Месяц: Ноябрь 2021

Куаркоды

Я сейчас очень сильно отдалилась от текущей российской повестки, поэтому практически не высказываюсь на эту тему. Однако Мировая гражданская война между сторонниками безграничного расширения государства и сторонниками его ограничения задевает в том числе маленькую Черногорию, так что это стоит уделить хотя бы пост.

Для наступления на личную свободу этатистами используется такая уязвимость экономической теории к политическому давлению, как экстерналии. Каждый может стать переносчиком вируса и заражать других, то есть самим своим присутствием потенциально представляет для окружающих значительную отрицательную экстерналию. И если попытки ограничить человеческую свободу под предлогом того, что люди дышат и выделяют ужасный углекислый газ, от которого Земля скоро сварится, наталкиваются на серьёзное непонимание, то напугать людей смертельной и непосредственной, а не через десятилетия, опасностью оказалось заметно проще.

В Черногории общество довольно стойко удерживает оборону. Ему помогают серьёзные разногласия между президентом и премьером, не позволяющие принимать действительно непопулярных решений. Но ему мешает давление Евросоюза, от которого зависят кредиты и поток туристов, несущих в страну деньги. Поэтому государство наступает очень осторожно, и немедленно делает шаг назад, наткнувшись на серьёзное сопротивление. Это даёт для ЕС нужную картинку, дескать, мы попытались, но эти мракобесы принялись перекрывать дороги, и нам пришлось искать компромисс. Так, осенью была попытка постепенно сделать вход в крупные супермаркеты только по сертификату, но через пару недель все ограничения отменили. Ближе к зиме обещали сделать вход по сертификату на рождественские базары, а через пару недель, наоборот, объявили о послаблениях: в рождественские каникулы снимаются практически все ограничения, празднуйте на здоровье. Разумеется, каждое послабление обществу приходится выгрызать уличными акциями.

В России всё куда хуже. Общество почти полностью закатано в асфальт ещё прошлой зимой, никого не удивляют посадки за одиночные пикеты, посты в соцсетях, и прочий произвол, о котором большая часть моих читателей имеет куда более непосредственное представление, потому не буду заострять на нём внимания. Однако, похоже, попытка на исходе второго года войны за общественное здоровье ввести разрешительный режим перемещения всё-таки натолкнулась на достаточно массовое низовое сопротивление.

Либертарианская партия России (та из двух, которую государство вроде не разгромило до конца) анонсировала запуск общественной кампании против куаркодизации. Я прочитала список предложений, и они выглядят достаточно здраво. Как обычно в РФ, уровень поддержки инициативы определяется прежде всего числом подписей на чендж.орг, так что первым делом стоит сходить туда и подписаться, а дальше уже прикидывать, чем ещё можно кампании помочь.

Ну и, разумеется, ждём всех, кому невмоготу вся эта фронтовая атмосфера, в уютной промозглой и дождливой Черногории. По крайней мере, границы ещё открыты.

Критика либертарианского движения справа

Вместо обычного вопроса мне поступило довольно развёрнутое рассуждение, видимо, с предложением как-то его прокомментировать.

Если вы действительно либертарианец или анархо-капиталист, то должны отказаться от прогрессивного «окна Овертона», после чего анархо-капитализм становится феодализмом, а вы – реакционером. Если бы у нас действительно был анархо-капитализм, у нас была бы смертная казнь за большинство преступлений, типичных для низшего сословия, а также крепостное право или рабство для бродяг и крепких нищих, смертная казнь за все, отмена голосования, по крайней мере, для бедных и глупых, крепостное право или какой-либо аналогичный способ вывести из строя людей, не склонных к работе.

Большинство «либертарианцев», поскольку либертарианство близко к тому, чтобы быть незаконным, отказались от либертарианства. Теперь это совершенно мертвая доктрина. Большой недостаток прогрессивного “либертарианства” – эгалитаризм. Люди неравны, группы неравны, репродуктивные роли неравны.

Высшие люди должны править низшими людьми, иначе низшие люди будут создавать проблемы друг другу и своим лучшим. Лучшим людям нужно быть более свободными. Низшие люди не могут справиться со свободой, им нужен надзор, дисциплина и контроль. Низшие люди должны быть значительно менее свободными. Чтобы у людей была причина для сбережений и инвестиций, те, кто сберегает и инвестирует, должны обладать большей политической властью по сравнению с теми, кто этого не делает. Детям нужны отцы. Чтобы у детей были отцы, отцы должны иметь власть над своими семьями. Чтобы экономика функционировала, собственность должна быть в безопасности. Чтобы собственность была в безопасности, те, у кого она есть, должны иметь политическую власть над теми, у кого ее нет.

Враг

Я бы сказала, что часть тезисов в этом памфлете совпадает с тезисами московского республиканизма по Бельковичу: люди неравны, у лучших людей должна быть политическая власть, и всё такое. Но здесь позиция даётся даже более утрированно.

Не могу сказать, что описанное общество нежизнеспособно. Тут описана самая обычная городская аристократическая республика, которая в разных ипостасях существовала от античности до модерна. Такое общество достаточно стабильно, и исторически умирало если не от внешнего завоевания, то от вырождения аристократии. Что поделать, политическая власть это отравленный плод, ты можешь сорвать его для сохранения своей собственности, но быстро обнаруживаешь, что власть отлично годится для того, чтобы не давать разбогатеть твоим конкурентам, а ещё лучше – для того, чтобы грабить подвластных. Аристократический мирок замыкается в самом себе, и в лучшем случае через несколько поколений обнаруживает себя всем надоевшим и никому не нужным.

Можно ли в современном мире поддерживать общество, культурно схожее с описанным, но без политической власти? Мне это кажется сомнительным. Как минимум, семьи, опирающиеся на доминирование отца семейства, с натугой выживают в мире, где есть масса женских хорошо оплачиваемых трудовых вакансий. Другое дело, что если политической власти (то есть права отбирать чужую собственность под предлогом реализации общественно важных проектов) нет ни у кого, то собственность оказывается в относительной безопасности, а вам ведь это и нужно.

Ну а что делать с многочисленным сбродом, ленивым, не умеющим в ответственность, живущим одним днём? Да пусть себе тусуются. При нынешнем уровне производительности труда они вполне смогут себе позволить работать по минимуму, не сильно напрягаясь, и им хватит на жизнь. Зачем беспокоиться об этих дауншифтерах? Они не смогут никого объесть и никого свергнуть. Ну, будут они тихо умирать от передоза в пятьдесят – вам-то что за забота? Для человека без накоплений это будет не такой уж плохой выход.

Короче говоря, для того, чтобы воссоздать общество, о котором вы мечтаете для самих себя, вам уже не нужно жёстко напрягать безыдейную массу, и она тоже вас не напряжёт. Можете выдохнуть.

Ну вот зачем вам эти ребята в качестве крепостных?

Эрик Мак. Либертарианство. Перевод главы про Лорена Ломаски.

Продолжаю переводить бонусный раздел книги Эрика Мака Либертарианство. В нём собрана подборка взглядов достаточно малоизвестных современных теоретиков, развивающих либертарианскую идеологию, куда им видится удобнее. Вторая бонусная глава обращается к сочинению Лорена Ломаски Люди, права и моральное сообщество, и описывает главным образом то, какими именно правами и по какой именно причине людям было бы уместно поступаться в интересах других.

В своих рассуждениях Ломаски вводит любопытное понятие личных проектов – фактически, неких стратегических целей, которые во многом определяют личность каждого человека, и которые как бы роднят людей между собой. Каждый знает, что у другого тоже есть личный проект, и это означает, что ему можно уделить за это капельку уважения, выражающуюся как минимум в невмешательстве, а как оптимум – ещё и в необременительной помощи.

Я бы сказала, что это куда более симпатичные рассуждения, чем в предыдущей главе у Штайнера, и рада, что из переводимой книжки всё-таки можно почерпнуть кое-что дельное, хотя, конечно, концентрация полезных идей несравнима с таковой у Фридмана в Механике свободы, как мне кажется.

.

Стэнфордский тюремный эксперимент – может ли человек стать жестоким, если этого требует его социальная роль?

Волюнтарист, Битарх

Продолжая тему экспериментов, которые якобы демонстрируют насильственную природу человека и его готовность причинять боль и вред другим людям, если этого потребуют обстоятельства, стоит рассмотреть Стэнфордский тюремный эксперимент. Этот эксперимент настолько же известен, как рассматриваемый нами ранее эксперимент Милгрэма. Его опубликованные данные говорят о готовности большинства людей причинять боль другим людям по приказу авторитета. Но как показал анализ неопубликованных данных, 56% участников останавливались, как только им казалось, что жертва действительно испытывала боль, а 72% среди продолжавших участие делали это, потому что не верили в правдивость эксперимента и реальность причиняемой жертве боли (и боли действительно не было, была только актёрская игра). Но если в случае эксперимента Милгрэма вопрос был лишь в неопубликованных данных, то Стэнфордский тюремный эксперимент оказался напрочь несостоятельным.

Участников эксперимента разделили на две категории – охранников и заключённых, которые жили в имитированной тюрьме. Все участники должны были отыгрывать соответствующие им роли. Но, как свидетельствуют опубликованные данные, эксперимент вскоре стал по-настоящему опасным. Охранники начали жестоко издеваться над заключёнными, у трети из них проявились садистские склонности. Двое заключённых даже были исключены из эксперимента ввиду полученных ими психических травм, да и сам эксперимент был остановлен раньше времени по этическим соображениям. В течение почти 50-ти лет многие верили в реальность этих результатов и соответствующих им выводов. Однако в недавнее время был раскрыт ряд свидетельств, полностью опровергающих данный эксперимент. Некоторые из них мы сейчас и рассмотрим.

Во-первых, как заверял организатор эксперимента Филипп Зимбардо, участники были свободны в своих действиях, а те из них, которые играли роль охранников, не получали никакой предварительной подготовки. На самом же деле охранники были осведомлены, какие ожидаются результаты от проведения эксперимента, им давали чёткие инструкции, как действовать в той или иной ситуации, а также в них старались вселить веру в то, что в данном исследовании они являются ассистентами экспериментаторов.

Во-вторых, что очень важно, участники заранее понимали требования эксперимента и соответствовали им. Как заявлял Зимбардо, требования для участия были минимальными. Однако почти все потенциальные участники понимали, например, что от охранников требуется деспотичность, враждебность и агрессивность. Из этого возникло предположение, что участники ввиду чёткого понимания своей роли могли максимально её отыгрывать с целью удачного проведения эксперимента. Собственно, спустя некоторое время они заявили о том, что лишь играли роль. Также они всегда понимали, что являются участниками эксперимента, что за ними наблюдают и что всё это не по-настоящему.

Я бы хотел подчеркнуть внимание на ещё одном моменте. Подобное понимание предстоящей роли могло оказать влияние на отбор участников в пользу тех, кто имеет склонности к более жестокому поведению, поскольку именно такое поведение и требовалось. А разве может эксперимент, для участия в котором могли быть отобраны более жестокие люди, говорить что-то о жестокости среднестатистического человека?

Есть и много других фактов, подвергающих эксперимент сомнению. Стоит вспомнить об участниках, которым пришлось покинуть его из-за психических травм. Один из них позже признался, что лишь имитировал психоз, поскольку ему не понравился эксперимент и он хотел его как можно быстрее покинуть. Также стоит понимать нереалистичность условий эксперимента. Ну и наконец, исследователи предоставили не все данные – из 150 часов эксперимента было записано лишь 15% (6 часов видео и 15 часов аудио). Также было собрано очень мало личных данных участников, которые могли повлиять на ход эксперимента.

Источники:

  1. Thibault Le Texier (2019). Debunking the Stanford Prison Experiment;
  2. Ben Blum (2018). The Lifespan of a Lie.

Кризис 2008, теперь уже прямой ответ на вчерашний вопрос

Вчера, отвечая на вопрос о либертарианской трактовке кризиса 2008 года, я скорее воспользовалась вопросом как поводом, чтобы поговорить о своём. Это ввергло некоторых комментаторов в недоумение, особенно учитывая, что соответствующий дисклеймер не влез в лимиты поста в телеграме и прослеживается только в полной версии поста на сайте.

К счастью, в комментариях в фейсбуке Валерий Кизилов дал ссылку на собственную статью 2008 года, написанную по горячим следам того кризиса, где очень внятно и коротко излагает австрийскую теорию экономического цикла. Также он рекомендует для более развёрнутого изучения темы книжку, где всё изложено куда более детально: Джеффри Фридмен, Владимир Краус. Рукотворный финансовый кризис. Системные риски и провал регулирования. М., ИРИСЭН, 2012.

Не нашел подробного либертарианского разбора возникновения кризиса 2008. Ответ, что во всем виновато госрегулирование, понятен, но недостаточен.

Анонимный вопрос

Воспользуюсь этим вопросом, чтобы порассуждать об отвлечённом.

В человеке от природы бездна эмпатии. Ещё бы, он ведь социальное животное. Так что ему обычно приятно делать то, что он считает добром, особенно если другие тоже согласны, что это добро. Но приятны обычно именно спорадические добрые поступки. Человек от щедрот делает разовое благодеяние и удаляется, довольный собой – ведь это же здорово, что тебе совершенно ничего не стоит сделать кому-то хорошо. Если облагодетельствованный выражает благодарность, это может повысить его шансы на повторное благодеяние в свой адрес, но не стоит на это слишком серьёзно рассчитывать. Стоит благодеяниям стать рутиной, и они начинают восприниматься, как работа. А за работу хочется оплаты.

Так, мы вытащили человека из нищей анархокоммуны, и были вполне довольны тем, как мы замечательно организовали экспедицию. А потом оказалось, что человек совершенно несамостоятелен, очень капризен, не умеет работать и мечтает только о том, чтобы сесть на достаточно щедрое социальное пособие. Мы попали в ловушку, потому что нам совсем не улыбается тянуть на себе и дальше этот груз, но и на улицу как-то не выкинешь. Живёт на правах домашнего животного, тоскует и канючит. Неприятно.

А теперь представим себе, что у нас есть крупный внешний источник финансирования благотворительности. В этом случае нам, конечно, не составит никаких проблем снять человеку квартиру, удовлетворяющую его требовательным вкусам, дать необременительную работу, которую тот сможет выполнять, а если не сможет, то пофигу – или просто обеспечить его рентой, и пусть себе живёт в своё удовольствие, жалко что ли? Да и зачем нам лично возиться? Наймём отдельного соцработника, пусть он сидит на окладе и ему сопли вытирает, а мы будем только радоваться тому, какие мы добрые и сколько пользы принесли. Приятно.

Так и работает социальное государство: ты берёшь деньги из бюджета и делаешь добро за чужой счёт, ведь ты добрый человек. И налогоплательщики добрые люди, что же они будут отказываться платить социальные налоги, ведь они идут на добрые дела! А если денег налогоплательщиков не хватает на все наши амбициозные социальные программы, не беда – можно выпустить облигации госдолга, а можно и просто напечатать новых денег, это гораздо гуманнее в отношении налогоплательщиков, чем брать у них больше, нежели они привыкли платить.

Добрые государственные мужи очень хотели, чтобы даже бедный человек мог позволить себе хороший дом. Поэтому были созданы специальные организации, призванные финансировать эти траты. И банкам было предписано щедро выдавать бедным людям ипотечные кредиты, чтобы они могли позволить себе дом. Беда социального государства, однако, в том, что чужие деньги в какой-то момент всё равно заканчиваются.

Как так случилось, что ипотечный кризис превратился в мировой финансовый? Что поделаешь, человек социальное животное. Бумаги, которые считались сверхнадёжными, оказались фуфлом, и все дружно принялись подозрительно смотреть на собственные пакеты ценных бумаг, не пора ли сливать фуфло, пока другие не сделали это первыми. Мировой финансовый рынок очень сильно сдулся, то есть потерявших свои капиталы оказалось больше, чем нажившихся на кризисе.

Но кому вообще интересен тот древний кризис, когда мы живём в самый разгар нового? И ведь он точно так же был вызван добрыми людьми, которые ужасно не хотели, чтобы несчастные люди умирали прямо на улицах от ужасного короновируса. Людей сажали под домашний арест, принудительно пичкали экспериментальными медикаментами, пихали им тесты во все места, поливали улицы химикатами, уничтожали красивых пушистых норок – чего только не сделаешь из любви к человечеству за чужой-то счёт!

Это не означает, что ковида не существует. Бедность тоже существует. И бездомные существуют. Но когда вы попробуете решать чужие проблемы, платя за это из своего кармана, а не из чужого, у вас будут куда более взвешенные приоритеты насчёт того, сколько тратить, и на что именно. А это значит, что ваша доброта хотя бы не будет вызывать мировых кризисов.

Жёсткие принудительные меры снова провалились

Волюнтарист, Битарх

Рассматривая концепцию снижения вреда, я уже показывал, почему лучший результат даёт не запрет и обвинение, а осведомление и попытка побудить человека к менее рискованному поведению. Так, программа обмена шприцов во время кризиса СПИДа в 80-ых годах, позволяющая наркоманам меньше рисковать при приёме наркотиков используя свежие шприцы, а не одни и те же многократно и сразу несколькими людьми, оказалась намного эффективнее строгих запретов. Участники программы стали реже употреблять наркотики, их здоровье улучшилось, а многие из них в конечном итоге добровольно обратились за помощью в лечении своей зависимости.

Аналогично, осведомление и побуждение людей к менее рискованному поведению можно было бы использовать вместо жёстких принудительных мер в борьбе с коронавирусом. К сожалению, большинство правительств выбрало второй метод. Но хорошо, что не все из них решили прибегнуть к силе и строгим запретам, поэтому мы можем легко сравнить результаты данных подходов. Исследование влияния жёстких мер, лёгких мер и всех мер вместе взятых на рост количества заражений уже давно показало, что оба типа мер дают приблизительно одинаковый эффект. А значит введение жёстких принудительных мер излишне, а то и вредно ввиду своих последствий для общественной и экономической жизни.

Хорошим образцом является Швеция. С самого начала пандемии она отказалась от введения жёстких и принудительных мер внутри своей страны, даже обязательное почти во всём мире ношение масок в Швеции приняло лишь рекомендательный характер. Поначалу количество заражений и смертей сильно превышало соответствующие показатели других стран (но на самом деле и то не во всех случаях, например, они были довольно сопоставимы с показателями Франции). Впрочем, уже тогда было понятно, что в сравнении с другими странами экономика Швеции пострадает в меньшей степени и быстрее восстановится после пандемии. И что важно – последняя волна пандемии, которая поставила многие страны в критическое положение, на Швецию почти что не оказала никакого влияния. Кстати, на написание данного поста меня вдохновило сравнение ситуации в Израиле, где уже людям вводят третью дозу вакцины, где активно внедряются covid-паспорта, где были множественные локдауны, и Швеции, в которой ничего такого нет и не было. При этом в обоих странах уровень вакцинации первой и второй дозой приблизительно одинаков, но ситуация кардинально отличается.

Чуть более строгие меры вводились в других странах Скандинавии – Дании и Норвегии. Правительства этих стран, конечно, называли данные меры крайне жёсткими, но если сравнивать их с мерами в других странах, то они тоже покажутся довольно мягкими. Стоит также упомянуть об одном эксперименте, поставленном в Норвегии. Фитнес-клубы считались рассадниками коронавируса, поэтому сначала их закрыли. Позже 5 клубов открыли, разрешив половине их клиентов приходить на занятия, а другой половине нет. В итоге за две недели наблюдений был зарегистрирован только один случай заболевания, хоть и в группе посещающих фитнес-клубы, но сам заражённый даже не успел дойти до спортивного заведения. Также директор Норвежского института общественного здравоохранения утверждает, что страна вовсе могла обойтись без карантина и достичь тех же результатов. В целом Дания, Норвегия и Швеция уже сняли все ограничительные меры (кроме пограничных) и первыми в Европе вернулись к жизни, которая была у них до пандемии. Другим же странам к этому ещё очень далеко.

Таким образом, мы ещё раз убеждаемся в том, что осведомлением и побуждением к менее рискованному поведению можно добиться как минимум того же, а то и большего, нежели строгими запретами, контролем и силой. Да и вообще, за жёсткие меры в любом случае придётся заплатить огромную цену. Так какой в этом смысл, если в итоге от них лишь больше ущерба, чем пользы?

Новости проекта Montelibero, выпуск 7

В предыдущем выпуске я писала о том, что на участке под нашу будущую либертарианскую деревню вырублен лишний лес и начато строительство дороги. На сегодня дорога до участка уже полностью отсыпана, и теперь я могу доехать на своём скутере прямо под сень родных олив.

Во второй половине октября я лично устроилась работать на строительство дороги и расчистку участка, а вчера у нас уже работала полноценная женская бригада. Работа, конечно, нелёгкая, но здесь, в Черногории, дамы довольно суровы, и приходится соответствовать. После первого рабочего дня я пару дней отлёживалась, но потом всё-таки втянулась, а за прошедшие три недели даже немножко окрепла.

Участок принёс первый небольшой доход: несколько килограммов оливок и некоторое количество дров. Наиболее качественные оливки были засолены, и дегустация предполагается в середине декабря. Менее качественные были превращены в литр масла. Я продолжу сбор, но в целом масштабы останутся скромными: без специального ухода урожай наших маслин невелик.

Что касается дров, то они продавались преимущественно соседям, самовывозом, и довольно недорого – потому что длинномерные грузовики до участка добраться не могут, так что логистические затраты на то, чтобы вывезти дрова достаточно далеко, просто сожрут всю прибыль. Этой самой прибыли на сегодня получено 475 евро. После этого с продажами мы, скорее всего, завязываем, а остаток предполагается сохранить на будущие нужды деревни, для чего потребуется оборудовать площадку для хранения.

Поскольку скоро на участке начнётся строительство домов, туда был доставлен трейлер, который планируется использовать в качестве бытовки и сторожки. Ну а раз ожидается постоянное проживание сторожа, это заодно потребует разворачивания некоторой минимальной бытовой инфраструктуры. Трейлер пришлось заволакивать в гору трактором, так что нам потребуется вскоре забетонировать наиболее крутые участки дороги, иначе туда трудно будет доставлять многие грузы. Ну а со временем дорога будет забетонирована целиком.

Коль скоро вот-вот начнётся строительство домов, вплотную встал вопрос о приватизации отдельных участков под застройку. Пока был составлен предварительный план, а в чате обкатаны механизмы взаимного согласования, кому какой участок достанется. Так, меня сгоняли с облюбованного мной кусочка земли дважды, пока я не уцепилась за тот, за который конкуренция была немного ниже. Помимо этого, был приобретён дрон, далее с него предполагается провести аэрофотосъёмку, привязать её к колышкам, которые установил на земле геометр, и координаты которых точно известны – и тогда можно будет скорректировать предварительный план с учётом особенностей рельефа и оставшихся на участке деревьев. Вчера был проведён тестовый полёт, получилось не очень, вскоре предполагается повторить его с немного скорректированными параметрами. Дрон, как это принято в Монтелиберо, приобретался частной инициативной группой в рамках долевого участия и с применением выстроенной вокруг проекта токеномики, его использование регламентировано составленным между ними договором, а уж будут они его использовать для развлечения или как-то монетизировать – это их дело, мне же это скорее интересно как практическое разрешение разных проблем, связанных с правами собственности.

На прошлой неделе волонтёрами проекта была проведена гуманитарная спецоперация: вытащили из анархокоммуны на хуторе под Биелым Полем одну российскую политэмигрантку. Следом за ней оттуда уже своим ходом к нам откочевал ещё один коммунар (его-то мы и планируем использовать в качестве сторожа с проживанием в трейлере). Так вот и работают общины при анкапе. Идейно они нам пока не слишком близки, но в качестве попутчиков сгодятся, а там видно будет.

Но мы, конечно, не столько воруем людей из чужих проектов, сколько привлекаем собственных переселенцев. Так, на днях в Черногорию откочевала семья аж из пяти человек, что пока для нас рекорд. К сожалению, сайт проекта обновляется крайне редко и спорадически, поскольку им некому заниматься, так что счётчик переселенцев на нём вряд ли актуален. Ну а наиболее свежая инфа о Монтелиберо, как и прежде – в телеграм-канале проекта.

Наконец, хотелось бы порекомендовать англоязычный блог об обустройстве в Черногории одного из участников проекта, который выкладывается в англоязычный же телеграм-канал Монтелиберо под хэштегом . Там несколько более свежие впечатления о стране и о том, как устроен местный быт, чем вы это можете найти у меня.

Стефан Молинью. Практическая анархия. Перевод главы 8, про коллективную защиту.

Алекс Дворецкий любезно проспонсировал перевод очередной главы Эрика Мака, но донат застал меня в процессе перевода очередной главы Стефана Молинью, который я ваяла по велению собственной души (ну и в надежде, что донаты воспоследуют постфактум). Так что я сперва закончила с Молинью, и теперь переключусь на Мака.

В главе Коллективная защита: пример методологии Молинью разбирает третий по популярности вопрос об анкапе, после судов и дорог: как анкапы будут защищаться от нападения злого соседнего государства. Книга писалась ещё до того, как Путин достаточно громко заявил о своей претензии на то, чтобы быть мировым злодеем номер один, поэтому в качестве модельного злодея используется Германия, а не Россия, и тамошний диктатор встаёт перед сложным выбором: покорять ли ему этатистскую Польшу или анкаповскую Францию. Я бы сказала, что в своих фантазиях о том, как разрешается проблема обороны, Молинью выглядит более самоуверенно, нежели Фридман, который, по крайней мере, считает проблему серьёзной, и даже допускает, что вот для этой конкретной надобности он бы даже, кривясь и морщась, согласился кормить государство.

Социальный рейтинг и монополия на насилие

Волюнтарист, Битарх

В современном информационном мире важную роль занимает институт репутации. Уже трудно и представить, как можно приобрести какой-то дорогостоящий товар или обратиться за хоть немного серьёзной услугой предварительно не проверив рейтинг поставщика. Оценки и отзывы уже являются важной частью многих сервисов. Скорее всего со временем репутационные инструменты станут использоваться во всех сделках, в том числе и в прямых сделках между людьми. В том числе, это подводит нас к возникновению социального рейтинга, в котором разные люди будут иметь разную репутацию в зависимости от того, честно ли они выполняли свои обязательства, или же обманывали других людей, нарушали условия сделок, а то и вовсе вредили их благосостоянию грабежом или насилием.

Институт репутации и финансовые инструменты, а особенно остракизм и страхование сделок, способны заменить силовые инструменты как метод воздействия на правонарушителей. Необходимость в инициации силовых мер попросту отпадает, а в тех случаях, когда самим правонарушителем не было совершено насилие, в принципе отпадает необходимость в любых формах силового решения (в случае насильственного нападения, конечно же, не обойтись без самозащиты). Это лишь поспособствует решению проблемы насилия и снижению его уровня в обществе. Но вместе с этим в мире стационарных бандитов, где государства обладают монополией и «легальным» правом на совершение насилия, репутационные институты и социальные рейтинги вполне могут послужить во вред.

Стоит понимать то, что государства часто монополизируют важные для общества сервисы. Ранее они взяли под свой строгий контроль дороги, финансовую систему, пожарную службу, медицину, добычу многих ресурсов, социальное обеспечение, а что важнее всего в рамках нашей темы – проверку качества поставляемых на рынке услуг и товаров. Вполне обоснованно можно ожидать и то, что если в один момент подавляющее большинство людей начнёт полагаться на институт репутации, то государства возьмут контроль и над ним. Чиновники заявят о ненадёжности частных решений и необходимости выпустить строгие правила работы репутационных сервисов, а то и вовсе создать один-единственный для всех государственный сервис репутации, запретив ведение частных систем оценок и отзывов. В мире, где некоторые государства решают, каким стандартом зарядных устройств люди должны пользоваться (это про государства Евросоюза), и такой сценарий имеет большую вероятность воплотиться в реальность.

Таким образом, институт репутации не только станет бюрократизированным и неэффективным, он также может стать инструментом для преследования и наказания людей, неугодных текущей политической власти. В Китае так уже и происходит – минус в его социальном рейтинге можно получить за дружбу с оппозиционером или за высказывания против партийной политики. По одному приказу сверху любого человека можно лишить доступа ко многим государственным благам. И ладно уж с этими благами, в том случае, если бы государство не было насильственной монополией, его благам существовали бы альтернативы. Но при государствах альтернатив нет, так как частная деятельность сильно контролируется или запрещена в монополизированных ими сферах. В итоге институт репутации, вместо метода борьбы с насилием, грабежом и обманом, становится вспомогательным инструментом для усиления государственной власти и силового контроля.

Вывод из всего этого можно сделать простой – институт репутации очень полезен в обеспечении безопасности сделок, а также важен для перехода от силовых методов к ненасильственному воздействую как основе обеспечения общественных порядков. Но с самим насилием, особенно государственным, он лишается этих положительных качеств и начинает работать на усиление государственной власти и силового контроля. Поэтому очень важно бороться с насилием и не допускать того, чтобы институт репутации был взят под контроль каким бы то ни было силовыми агентами. Мы ведь не можем бороться с насилием, если институт репутации будет лишь использоваться насильниками в своё благо, как это сейчас происходит в том же Китае.