Владимир Золоторев после долгого перерыва опубликовал очередную главу перевода книги Дэвида Фридмана Правовые системы, сильно отличающиеся от нашей. Итого на сегодня вразнобой переведено четыре главы. Сегодняшняя посвящена правовой системе возлюбленных Михаилом Световым амишей.
По тексту чувствуется, что эти дауншифтеры симпатичны не только многим американцам, но и самому Фридману. Интересно, возникают ли у них сейчас проблемы из-за поддержки Трампа…
Английский оригинал я выложила к себе на сайт где-то в конце августа. Та же судьба постигает и перевод по мере его публикации на mises.in.ua. Обычно в перевод вносятся исправления мелких огрехов, но в целом нет большой разницы, читать его у меня или у Владимира.
На первый взгляд, у свободного, не ограниченного государством, капитализма есть одна фундаментальная особенность – неизбежная концентрация всего капитала в одних руках. Что приводит к ситуации ничуть не лучше “государственного капитализма” в СССР (условно говоря, если сейчас 1% владеет 99% капитала, то понятно, что со временем 0.1% будет владеть 99.9% и так далее). То есть отсутствие государственного вмешательства в рынок ведёт к появлению такого всемогущего монопольного капиталиста, что государство покажется меньшим злом.
Где почитать, если есть, 1) Опровержение (желательно эмпирическое) тезиса о концентрации капитала. 2) Что может остановить концентрацию, кроме неэкономического (читай, государственного) вмешательства?
Вопрос сопровождается донатом в размере 0.00080000 BTC
К сожалению, любые попытки эмпирического подтверждения или опровержения тезиса о неизбежной концентрации капитала при капитализме наталкиваются на искажающее влияние государства. Можно приводить примеры того, как капитал концентрируется, потому что крупные капиталисты успешно лоббируют свои интересы, и в результате в государстве принимаются регуляции, выгодные крупному бизнесу и невыгодные мелкому. При этом остаются за кадром рыночные причины концентрации капитала. Можно демонстрировать, как государственные антимонопольные службы мешают пресловутой концентрации капитала, и при этом остаются за кадром чисто рыночные механизмы, которые также ей противостоят. Поэтому я бы хотела сосредоточиться именно на рыночных механизмах, работающих в том или ином направлении.
Концентрация капитала
Главная рыночная причина концентрации капитала – положительный эффект масштаба. Крупная компания может позволить себе использование большего количества капитальных благ, повышающих производительность труда, что позволяет получать больше прибыли и вкладывать её, опять же, во всё более капиталоёмкие факторы производства.
Также стоит отметить, что потребительские блага усложняются, и производство многих из них непременно требует вовлечения серьёзного капитала. Так, мелкая судоверфь не построит круизный лайнер, а маленькая студия не снимет блокбастер.
Размывание капитала
Теперь посмотрим на причины, способствующие уменьшению концентрации капитала.
Во-первых, помимо положительного эффекта масштаба есть и отрицательный. Чем крупнее структура, тем больше издержек приходится на паразитные процессы. Приказы по цепочке руководства идут дольше, чем от при её отсутствии. Приказ в цепочке руководства с большей вероятностью исказится, чем в условиях, когда индивидуальный предприниматель ставит задачи сам себе или непосредственным исполнителям. Сотрудники в крупных структурах мотивированы уже не прибылью компании, на которую они влияют весьма опосредованно, а искусственными KPI. В результате они больше сосредоточены на достижении KPI, а не на интересах бизнеса. Всё это снижает маржинальность. При определённой величине структуры отрицательный эффект масштаба оказывается сильнее положительного. Разросшийся выше оптимального размера бизнес начинает проедать капитал, уступая долю рынка более мелким конкурентам.
Во-вторых, именно малый бизнес внедряет львиную долю инноваций. Даже в крупной компании опытное производство сравнительно невелико по размеру и опирается на небольшое число дефицитных специалистов. Почуяв сверхприбыль в результате внедрения своей задумки, такой специалист довольно легко покидает компанию и открывает собственный стартап, который и снимает сливки с рынка. Удачные стартапы растут, доля старых капиталов снижается.
В-третьих, ради снижения рисков крупный предприниматель предпочтёт не складывать все яйца в одну корзину, и вложит деньги в несколько компаний. Так размывается структура владения компаниями, собственник уже не может пристально следить за развитием своего бизнеса, ответственность перекладывается на менеджмент, и именно топ-менеджеры становятся главными выгодоприобретателями процесса, а относительный доход инвесторов падает.
Наконец, никуда не исчезает и фактор размывания капитала при наследовании. Чем крупнее компания, тем больше шансов на то, что в завещании будет упомянута куча народу, а также разнообразных фондов, в то время как мелкое предприятие скорее достанется одному наследнику.
И о чём нам это говорит?
Да ни о чём. Оптимальный размер бизнеса для каждой отрасли, а часто также и для каждого региона свой и постоянно меняющийся, он определяется уровнем развития технологий, которые могут способствовать как увеличению отдачи от централизации (например, автомастерские были быстро вытеснены автозаводами после внедрения конвейера), так и увеличению отдачи от децентрализации (так широкополосный интернет резко увеличил число производителей контента и уменьшил средний размер редакции).
Концентрация капитала в руках немногих может и расти, и снижаться, это, в сущности, неважно. Важно то, что на свободном рынке благосостояние наиболее бедных растёт даже тогда, когда благосостояние наиболее богатых растёт ещё быстрее. И вот на эту тему как раз есть множество эмпирических исследований (хотя, конечно, и тут приходится помнить о том, что эмпирика будет неизбежно искажена государственным вмешательством). Подробнее об этом можно почитать в одной из глав переводимой мною Механики свободы за авторством Дэвида Фридмана, которая так и называется: Богатые богатеют, и бедные богатеют. Вожделенная эмпирика там тоже есть.
… когда обнищания рабочего класса всё никак не происходит…
Выкладываю предпоследнюю главу Механики свободы, Внеклассное обучение: либертарианский подход к детям. Фридман подробно рассказывает, как кидался книгами в своих детей, наблюдая, какие прилипнут, и прочие приколы, милые сердцу каждого анкапа. Если в первых главах книги, написанных, пока автор ещё не успел обзавестись собственными детьми, он агитировал за вполне вегетарианскую идею о внедрении школьных ваучеров, то в дальнейшем заделался куда большим экстремистом и начал посягать на школы как таковые.
Глава 64, Некорректное использование аргументов об экстерналиях, посвящена вопросу о том, как мозг даже самого непредвзятого исследователя склонен подвёрстывать факты под готовую концепцию, когда дело касается поиска аргументов для тех или иных целенаправленных действий. И это не говоря уже о затруднительности отнесения тех или иных возможных последствий к положительным или отрицательным, а также возможном сознательно предвзятом подборе фактов. Всё это здорово выбивает почву из-под утилитарных соображений, которыми оправдывается та или иная политика, а потому в таких вещах уместнее руководствоваться скорее общетеоретическими, правовыми и этическими критериями, а спекуляции о том, что если немедленно не пойти строем в нужном направлении, то случится конец света, оставить демагогам.
Хорошо, признаю, ФРС облажался. Допустим, Федрезерв действительно надувал финансовые пузыри во время войны и даже после, что привело к депрессии 1930-39 гг. Но как быть с паниками 1873 (а впоследствии долгой депресии 1873-79 гг.), сокрушительной 1893 и затянувшейся депрессией до 1896, и краткосрочной 1908. Никакой ФРС там и близко не пахло.
Причем я делаю акцент больше на депрессии 1893, т.к. она самая ужасающая по масштабам и урону (уступающая разве что той самой, великой). Процент безработицы достиг 17-19% в самый пик! И ведь всё это происходило в период правления Гровера Кливленда, которого считают самым либертарианским президентом США. Он был за: низкие налоги, невмешательство в экономику. И против: высоких тарифов (которые тогда были просто огромны!), субсидии бизнесу, пенсий и материальной помощи пострадавшим (например отказался выделить 100000$ пострадавшим при неурожае фермерам в Техасе 1887 году). Ну и накладывал бо…то есть вето на антиконституционные (как он считал) законы, которые хотел протолкнуть конгресс. Кстати, что думаешь о нём?
Ну а в качестве старшего братика, который излагает всё куда детальнее, но которого мало кто будет читать, на сей раз выступает книжка Милтона Фридмана и Анны Шварц Монетарная история Соединённых штатов: 1867-1960. Оттуда я буду брать иллюстрации.
Кризис 1873-1879
Видим, что в это время снижение деловой активности сопровождалось снижением денежной массы, снижением цен и – внимание! – повышением реальных доходов. Иначе говоря, производство росло бешеными темпами – и это несмотря на дефляцию (причины дефляции хорошо известны: США возвращались к полноценному конвертированию долларов в золото после того, как навыпускали уйму необеспеченных гринбэков в годы Гражданской войны). Таким образом, дефляция не обязана приводить к замедлению производства. В общем, называть этот период депрессией как-то странно, скорее это просто структурная перестройка экономики в условиях быстрого экономического роста и снижения денежной массы. В двадцатые годы 20 века тоже был бешеный экономический рост – но сопровождавшийся раздуванием денежной массы, о чём я писала, отвечая на вопрос про Великую депрессию.
Кризис 1893-1896
Кризису предшествовало значительное увеличение денежной массы, с 210 до 308 млн долларов на счетах Казначейства за период с с 1879 по 1888 годы. Это было связано с умножением числа сторонников мягких денег: возврата гринбэков, то есть необеспеченных казначейских билетов, или же неограниченного выпуска серебряных долларов (как раз в это время серебро начало резко дешеветь, потому что темпы его добычи увеличились). Между тем биметаллический стандарт предполагал фиксированное соотношение между ценой золота и серебра. Какие это таит возможности для арбитража, все желающие могут в популярной форме прочесть у Элиезера Юдковского в четвёртой главе фанфика Гарри Поттер и методы рационального мышления. К чему приводит упорство государства в сохранении биметаллического стандарта, можно также прочесть у Сайфеддина Аммуса в Биткоиновом стандарте, где обобщён опыт не только США, но и, например, Китайской империи.
Добавим к этому, что, хотя в США в это время ещё не было ФРС, зато существовала нерегулируемая эмиссия банкнот примерно 8000 банков в условиях частичного резервирования. Поэтому, когда все эти факторы денежной экспансии проработали достаточно долго, достаточно было любого скачка конъюнктуры, чтобы случилась банковская паника. Она и случилась в 1893 году. В условиях частичного резервирования это неизбежно означало банкротство множества банков. Объём денежной массы резко сократился, вслед за ним сократился объём инвестиций.
Вместе с тем, хотя на пике кризиса безработица и выросла до значительных величин, а доходы упали, рынок очень быстро подстроился под новые условия, и вскоре она вновь упала. Так что и здесь мы видим тенденцию: кризис быстро проходит, если государство не дёргается и не пытается лечить его регулированием. На иллюстрации видно классическую V-образную структуру кризиса: быстрый спад, быстрое восстановление. Реальный доход восстановился до докризисного уровня уже в 1895г.
Кризис 1908 года
То же самое: кредитная экспансия (денежная масса выросла с 261 млн долларов в 1897 г. до 339 млн долларов в 1906 г.), банковская паника, V-образный характер кризиса, и чуть больше года на восстановление к докризисным показателям.
Гровер Кливленд (президент в 1885-1889 и 1893-1897)
Как нетрудно видеть по датам президентства, кризис 1893 года никак не мог быть заслугой Кливленда, потому что он только-только принял дела у своего республиканского предшественника Бенджамина Гаррисона. Так что скорее ему следовало бы поставить в заслугу быстрый выход из кризиса, и рекордное число вето, которое он наложил на законопроекты, принятые Конгрессом, как раз этому способствовали: он препятствовал раздуванию государственных расходов (позднее точно так же отреагировал на кризис 1921 года Уоррен Гардинг – и с тем же успехом), отстаивал снижение пошлин, зарубил законопроект об эмиссии дополнительных серебряных долларов, а проблему золотого резерва Казначейства решил привлечением частного капитала – синдикат из нескольких финансистов попросту выкупил достаточное количество облигаций.
Кливленд оказался единственным президентом в истории США, который умудрился просидеть два срока не подряд – и это характеризует накал страстей, царивший в то время вокруг вопроса о том, что полезнее – Laissez Faire или регулирование экономики. К сожалению, борьба Кливленда с нарастанием этатизма оказалась в конечном итоге проигранной: если при нём Демократическая партия в противовес Республиканской оставалась практически либертарианской, то дальше демократов сожрали влившиеся к ним сторонники Михаила Светова партии популистов, и с тех пор вместо выбора между свободой и этатизмом граждане США выбирают между гигантской клизмой и сэндвичем с дерьмом.
Публикуется ещё одна, совсем крохотная, глава Механики свободы, Консервативная ошибка. В ней Фридман валит в одну кучу иммиграцию, глобальное потепление, фрекинг, ГМО и прочие всякие однополые браки, утверждая, что неприятие развития человечества в соответствующих направлениях коренится в одном несложном когнитивном искажении. Причём это искажение характерно хоть для тех, кто именует себя консерваторами, хоть для тех, кто именует себя либералами (речь о системе координат США, разумеется). Искажение состоит в предположении о том, что можно остановить прекрасное мгновение. Нет, нельзя.
Перевод Механики свободы близится к концу. Параллельно с этим я дораскидала по главам и выложила у себя на сайте английский текст фридмановской книжки 2019 года о правовых системах, сильно непохожих на наши. У Владимира Золоторева пока вышел перевод трёх глав, все они продублированы у меня, и я намерена продолжать в том же духе. Хотите подбодрить перевод – шлите Владимиру донаты. Ну а если он надолго застопорится, я перехвачу инициативу.
В небольшой главе со странным названием Капиталистические грузовики Фридман отвечает на вопрос о том, чем отличается государство от кондоминиума, а также консультирует потенциальных покупателей грузовиков, стоит ли брать Камаз.
С одной стороны, доводы Фридмана могли бы ободрить сторонников контрактных юрисдикций. С другой – там же он указывает и на их ограничения: такие сообщества неизбежно будут компактными и малочисленными, потому что в демократиях очень сильно выражен отрицательный эффект масштаба. Так что энтузиастам чартерных городов есть о чём задуматься. Например, нужна ли в их городах единая система права, или всё-таки оставить выработку большей части норм кондоминиумам и иным локальным организациям.
Мне капнул очередной донат на проект по переводу Фридмана, а также поступил вопрос: будет ли переведённая Механика свободы выложена в формате fb2. Вообще-то я планировала ограничиться epub, но раз такое дело, будет и fb2. Ну и, раз уж пришла денежка, это отличный повод выложить новую главу.
Глава 61 имеет пышное название: Проигранный мной спор: откуда берёт начало моя моральная философия. Фридман делится воспоминаниями полувековой давности, как поспорил с философом Исайей Берлином и не сумел обосновать ему, что моральные суждения – это скорее вкусовщина, а не объективные факты.
Маститый философ как дважды два объяснил студенту Дэвиду, что до тех пор, пока мы основываемся на показаниях наших органов чувств, объективность любых фактов крайне условна. Далее была развита идея о том, что взаимосогласованные впечатления, пожалуй, достаточно полезно считать фактами, раз уж они хорошо бьются друг с другом, а также с впечатлениями других людей. Точно так же и взаимосогласованные моральные суждения смело можно считать моральными фактами, а тех, кто не способен к их восприятию, считать безумцами.
В результате Фридман во многом поменял свою позицию в отношении морали, и теперь куда больше склонен к тому, чтобы воспринимать базовые моральные утверждения сродни фактам физической реальности. Однако при этом он отдаёт себе отчёт в том, что приличной аргументации против морального нигилизма у него нет, и вряд ли она появится.
Главу 59, про проблему с выводом должного из сущего у Айн Рэнд, я опубликовала примерно год назад. В ней Фридман рассмотрел аргументацию за объективистскую этику в речи Джона Голта, нашёл там много логических дыр и констатировал, что с помощью голой риторики их никак не закроешь.
В Главе 60, Экономика порока и добродетели, автор анализирует моральные качества и поступки с позиции экономического анализа и теории игр, предлагая таким образом собственное приближение к объективизму – то есть выводу должного из сущего. Я и раньше неоднократно констатировала в дискуссиях и ответах на вопросы читателей, что рыночное общество более зажиточно и благодушно, а потому меньше расположено к доминированию стремления преуспеть за чужой счёт, чем общество с сильным государственным вмешательством. Фридман подвёл под это эмпирическое наблюдение более строгую основу, спасибо ему.
Когда я упомянула, что конкуренты не дремлют, и что альтернативный перевод фридмановской книги уже проходит предпечатную подготовку, я забыла дать ссылку на сбор средств для её печати. Кто хотел бы поучаствовать в проекте, закиньте туда донат.
На момент этой публикации собрано 59350 из 80000 рублей.
Также, насколько можно судить по сайту Дэвида Фридмана, он хочет разместить у себя переводы его стихов на русский (скорее всего, в том числе мои), но ссылка пока не работает.
