии Хайеку виделась победа на ближайших парламентских выборах партии лейбористов. Ровно это и случилось. В результате Великобритания вплоть до реформ Тэтчер накапливала своё экономическое отставание от более свободных стран.

Главная идея, с которой Хайек борется в своей книге – это идея о том, что экономическое планирование приносит процветание. Он старательно показывает, что соблазн чуточку подрегулировать сверху для вящей пользы общества – это первый шаг к тому, чтобы зарегулировать всё и вся до невозможности дышать: на этой дороге нет естественного оптимума, достигнув которого, правительство само остановится и заявит, что вот теперь хорошо, и больше ничего подкручивать не надо. Также он показывает, что регулирование тотально, экономические свободы неотделимы от политических, так что далёким от экономики людям не следует благодушно взирать на интервенционистские потуги, мол, лишь бы политические свободы не трогали, а экономика это узкоспециальная тема, экспертам лучше знать, как ей рулить.

Хайек не утверждал, что всё безнадёжно, и ступив на дорогу к рабству, человечество уже будет не в состоянии остановиться. Если бы он так считал, ему не было бы нужды браться за книгу. Он, однако, утверждал, что чем дальше заходишь по этой дороге, тем труднее остановиться, поэтому социализм лучше бить на дальних подступах. К сожалению, практика показала прямо обратное: чрезвычайно трудно отказать социалистам в мелких уступках, пока общество в целом либерально, а когда всё уже зарегулировано в хлам, то от постоянного завинчивания гаек устаёт и общество, и правительство. Появляется достаточно сильный запрос на дерегуляцию, она проводится, люди вздыхают с облегчением, но вскоре оказывается, что левиафан, отступив в одном месте, уже наседает в другом.

В статье Шлагбаум на дороге к рабству: тупик или объезд? мы с Битархом упомянули про тезис Джона Медоукрофта о том, что именно гибридное общество оказывается стабильным, в отличие от либерального и тоталитарного, а также указали, что ни увеличение прозрачности, ни снижение прямого участия государства в экономике не помогает избежать того, что общая зарегулированность общества продолжает медленно расти.

Книга “Дорога к рабству” – хороший пример риторики, которую можно и нужно использовать, работая с политиками. Другое дело, что большая часть доводов из книги уже нерелевантна, если вы, конечно, не имеете дело с твердолобыми марксистами, а против более или менее современных сторонников государственного регулирования имеет смысл применять более поздние тексты того же Хайека, вроде “Пагубной самонадеянности”.

Чайный клуб как общественное движение

Привет, Анкап-тян! В конце октября ты отвечала на вопрос про ЛПР, в рамках которого прочитала их устав. Можешь проанализировать Устав Чайного Клуба на предмет неточностей, возможных злоупотреблений и недочётов, соответствию принципам?

Анонимный чайник (вопрос сопровождается донатом в размере 0.00119809btc)

Как я и указала при анализе устава ЛПР, сами по себе сложные многостраничные уставы довольно неестественны для компактной молодой организации, и практически бесполезны в отсутствие внешнего энфорсера, который бы мог, основываясь на тексте устава, принимать решения по тем или иным конфликтам внутри организации. Если некая группа лиц внутри организации будет системно нарушать устав, у их противников будет лишь один жалкий инструмент – объявить об исключении этой группы. Однако решительно непонятно, почему вдруг решение об исключении должно выполняться исключёнными. Они имеют возможность продолжать свою деятельность, называя себя членами организации, пока наметившийся раскол не станет настолько неприемлемым для большинства активистов, что они сбегут оттуда сами в поисках более здоровой обстановки.

Таким образом, всерьёз анализировать содержание устава можно лишь исходя из фантастического предположения о том, что все члены организации в любых обстоятельствах будут руководствоваться в своих действиях именно им. Между тем, сплошь и рядом организации сотрясаются большими или меньшими скандалами, и каждый такой скандал обычно выносит в руководство организации более сильных аппаратчиков, отсеивая тех, кому дороже содержание, а не форма деятельности, ради которой организация и создана.

Также следует учесть, что устав практически нереально осмысленно корректировать демократическими методами. Все аргументы Хайека о невозможности построения согласованных планов, учитывающих интересы различных групп, демократическими методами, полностью относимы и к внесению поправок в регламентирующие документы, будь то уставы, конституции, бюджеты и так далее – не говоря уже об и создании с нуля. Всегда рано или поздно встаёт вопрос о том, чтобы доверить составление документа экспертам, а далее голосовать за итоговый текст. Таким образом, исходный текст любого устава может быть удачен в меру таланта эксперта, который его составлял, а дальнейшие демократические механизмы корректировки устава просто бессмысленны, и неважно, прописаны они в исходном уставе или нет.

Не думайте, что я пытаюсь соскочить с заданного вопроса: ваш устав я осилила. Видно, что вы старались создать свою ЛПР с блэкджеком и шлюхами, то есть отталкивались от устава либертарианской партии и пытались прописать механизмы взаимодействия внутри движения, которые бы лучше отвечали либертарианским принципам.

Согласно вашему уставу движение представляет собой совокупность региональных отделений, деятельность которых координируется выборными руководящими комитетами внутри отделений (как в ЛПР) и межрегиональным советом, состоящим из председателей руководящих комитетов на межрегиональном уровне (в отличие от ЛПР, где за это отвечает орган, выбираемый на съезде). Также вы отделили собственно руководство отделением от учётно-контрольных функций, в то время как в ЛПР учётно-контрольный орган существует скорее для галочки, а учёт членов партии ведёт руководитель отделения. Как это разделение работает у вас на практике – понятия не имею, но отделение гендиректора от директора по персоналу для крупной организации выглядит оправданным, а для мелкой излишним. Ещё у вас реализована liquid democracy вместо представительской демократии, когда речь заходит о большом межрегиональном собрании. Не знаю, есть ли подобное в других российских организациях, и как работает, но вообще в мире отношение к такому механизму довольно благожелательное.

Также у вас очень много внимания уделяется работе арбитража – явно чувствуется вынесенный из ЛПР негативный опыт. Чистый третейский суд вы внедрять не решились, предпочли компромиссную модель с советом мудрых арбитров, к которым присоединяются представители конфликтующих сторон. Нетрудно догадаться, что если арбитры будут пристрастны, то арбитраж превратится в фарс, а механизма непризнания юрисдикции заведомо пристрастного арбитража уставом не предусмотрено. Так что схема также потенциально уязвима перед аппаратными интригами, как и любая другая модель с постоянным органом судопроизводства.

Что бы я предложила?

Будь вы чисто либертарианской организацией, я бы предложила вам выкинуть устав вовсе и руководствоваться одними лишь либертарианскими принципами: свободой ассоциации, свободой договора, свободой выбора арбитра и так далее. Но вы претендуете на то, чтобы привлекать ещё и класслибов, так что рамочные документы лучше иметь, но лучше было бы предоставить отделениям право принимать собственные уставы и регламенты работы, и отказаться от жёсткого территориального деления (просто группа участников движения объединилась для совместной работы, завела себе казну, разное полезное барахло, и решает общие задачи, пока не распалась). Жёстко прописывать имеет смысл только порядок разрешения конфликтов, и будет здорово, если это всё-таки окажется что-нибудь вроде: после официального предъявления обвинения стороны должны полюбовно урегулировать свой конфликт в такой-то срок с официальным последующим извещением об окончании конфликта; если полюбовно не вышло, то они имеют право обратиться к любым желающим выступить третейским судьёй и в такой-то срок выбрать некое количество из этих желающих; если выбор сделать не удалось, конфликт признаётся замороженным, и стороны лишаются права участвовать в принятии каких-либо решений, прямо затрагивающих интересы друг друга; после вынесения решения третейским судьёй стороны добровольно исполняют его либо покидают движение. В общем, что-то такое, детали могут варьироваться.

И, собственно, всё. Вы получите эволюционную систему, объединённую целями, принципами и механизмом разрешения конфликтов – но без принуждения к тому, к чему люди не готовы. Куда вам больше-то?

Демократия – низвергнутый бог. Обзор.

По заказу Чайного клуба

Книга Ганса-Германа Хоппе «Демократия – низвергнутый бог» – это не цельный трактат, а скорее сборник эссе, расположенных в порядке, позволяющем достаточно последовательно изложить идеи автора. Однако такая компоновка неизбежно рождает самоповторы, и более уважающий своих читателей автор мог бы без ущерба для результата сократить объём книги процентов на тридцать. Но у такого подхода есть и плюсы: любую из глав книги при желании можно читать совершенно изолированно от прочих. Я не буду разбирать произведение поглавно, а коснусь основных идей книги, указав, что мне показалось ценным, а что ошибочным или недоработанным.

Временное предпочтение и семейные ценности

Хоппе начинает с рассказа о том, что такое временное предпочтение, и как оно имеет тенденцию уменьшаться в более цивилизованном социуме и увеличиваться в более варварском. Отсюда он делает вывод, что те меры по устройству общества, которые увеличивают временное предпочтение, есть меры децивилизующие, а потому вредные – и наоборот.

Также он касается другого фактора, влияющего на временное предпочтение человека, а именно этапы его жизни. В детстве временное предпочтение высоко, ребёнок не согласен ждать для достижения своих сиюминутных целей. С возрастом оно снижается по мере того, как человек расширяет свои горизонты планирования, а к старости по идее должно вновь увеличиваться, поскольку жить остаётся всё меньше, и, как справедливо отметил Кейнс, в долгосрочной перспективе все мы мертвы, а стало быть, незачем строить планы на срок, превышающий остаток жизни.

Но, радостно отмечает Хоппе, есть такой фактор, как семья. Желание процветания рода позволяет человеку сохранять низкое временное предпочтение вплоть до глубокой старости, ведь он знает, что накопленные им блага послужат к пользе его потомства. Однако для этого требуется организация людей в стабильные коллективы, именуемые семьями. Стало быть, любые меры, разрушающие семьи, увеличивают временное предпочтение в обществе, то есть являются вредными и децивилизирующими. Отсюда вся ненависть Хоппе к коммунистам, гедонистам и гомосексуалам, отсюда весь его консерватизм. Ради насаждения консервативных ценностей он готов приветствовать любые индивидуальные притеснения в виде изгнания индивидуалистов из патриархальных коллективов, являющихся оплотом истинной цивилизации.

Нетрудно увидеть здесь элементарную логическую подмену. Да, семейные ценности уменьшают временное предпочтение в старости, но кто сказал, что это единственное, что способно их уменьшить? Люди сплошь и рядом не проматывают к старости всё своё состояние, но не обязательно оставляют всё детям. Вместо этого они по непонятной для Хоппе причине продолжают рачительно распоряжаться капиталом до самой смерти, и завещают его тем или иным фондам, как это сделал какой-нибудь Нобель, Карнеги или Рокфеллер. То есть семья заведомо не является единственным фактором, уменьшающим временное предпочтение в старости, а также не является фактором, в наивысшей степени способствующим прогрессу цивилизации. Фонд, как оформленная в виде юрлица воля своего основателя, сплошь и рядом даже лучше справляется с расширением горизонта планирования, чем беспутное потомство, с которого к тому же станется приблизить кончину наследодателя, чтобы поскорее всё прокутить. Таким образом, одно из оснований хоппеанской апологии консерватизма оказывается шатким.

Аристократия, монархия и демократия

Центральной частью книги является анализ того, как общество пребывающее в естественной свободе, сперва по естественным же причинам привыкает обращаться за советом и разбору конфликтов к наиболее компетентным своим членам, затем эти ребята постепенно превращаются в родовую аристократию, затем аристократов подминает под себя самый жирный, который становится абсолютным монархом, наконец, монарха упраздняет третье сословие, и в обществе воцаряется порядок, при котором абсолютная власть принадлежит обществу в целом, а от его имени правят временщики. На каждом из описанных этапов происходит размывание личной ответственности управляющих за результаты управления, качество оказываемых элитой обществу услуг становится всё ниже, а цена всё дороже.

К счастью, замечает Хоппе, несмотря на весь этот регресс, люди преуспели в разработке всяких полезных рыночных механизмов, и теперь для того, чтобы вернуть утраченную свободу, нам не нужно возвращаться к естественной аристократии в её архаичном виде, достаточно лишь того, чтобы все услуги, ныне монопольно навязываемые государством, торговались на свободном рынке.

Реформировать демократическое государство в этом направлении, по мнению Хоппе, не выйдет, поскольку управляющих общественным достоянием слишком много, соблазн использовать власть к личной выгоде слишком велик, и никакая либертарианская партия не сможет рекрутировать столько идейных ненавистников государства, чтобы расставить их на все государственные посты. К счастью, большинство всегда молча принимает статус кво, так что для того, чтобы поставить его перед фактом упразднения государства, выборов по государственным правилам выигрывать и не придётся, достаточно расшатать лодку, а затем согласованным усилием решительного меньшинства её перевернуть.

Короче говоря, получается некоторая сумятица. С одной стороны, имеет место прогресс общества, в ходе которого уменьшается временное предпочтение. С другой стороны – регресс систем управления обществом, в результате чего временное предпочтение увеличивается.

Здесь я не вижу особого смысла докапываться до автора на предмет того, что государство вряд ли вызревало как плод эволюции естественной аристократии и её благородной деятельности по разрешению конфликтов. Скорее всё-таки оно является плодом эволюции шайки разбойников и их методов решения вопросов по беспределу, затем по понятиям, и затем по законам. Не так уж важно, Локк или Гоббс незримо носился над водами в первый день творения (носились оба, конечно же), коль скоро в ходе реконструкции закономерностей истории мы разными путями приходим к единому выводу относительно желаемых будущих изменений в организации общества.

Прекрасный анкап будущего

Самой прекрасной частью книги является описание функционирования системы частных страховых компаний, которые просто выплачивают своим клиентам страховые премии по наступлении таких страховых случаев, как грабёж или кража, но в результате вынужденно упраздняют государства, из чистого коммерческого расчёта, поскольку так меньше придётся платить клиентам по страховке. Фамилия Хайека не упоминается ни разу, но это описание полностью соотносится с его идеей спонтанных порядков.

Тут у Хоппе даётся ценное соображение, которое мне до сих пор у других авторов не встречалось. Известно, что многие скептики утверждают: если два субъекта, имеющие контракт с разными защитными агентствами, начинают враждовать между собой, это должно повлечь войну защитных агентств, связанных с ними контрактом. Дэвид Фридман отвечает на это, что агентствам невыгодно воевать, а потому они отодвинут в сторонку клиентов, перетрут между собой, решат, кто прав, и поставят клиентов перед фактом. Это выглядит логичным, но порождает недоумение: чем такая модель лучше текущей, государственной.

Хоппе даёт иную логику. Он не говорит ни о каких защитных агентствах, задача компании – страхование рисков клиента. Но страхуются только те риски, над которыми сам клиент не властен. Если компания будет беспрекословно выплачивать страховку от пожара каждому, кто застрахует свой дом, а затем подожжёт его, она махом разорится, поэтому при составлении договоров всегда оговаривается, какие случаи не являются страховыми. Таким образом, в случае конфликта лишь та сторона должна признаваться имеющей право на выплату страховой премии, которая не являлась в этом конфликте агрессором. Более того, если обе стороны вели себя крайне провокационно, то даже не так важно, кто первый перешёл к открытому насилию – такой случай, когда клиент нарывался на ущерб застрахованному имуществу, очевидно, не страховой.

Другое интересное рассуждение связано с факторами, влияющими на расчёт страховых взносов. Они тем выше, чем выше стоимость страхуемой собственности, и они тем ниже, чем ниже расходы на его защиту. Таким образом, рыночная логика приведёт к тому, что страховые компании, желая заработать максимум, будут всецело способствовать росту цены клиентского имущества, что достигается, в частности, через его надёжную охрану и снижение вероятности ущерба – но ровно это будет приводить к тому, что маржа станет снижаться, и страховым компаниям придётся осваивать всё новые рынки, то есть приходить в более опасные и бедные места, например, те, где ещё ведут свою бандитскую деятельность разные преступные группировки, вроде государств или иных гопников. Так деятельность страховых компаний будет естественно приводить к экспансии безопасности и разрастанию единожды возникшей зоны анкапа.

Резюме

Несмотря на то, что автор в ряде случаев потакает собственным вкусам и впадает в wishful thinking, книга содержит ряд чрезвычайно дельных идей, которые были для меня новыми, с которым я согласна, и которые буду в дальнейшем использовать. Даже если эти идеи принадлежат и не самому Хоппе, он и в этом случае заслуживает мои респекты как их популяризатор.

Монополии-2, обзор

4 ноября мне было очень грустно. Я привыкла каждый год смотреть трансляцию проходящих в Москве чтений Адама Смита, но в этом году организаторы впервые лишили меня этой возможности, так что я желаю им скорейшего отстранения и замены. Насколько я понимаю, хотя формально этим занимается центр Адама Смита, по факту проведение поручено той же команде, которая организовывала летние дебаты между Шульман и Соловьём, а также лекцию Ганса-Германа Хоппе. Эти ребята всегда забивают болт на трансляцию и настаивают на том, чтобы никто больше её не вёл. Монополисты, хули. Монополия – это дорого и плохо. Всегда. Даже если это монополия на либертарианство или на организацию либертарианских конференций. (Update: как мне передали, команда всё-таки другая. Тем не менее, отказ от прямой трансляции остаётся, на мой взгляд, неверным шагом)

К счастью, монополии на организацию либертарианских конференций у центра Адама Смита нет. 10 ноября в Москве прошла уже вторая конференция в формате TED Talks, посвящённая монополиям. Конференцию проводит московское отделение Чайного клуба. Известно, что у ЛПР с Чайным клубом довольно натянутые отношения, но именно благодаря их конкуренции мы имеем больше высококачественного познавательного контента в сети, так что можем только приветствовать их соревнование.

Увы, Чайный клуб тоже не смог в трансляцию, но зато уже 16 ноября начал публиковать записи выступлений, а 27 ноября – закончил. Записи собраны в плэйлист, сегодня я их разом просмотрела и, по традиции, бегло пройдусь по всем.

  1. Дмитрий Корниенко. Как государство преподаёт историю. Рассказывается конкретно про опыт российского государства, без привлечения зарубежных примеров. Упоминается про важное отличие советского образования от современного российского: пропала монополия на знания, хотя и сохранилась монополия на образование. Можно врать, но ученики будут знать, что ты врёшь, и не имеют причин умалчивать об этом. Так что задачи формирования единого представления об истории усложнились, и, в сущности, государственная монополия перестаёт с ними справляться.
  2. Игорь Драндин. Монополия на дискурс. Игорь имеет обширный опыт малоприятной работы либеральным мальчиком для битья на федеральных телеканалах, делится секретами этой нетривиальной профессии, рассказывает о плюсах и минусах хождения в телевизор. Наиболее веский аргумент из приведённых Игорем – теледебаты это очень жёсткая школа дебатов, и глупо отказываться от подобной тренировки, если враги ежедневно в этом упражняются. Так, Навальный уступил в дебатах Гиркину, Светов Кагарлицкому и Ройзману – нет навыка, ведение блога и лекций приучает совсем к другому. Между тем, в публичной политике навык дебатов столь же полезен, как и навык выступлений на митингах. Отмечу, впрочем, что для получения таких навыков именно телевизор-то и без надобности, и было бы здорово, если бы тот же Драндин нашёл возможность передать полученные навыки тем политикам, которые в теледебатах не участвовали.
  3. Вячеслав Ширинкин. Монополия на любимую группу. Не все процессы монополизации связаны с государством. Вячеслав рассказывает про разные психологические моменты, связанные с любовью людей к эксклюзиву, а также про то, как пробиваться на рынке с высоким порогом доступа.
  4. Вадим Новиков. Быть или не быть в России антитрасту? К сожалению, запись оказалась запорота, очень плохо слышно. Основной тезис доклада: нет смысла браться за сложные случаи, пока не разобрались с простыми. Сперва поборите протекционизм во внешней политике, затем пытайтесь побороть его на внутреннем рынке.
  5. Роман Юнеман. Электоральная монополия. Кандидат, победивший на выборах в Мосгордуму, детально показывает, насколько тот инструмент, при помощи которого у него отобрали победу, не похож на движок честных выборов, и почему сейчас важно не только отспорить в суде результаты выборов по конкретному округу, но и не дать порочной практике электронного голосования быть распространённой на всю страну. Доклад особенно полезен певцам технологического прогресса для некоторого отрезвления: если целью ставить противодействие фальсификациям, то простые механизмы лучше сложных.