В дружественном проекте Libertarian State (старое название – Антигосударство, что кагбе намекает на эволюцию мысли) вышел перевод статьи Авиезера Такера Панархия: государство 2.0. Статья не слишком примечательна, поскольку излагает основные мысли в защиту панархии, обозначенные ещё родоначальником термина Эмилем де Пюидом.
А дальше Вэд Нойман, который, собственно, и ведёт этот канал, выпустил уже свою статью про государство 2.0, где начинает с критики Такера, а затем развивает собственные теоретические построения, где от изначальных идей панархии переходит к концепту чартерных городов.
Для начала Вэд переопределяет понятие государства. Вместо отпугивающего либертарианцев представления о государстве как монополисте на легитимное насилие он предлагает обозначить государство как стабильно поддерживаемую на определенной, не обязательно строго фиксированной, территории инфраструктуру для проживания людей. Это куда более травоядное понимание сабжа, которое выводит за скобки всякие там дискуссии о стационарных бандитах и прочую публицистику, сосредотачиваясь на фактической организации жизни.
Основной прогноз статьи в том, что государство 1.0 по мере распространения чартерных городов всё больше будет сводиться к роли консьержа, получая за это фиксированную оплату.
Что касается стратегии, то Вэду по-прежнему видится наиболее оптимальным подход Поля Ромера: на чистой незаселённой территории, с нуля, предваряя строительство получением твёрдых гарантий от государства, и детально разрабатывая собственную хартию, на основе которой будет строиться дальнейшее взаимодействие между государством 2.0 и его гражданами.
Нетрудно видеть, что мы, в Монтелиберо, действуем по Вэду неоптимально: вообще не поставили официально государство в известность, что мы тут занимаемся политическими экспериментами на его территории, а пытаемся вместо этого просочиться исподтишка и если потребуется, легализовывать себя уже тогда, когда разовьёмся. Не знаю, мне кажется, что так как раз надёжнее: куда проще получить фактическое признание, чем предварительное разрешение. Вот бы Сатоши-сенсей кого-то спрашивал, можно ли ему запустить биткоин…
Вскоре после моего пересказа статьи Константина Морозова о том, что либертарианцам нужно либо признать моральный реализм, либо отказаться от идеи доказать, что их идеология наилучшая, я принялась отсматривать материалы недавно прошедшей в Питере конференции “Капитализм и свобода”. Там я наткнулась на доклад Сергея Сазонова “Предпринимательская теория собственности”.
Мне показалось, а Валерий Кизилов в комментах в фейсбуке подтвердил моё подозрение, что тема этого доклада перекликается с морозовской статьёй.
В докладе показывалось, что чисто философски концепция собственности может быть основана на двух противоположных основаниях: глубокой частной собственности (изначально вся собственность – достояние индивидов, а дальше они уже могут делегировать свои права обществу) и глубокой публичной собственности (изначально всё принадлежит всем, а дальше общество может соглашаться с выделением чего-то в индивидуальное владение).
Дальше объяснялось, что у идеи глубокой частной собственности в наиболее общепризнанной локковской трактовке есть неустранимый недостаток – это как раз то, на что указывает Константин Морозов. Основанием первичного присвоения является всеобщее право неисключительного пользования любыми бесхозными ресурсами, но каждый присваивающий их лишает тем самым всех остальных их права неисключительного пользования. Глубокая же публичная собственность такого логического недостатка лишена.
Хотя обе концепции происхождения прав собственности позволяют вывести из них схожие картины мира, между ними есть серьёзная разница. Выводя права собственности из глубокой частной собственности, мы должны доказывать крайнюю необходимость любого государственного вмешательства. Выводя их из глубокой публичной собственности, мы, напротив, должны доказывать любое своё правомочие по распоряжению теми или иными вещами – а действительно ли это будет общественно полезным использованием собственности.
Дальше Сергей демонстрирует обоснование глубинной частной собственности, лишённое вышеприведённого недостатка. Превращение простого объекта в ресурс, который можно обращать в собственность, происходит не в момент локковского “смешения труда с землёй”, а в момент вынесения предпринимательского суждения на их счёт. Увидел, как можно применить никому не нужное – всё, присвоил. Локковское противоречие снимается тем, что простой объект превращается в ресурс мгновенно, и никто при этом своего неисключительного права пользования не лишается. У идеи же глубокой публичной собственности в рамках этого подхода, напротив, появляются неустранимые проблемы.
Короче, очень рекомендую познакомиться с докладом, отличная разминка для мозгов. А мне надо будет подумать, включать ли, и если да, то в какой форме, этот материал себе в книжку.
Пока огромное число читателей следили за тем, как в сопредельной Беларуси сотрудницы избиркомов совершали опасные пируэты на стремянках и прочие подвиги во славу действующего диктатора, в этой стране произошло действительно важное событие. Алексей “Kamendant” Терещук опубликовал эссе Каталлактическая теория денег. По меркам интернета это, конечно, лонгрид, но вообще-то текст достаточно лаконичный, и, несмотря на шершавость изложения, работа заслуживает того, чтобы её прочёл каждый, кто хоть немного интересуется экономикой. Хотя, конечно, тем, кто не знаком с мизесовой денежной теорией, читать эссе будет довольно трудно, потому что это прямое её развитие, использующее мизесову же понятийную базу.
Для Мизеса деньги это особая категория благ, используемая в качестве средства косвенного обмена. Это благо приобретает свою ценность в ходе исторического процесса, который можно умозрительно проследить вплоть до того времени, когда деньги были обычным потребительским товаром (т.н. теорема регрессии).
Камендант обобщает понятия косвенного обмена и денег. Косвенный обмен он определяет как межличностный обмен, при котором блага приобретаются ради их меновой ценности. Таким образом, деньги становятся лишь одним из возможных благ, используемых для косвенного обмена. В чём же их принципиальная особенность, отличающая их от других благ? Или даже так: какие свойства позволяют некоему благу стать деньгами?
Камендант даёт определение денег, в котором как раз и содержится ответ на этот вопрос. Деньги – это блага, используемые для сокращения издержек при косвенном обмене. Дело именно в сокращении издержек. Если обмен одного блага на другое производится напрямую с меньшими издержками, чем при использовании какого-либо товара-посредника, то потребности в деньгах не возникает.
Мизес выводил косвенный обмен строго из прямого обмена. Однако имеется богатый антропологический материал, показывающий, что в примитивных обществах, не использующих деньги, тем не менее экономика не является бартерной. Вместо этого там обычно есть те или иные формы взаимных обязательств, что породило появление долговой теории происхождения денег. Камендант указывает, что единственное условие, при котором спрос на деньги как таковые мог бы исчезнуть – это одинаковость издержек при обмене любых благ друг на друга. Однако представить себе подобное общество довольно сложно, именно поэтому обществ с чистой бартерной экономикой и не бывает.
Также довольно интересна часть эссе, посвящённая так называемым функциям денег: редкости, долговечности, делимости и так далее. Камендант указывает, какова роль этих функций. С его точки зрения это просто разные аспекты экономии при использовании денег. При этом только часть экономящихся издержек относятся к собственно обмену. Но помимо этого есть экономия на издержках хранения, размена и так далее.
Пожалуй, я не буду пытаться кратко пересказать в одном посте всё камендантово эссе, это получается сумбурно и малопонятно. Прочтите сами.
Единственное моё нарекание к тексту – он написан довольно плохим языком и нуждается в редактуре. Автор утверждает, что это только часть будущего трактата по экономической теории, и я надеюсь, что перед публикацией трактата будет вычитан несколько лучше.
Тем не менее, я ужасно рада, что австрийская экономическая теория остаётся живой и развивающейся, а не сводится к пересказу трактатов середины прошлого века.
Тексты чрезвычайно наукообразны, преисполнены воды и ссылок на авторитеты, поэтому дам вам краткий пересказ, можете сверяться с оригиналом.
Конспект статьи
Сперва в статьях формулируется то очевидное для владеющих на минимальном уровне понятийным аппаратом АЭШ наблюдение, что при попытке использовать методы естественных наук к описанию взаимодействия субъектов исследователя ждёт неизбежный фэйл, поскольку действия субъектов не детерминированы, ведь они имеют собственные интересы и свободу воли.
Далее делается шаг вперёд и говорится: а вот, смотрите, квантовая механика – там тоже никакого детерминизма, тоже наблюдение прямо влияет на результат, и вообще всё очень похоже на поведение действующих субъектов. Не применить ли нам аппарат квантовой механики к праксиологии?
Далее понятийный аппарат в качестве примера применяется для описания контекстно-зависимого выбора (это один из объектов изучения модной нынче поведенческой экономики), и показывается, что вот видите, описать получилось, так что сейчас мы вам любой субъективизм и иррациональность поверим алгеброй.
Затем делается следующий шаг. А вот, квантовая механика дала нам лазер. Сейчас мы применили терминологию квантовой механики к обществу, так давайте сооружать социальный лазер. Обычный физический лазер даёт пучок когерентного излучения, социальный должен нам давать направленную когерентную общественную деятельность. Обычному лазеру для возбуждения когерентного пуска необходима накачка, и обществу необходима накачка. Осталось лишь разобраться, как корректно проводить накачку общества, и можно будет, умело послав ему серию сигналов, на выходе получить нужное инициатору действие. Дело только за финансированием, и те, кто подсуетились, уже пилят гранты.
Более того, пилится грант под некий антилазер, в задачи которого входит не возбуждение общества, а его успокоение, путём подбора сигналов в противофазе или ещё чего-то в этом духе.
Обсуждение
А теперь давайте поговорим, что не так с предложенной моделью общества и возможностями управления им.
Человек постоянно получает ощущения через свои органы чувств, интерпретирует их и делает выводы. Новые ощущения интерпретируются с учётом ранее сделанных выводов. Получая информацию, которую удобнее интерпретировать, или которая способствует достижению целей субъекта, он будет склонен к тому, чтобы в дальнейшем считать этот источник информации более авторитетным и стараться сверяться с ним. Так неизбежно каждый формирует для себя некоторое множество предпочтительных источников информации.
Получая информацию, которая резко расходится с предыдущим опытом, или которая при попытке ею воспользоваться привела к неприятным последствиям, человек склонен к тому, чтобы маркировать источник информации как вредный, и дальнейшие сигналы оттуда стараться игнорировать.
В принципе, человек может быть иррационален (с точки зрения внешнего наблюдателя). Он будет веровать в то, что абсурдно, делать то, что приносит ему вред, ставить чужие интересы превыше своих. Но и он точно так же сформирует для себя некоторую картину мира, что в данном случае означает предпочтения по источникам информации, набор предрассудков и шаблонов поведения.
Экономя мышление, человек всегда тяготеет к источникам информации, которые наиболее легко интерпретировать. Поэтому научному трактату он предпочтёт научно-популярную брошюру, брошюре – публицистическую статью, статье – мемасик.
В силу этого вряд ли стоит удивляться, что ключевым источником самых свежих и самых достойных доверия знаний для человечества всегда были сплетни. С эпохой соцсетей сплетни сделали качественный скачок, и теперь их влияние в сравнении с любыми другими источниками ещё больше выросло.
Итак, некий условный господин Киселёв желает собрать социальный лазер и куда-нибудь выстрелить когерентным пучком общественного энтузиазма. Он выступает на популярном телеканале с месседжем о том, что хохлы хотят пустить русских в Новороссии на сало. Пригожинская фабрика принимается писать про сало в соцсетях, комментить и репостить друг друга, комментить всех, кто хоть что-то упомянул про Украину, сало, любой из населённых пунктов области, обозначенной в методичках как Новороссия, или просто популярных блогеров. Далее по задумке автора начинаются призывы ехать в Новороссию и гнать там из хохлов горилку. Какое-то число действительно собирается и едет, там их прерабатывают в чернозём. Тема дискредитируется, засвеченные в этой теме каналы – тоже. Следующая попытка собрать лазер при помощи этих инструментов будет провальной, нужно сочинять новую тему.
Или другой пример. Некий условный господин Навальный выпускает разоблачительный фильм про премьер-министра, тот игнорирует сигнал, и тогда начинается накачка: людям предлагают выйти на улицу и потребовать публичного расследования фактов, освещённых в фильме. Хайп, миллионы просмотров, люди выходят, получают дубинками по голове, расходятся. Движение становится ещё шире, в магазинах пропадают жёлтые уточки, круг поддержки Навального многократно возрастает, и он начинает президентскую кампанию.
В чём разница между двумя кейсами? Разница в том, что мало донести до человека информацию – надо, чтобы информация подтверждалась непосредственными ощущениями, именно это укрепляет авторитет источника информации. Можно попытаться включить антилазер и внушить людям про успехи импортозамещения, но эта информация будет очень плохо подтверждаться непосредственными данными из холодильника. А лазер, где в накачке будет муссироваться тема “всё разворовали” пустым холодильником прекрасно подтверждается.
Поэтому поле для манёвра представителей режима, не желающих прекращать грабёж, довольно невелико – им придётся подыскивать каких-то внешних или внутренних врагов, виновных в текущем бедственном положении. Однако это очень скользкая дорожка:
Пропагандист толпе: – Если в кране нет воды, значит, выпили жиды! Бей жидов, спасай Россию! А толпа ему в ответ: – Эй, братцы, да вы посмотрите на него, у него харя умытая, значит, в его кране есть вода! Бей жида!
Резюме
То, что в рассматриваемых статьях именуется мудрёным словом “лазер” – это самая обычная кампания по раскрутке хайпа. Описание общественной кампании на языке квантовоподобной математики не даст нового понимания, и только запутает тех, кому предстоит работать на кампании, потому что работать-то им предстоит не с непонятно чем фиксируемыми инфополями и непонятно в чём измеряемой социальной энергией – а с темами, смыслами и конкретными людьми. Короче, сплошная гуманитарщина.
Но пусть грантоеды в институтах с большими окнами пытаются посчитать вектор социальной напряжённости и смоделировать каскад инфо-волн в медиа-полях, а чиновники в кабинетах с высокими потолками ждут от них результатов, дающих волшебный ключик к управлению подведомственным народом – люди тем временем будут относительно спокойно заниматься своими насущными делами.
Долго считалось, что государство является естественным и даже богоданным состоянием общества. Затем корни государства стали выводить из некоего мифического общественного договора, или же из непреложных законов экономического развития. Однако современные исторические и антропологические данные показывают, что все или практически все государства – результат завоевания мирного безгосударственного общества внешним врагом – обычно это сравнительно немногочисленные кочевые разбойники, которым повезло не просто совершить удачный набег, но ещё и утвердить свою постоянную власть над завоёванным обществом. Это так называемая теория стационарного бандита, предложенная экономистом Мансуром Олсоном.
Старые догосударственные практики взаимодействия в обществе никуда не делись, они по-прежнему работают и прекрасно совместимы с современными высокими технологиями. Упразднение государства лишь освободит людей, и для того, чтобы дальше вести свободную мирную жизнь, им просто нужно не пытаться воссоздать режим политической власти заново.
Введение
О происхождении государства много рассуждали и придумали на этот счёт несколько остроумных теорий. Прежде чем излагать одну из них, хочется понять цель подобных штудий.
Для чего вообще нужна теория возникновения государства? Это несложный вопрос. Теория нужна для того, чтобы основывать на ней свои действия и рассматривать с её позиций новые факты. Но для того, чтобы действия на базе теории оказывались успешными, теория должна быть работающей. Работающая теория, во-первых, способна объяснять имеющиеся факты не хуже, чем другие теории. Во-вторых, она должна объяснять ряд фактов, которые не укладываются в ранее созданные теории, иначе зачем её вообще было придумывать, коли и старые справлялись. В-третьих, теория может использоваться для предсказания новых фактов. Если факты, предсказанные теорией, действительно удалось установить, это веское свидетельство в пользу того, что теория работающая.
Божественное право
Самой древней и почтенной теорией возникновения государства была теория божественного права, согласно которой лицо, становившееся во главу государства, делало это божественным соизволением. Также это лицо само могло являться богом. Теория прекрасно соответствовала господствующим в те времена воззрениям о том, что боги вообще вершат судьбы людей: рассуждая чисто логически, правителей следовало в этом случае объявлять либо конкурентами богов, либо исполнителями их воли. Теория имела тот недостаток, что объясняла лишь прошлое, а новых фактов не предсказывала. Любая узурпация власти в рамках божественной теории оказывалась полной неожиданностью, и далее приходилось искать следы провидения уже на челе нового правителя. Также этой теории решительно не соответствовала модель распределения властных полномочий, присущая полисным демократиям.
Ради чего эта теория активно пропагандировалась? Ради снижения издержек на подавление сопротивления людей власти правителя. С божественным авторитетом трудно спорить, если божество отвечает не только за фигуру правителя, но и, скажем, за урожай. Впрочем, подобное могло становиться для правителей и неудобством, поскольку неурожаи оказывались свидетельством кары богов и знамением о том, что правителя надлежит свергнуть.
Общественный договор
Следующей теорией происхождения государства стала теория общественного договора. Мол, в естественном состоянии имеет место война всех против всех, и для прекращения этой войны учреждается некое правление, которое упорядочивает насилие. Понятно, что даже отцы-основатели теории не заявляли прямо, что вот, люди собрались на полянке и договорились учредить государство. Говорилось лишь о том, что люди ведут себя в отношении государства так, как будто они договорились о его учреждении.
Эта теория объясняла как те государства, которые объясняла теория божественного права, так и полисные демократии, Римскую республику и тому подобное. Логичным следствием теории общественного договора становилось соображение о том, что если люди однажды уже учредили некую форму правления, то ничто не мешает им повторить это, коль скоро текущая форма перестала их устраивать. В явном виде это следствие содержится в Декларации независимости США, да и вообще США стали ярким примером практического применения теории общественного договора.
Серьёзным недостатком теории является то, что она базируется на довольно сомнительном утверждении о войне всех против всех как непременном атрибуте естественного состояния. Исследования антропологов показали, что это утверждение не соответствует действительности, и отношения кооперации предшествуют в человеческих сообществах появлению отношений власти. Таким образом, само утверждение о добровольном характере такого института, как государство, оказывается голословным – ничуть не менее голословным, чем утверждение о божественном праве королей на престол.
Классовая теория
Классовая теория
учитывает представления об антропологии
19 века и одно из направлений политэкономии
того же времени. Теория указывает, что
государство возникает как неизбежное
следствие экономического расслоения,
которое, в свою очередь, является
неизбежным следствием увеличения
производительности труда и, соответственно,
накопления излишков. Государство в
рамках классовой теории является
инструментом угнетения подчинённых
классов господствующим классом.
Таким образом, впервые
в истории воззрений о механизмах
формирования государства указывается
на то, что государство принципиально
антагонистично подавляющему большинству
населения, и должно быть упразднено.
Это важный плюс классовой теории,
объясняющий множество наблюдаемых
фактов угнетения людей представителями
власти, с чем не справлялись обе предыдущие
теории.
Минусом классовой теории стало то, что она базировалась на трудовой теории стоимости, теории эксплуатации и тому подобных отвергнутых впоследствии экономической наукой предпосылках. Между тем, эти ложные предпосылки диктовали адептам классовой теории такие методы противодействия государству, которые лишь усиливали его репрессивный характер. Множество политических режимов, основанных адептами классовой теории, тому порукой: все они приводили лишь к широким репрессиям среди населения, а заканчивались обычно экономическим крахом.
Таким образом, хотя государство действительно является врагом собственного народа, образовалось оно не при помощи экономических действий, поэтому и путь к упразднению государства не лежит через упразднение естественных экономических механизмов.
Теория стационарного
бандита
Когда стало понятно, что государство образуется не при помощи экономического угнетения, а посредством чистого насилия, уже в 20 веке была предложена теория, которая утверждала, что государство возникло из противостояния между мирными осёдлыми производителями и кочевниками, которые в качестве средства увеличения своего благосостояния предпочитали практиковать грабёж. До тех пор, пока осёдлые жители более или менее успешно противостояли набегам, бандит оставался кочевым. Как только они давали слабину, кочевники облагали их регулярной данью, а затем постепенно усиливали свою власть, устанавливая такие правила для податного населения, которые позволяли максимизировать дань и минимизировать возможности населения к восстанию. В частности, для этого провозглашалось божественное право захватчиков осуществлять свою власть над захваченными.
Эта теория объясняла
множество исторических примеров, когда
государство возникало именно в результате
внешнего захвата, после чего бывшие
кочевники становились наследственной
знатью в образовавшемся таким образом
народе.
Также теория утверждала,
что для завоёванных в ряде случаев
наличие одного стационарного бандита
оказывалось выгоднее, чем ситуация, в
которой они окружены множеством
кочевников, никак не ограничивающих
себя в насилии. Так, известное предание
о призыве варягов навести среди славян
порядок и владеть ими полностью
соответствует этому выводу из теории
стационарного бандита. В какой-то мере
такой механизм условно добровольного
принятия государства сближается с
теорией общественного договора.
Однако, хотя для многих
попасть в рабство выгоднее, чем погибнуть,
это не реабилитирует рабовладельца,
ведь не будь его вовсе, не было бы и
причины выбирать между смертью и
рабством, когда можно было бы оставаться
свободными. Таким образом, даже с
оговоркой про то, что стационарный
бандит мог оказываться для мирных
жителей выгоднее кочевого (а мог и не
оказываться), это ни в коей мере не
указывает на нежелательность полного
избавления от бандита.
Великая фикция
Немногочисленные завоеватели не в состоянии в течение долгого времени сохранять свою власть над завоёванными, если их власть держится только на угрозе насилия. Или, говоря словами Талейрана, штыки хороши всем, кроме одного: на них нельзя сидеть. Самым долгосрочным проектом чисто силового удержания власти в известной нам истории оказывается Лакедемон, более известный по имени своей столицы, Спарты. Граждане Спарты коллективно владели илотами — жителями завоёванных ими областей Эллады — в течение примерно пятисот лет. К концу этого периода спартиаты просто физически закончились, и их государство перестало существовать.
Таким образом, для того, чтобы стационарный бандит сохранил своё господство над завоёванными в течение более долгого времени, ему требовалось, чтобы его правление основывалось не только на страхе насилия, но и в какой-то мере на согласии управляемых (снова привет теории общественного договора). В разных случаях это согласие обеспечивалось разными средствами, но обычно ради получения такого согласия завоеватели дозированно делились своей властью. Это расширяло их социальную базу. Пределом развития этого механизма можно назвать современные социал-демократии. Экономист Фредерик Бастиа назвал такое государство великой фикцией, в которой все стараются жить за счёт всех. Угнетённые и угнетатели смешались до степени неразличимости, никто не может точно сказать, сколько он платит государству, и сколько он от него получает — словом, современное государство становится похоже на этакую садомазохистскую оргию, где даже те, кто не испытывают особого удовольствия, вынуждены его симулировать, чтобы не напрягать прочих участников, потому что таковы правила игры.
Что делать?
Прежде всего, нужно
прекращать делать вид, что получаешь
удовольствие от оргии. Насилие с целью
получения прибыли не только аморально,
но ещё и невыгодно. Уровень производительных
сил (привет классовой теории!) уже сейчас
вырос настолько, что мирное сотрудничество
обеспечивает куда более быстрое и
стабильное увеличение благосостояния,
чем грабёж. Можно продолжать поддерживать
такие правила игры, в которых государство
силой обеспечит тебе преференции за
счёт других, но государство точно так
же обеспечит другим преференции за счёт
тебя. Сотрудничество оказывается
выгоднее и предсказуемее, а рыночная
конкуренция безопаснее войны, даже если
ты сильнее конкурентов.
Ну а когда вы перестанете
рассчитывать на государство, то у вас
непременно появится желание перестать
делиться с бандитом своими ресурсами.
Для этого есть множество рецептов,
которые работают для множества частных
случаев, и ваша креативная мысль, конечно
же, позволит вам подобрать способы,
актуальные именно для вас.
Наконец, ваши позывы
избавиться от государства окажутся
куда эффективнее, если их поддержат
другие. Поэтому в ваших интересах сеять
в умах недоверие к бандиту и высмеивать
готовность безропотно его содержать.
Каждый, кто уклоняется от налогов, становится вашим союзником. Каждый, кто отобрал у государства немного имущества и взял его себе — ваш потенциальный союзник, ведь он ослабляет государство, а значит, вы тоже можете себе что-нибудь урвать. Государство — это стационарный бандит, а вы мобильны, поэтому самое время становиться тем самым кочевником, который отлично приспособлен сокрушать подобные стационарные конструкции. Так вы запустите историю по спирали (привет диалектическому материализму!) и выведете человечество на новый уровень развития.
Начну с конца. Канал, о котором вы спрашиваете, называется “Платиновые мысли юных леваков”. Тезисы, которые предлагается рассмотреть, действительно являются платиновыми мыслями юных леваков. Так почему я должна считать, что канал скатился? Наоборот, он наконец-то достиг гармонии формы и содержания, это прекрасно.
Ну а если серьёзно, то одна неудачная статья или серия статей ещё не ставит крест на канале, особенно если это плод коллективных усилий.
На канале ПЛЮМ-TV вышло несколько заметок с примерами того, как картельные сговоры приносят потребителям вред, и как антимонопольные меры государства приносят потребителям пользу. При этом не составит труда привести примеры того, как у картелей не получается соблюдать собственные соглашения по очевидным в плане экономической теории причинам (каждому участнику выгодно нарушить соглашение). Также нетрудно добыть примеры того, как антимонопольные меры государства приносят потребителям вред.
ПЛЮМ делает из этого вывод, что государство – вполне годный инструмент, если его хорошо настроить. Сторонники АЭШ делают из этого вывод, что факты это просто события, интерпретируемые при помощи той или иной теории, статистика это результат обработки множества фактов при помощи теории о том, как факты следует обрабатывать, а результаты статистических исследований это просто эмоциональный довод в политической борьбе, но никак не аргумент в споре о том, какая теория верна – ведь при выделении бесчисленного множества событий в то, что называется фактом, уже применяется определённая теория, а значит, доказывать теорию с помощью фактов – это передёргивание. ПЛЮМ делает из этого вывод, что АЭШ – вера, а не научная теория, коль скоро она настолько глуха к фактам. Сторонники АЭШ указывают, что математика тоже глуха к фактам, описывает себе модельки и вообще плевать хотела на то, существуют ли в реальности идеальные окружности. Это, однако, не мешает успешно применять её к реальной жизни – но не ко всему подряд и не безоглядно.
В общем, спор это давний, копий сломано много, и, в общем-то, понятно, что как индукцию, так и дедукцию следует применять аккуратно. Что касается того, стоит ли оставлять государству шанс исправиться, или следует снести его под корень, то я неоднократно касалась этого в своих предыдущих постах. Вот, например, можете освежить в памяти пост о том, при каких обстоятельствах либертарианцы могут счесть своё учение ложной идеей.
Политическая программа либертарианства сводится к последовательному уменьшению роли государства, то есть дерегуляции и снижению налогов.
Если движение в этом направлении будет приводить к увеличению безопасности и богатства жителей до тех пор, пока государство не окажется сведённым до роли “ночного сторожа”, а при дальнейшем усечении государственных функций уровень насилия вырастет, а благосостояние уменьшится, значит, минархисты правы, а анкапы нет, и существует тот минимальный оптимум государства, меньше которого его делать нельзя.
Если оптимум государства не будет найден, и каждое урезание государства будет давать людям только выгоду, значит, правы всё-таки анкапы, государство вредный паразит и подлежит полному искоренению.
Если оптимум найдётся, но не там, где его предполагают минархисты, а, скажем, на уровне “ночной сторож плюс богадельня”, значит, правы социал-либералы, а жестоковыйные либертарианцы своими убогими мозгами так и не сумели постичь всю важность грамотного централизованного перераспределения ресурсов.
И, наконец, если окажется, что устойчивых результатов получить невозможно, потому что в разных обществах свой оптимум государственных функций, значит, и вовсе правы панархисты: люди слишком разные, чтобы стричь их под одну гребёнку. Кому-то надо больше государства, кому-то меньше, кому-то ноль, вот пусть каждый и получает по своему запросу.
Вот только для того, чтобы получить все эти результаты, необходима готовность людей к экспериментам в плане построения удобного для них общества. Однако десятилетия насильственных социалистических экспериментов во многом дискредитировали саму идею о том, чтобы последовательно строить что-то новое. Поэтому сейчас мы чаще имеем спорадические попытки что-то улучшить, а вслед за ними – откаты. Но точно так же, как долгий мир отучил людей воспринимать серьёзно опасность большой войны, так и долгий период безыдейности может вернуть людям вкус к реформам. Наша задача состоит в том, чтобы в этот момент в воздухе витала идея именно либертарианских преобразований.
Главным недостатком как либертарианской, так и анархо-капиталистической теорий является то, что их не существует.
Есть экономическая теория, разрабатываемая австрийской экономической школой и получившая относительно целостный вид благодаря Мизесу. Это праксиология, то есть теория человеческой деятельности, каталлактика, то есть теория обмена, теория денег, теория интервенционизма, теория экономического цикла, и так далее. На экономической теории строится логика изложения либертарной доктрины, ею поверяются различные фантазии по поводу возможного устройства общества. Австрийская экономическая теория не даёт количественных прогнозов и постулирует принципиальную невозможность их давать, что даёт повод многим последователям иных школ критиковать её в связи с этим за бесполезность.
Есть либертарная правовая теория, она же институциональная, она же социологическая. У российских либертарианцев в основном принято опираться в своих правовых построениях именно на неё, что не в последнюю очередь связано с тем, что она разработана Владимиром Четверниным, русским и пока ещё живым. В англоязычном мире больше в ходу теории естественного права.
Есть различные этические либертарные учения: одни берут за основу естественные права, другие выводят этику из идеи договора, третьи опираются на консеквенциализм, то есть выносят оценку поступкам по их последствиям – в общем, в области этики у либертарианцев изрядный разброд и шатание.
В результате либертарианство представляет собой довольно широкое и плюралистическое течение мысли, что можно счесть как плюсом (есть внутренняя дискуссия, есть развитие, но есть и согласие по поводу основ), так и минусом (по ряду специальных вопросов нет однозначного мнения, причём некоторые из этих вопросов весьма серьёзны, например, имеет ли право на существование такой институт, как государство).
Update: когда пост уже был написан, на SVTV вышло видео с Алексеем Терещуком, которое как раз касается схожих вопросов.