Давайте я поговорю только о водоснабжении, чтобы не размывать, пардон за каламбур, тему.
Чтобы снабдить городского жителя водой, нужно:
найти источник воды
добыть воду
доставить воду потребителю
Для того, чтобы всё это работало на свободном рынке, нужно, чтобы каждый из этапов мог осуществляться без принуждения и приносил прибыль тому, кто его осуществляет. Теперь поехали по пунктам.
Найти источник воды
При наличии водоёмов это сравнительно несложная задача, поэтому рассмотрим более трудный случай: поиск артезианского бассейна. Для проведения этих работ требуется нанять специализированную организацию, которая будет раскладывать по земле своё регистрирующее оборудование, получать с его помощью данные с глубины, обрабатывать и делать выводы о том, где проходит граница бассейна и, стало быть, каковы там запасы воды. То есть нужно договориться с владельцами земли, на которой будет проводиться съёмка, оплатить им оговоренные компенсации – и провести разведку. Эта задача не является нерешаемой.
В России, где все недра принадлежат государству, а земля может принадлежать частным лицам, геологоразведчики платят владельцам земли за потраву, а прибыль в конечном итоге будет получать тот, кто приобрёл у государства лицензию на добычу. На свободном же рынке скорее будет, как в США, где права на недра принадлежат владельцам земли, то есть они даже в ещё большей степени заинтересованы в разведке находящихся под ними недр. Также, насколько я смогла разобраться, получаемые при разведке данные обладают определённой избыточностью, а потому несогласие некоторых землевладельцев или невозможность съёмки из-за расположения на земле построек не слишком помешают получению результата. Иначе говоря, на этом этапе особых трудностей для рынка нет – есть обычные предпринимательские риски, когда деньги за разведку уплачены, а бассейна не нашлось.
Добыть воду
Здесь, опять же, наибольшую теоретическую сложность представляет ситуация, когда речь идёт об артезианском бассейне. Дело в том, что он обычно достаточно велик, чтобы водозаборные скважины, эксплуатирующие его, могли находиться на земле разных собственников. Если потребителей много, а воды мало, важно не допустить трагедии общин, иначе источник не будет успевать пополняться естественным путём вследствие избыточного отбора.
Несколько подобных кейсов подробно разобраны у Элинор Остром в книге “Управляя общим”, где она приводит основные принципы, которых должны придерживаться добывающие организации, чтобы не допустить деградации ресурса. Тут им потребуется зафиксированное соглашение по нормам отбора воды, контролирующий орган, возможность пресекать злоупотребления, причём с градуированной системой штрафов. Причём, что интересно, очень важно, чтобы была возможность энфорсмента договора, но не менее важно, чтобы никакое государство не пыталось вмешиваться в сам процесс его заключения. То есть для уверенного разрешения такого рода имущественных коллизий наличие развитого свободного рынка не просто желательно, а прямо-таки жизненно необходимо.
Доставить воду потребителю
Вопрос о том, кто будет прокладывать и ремонтировать водопровод, сродни вопросу о том, кто будет строить дороги. Дороги строят те, кому они нужны, то есть владельцы объектов недвижимости, к которым ведёт дорога, потому что это увеличивает их стоимость. Точно так же стоимость участка земли увеличивает проходящий по нему водопровод, ведь это означает, что на земле можно построить водопотребляющий объект, а затем быстро и просто подключить его к водоснабжению.
Так что здесь картинка будет примерно той же, что и на этапе разведки. Либо владельцы земли сами оплачивают трубы по своей земле, либо, по крайней мере, предоставляют разрешение водоснабжающей организации на прокладку труб, за деньги или безвозмездно – тут уж как договорятся.
Резюме
Примерно тот же подход можно применить для других инфраструктурных объектов и других сфер ЖКХ. Процесс поставки услуги разбивается на этапы, каждый из которых должен приносить прибыль. На каждом этапе могут возникнуть имущественные коллизии, которые приходится решать заключением договоров, и эти договоры будут давать либо непосредственную взаимную выгоду, как договор аренды земли под прокладку коммуникаций, либо являться результатом компромисса, как договор о квотах по отбору воды. И все эти сложности, конечно, не идут ни в какое сравнение со сложностями организации того же самого через механизмы центрального планирования – вот там задача действительно решается абы как: жрёт налоговые деньги, а потребителя оставляет недовольным.
Да, средний класс и богатые имеют больше расходов, но зато бедные получают возможность, например, получить недорогое образование. Например, в тех же США, что образование в хороших колледжах и университетах, что медицина, всё очень дорого. Не вижу причин, почему нельзя помочь человеку сейчас, а потом он будет со своих налогов помогать других. Да, недобровольно. Да, будет бурчать про грабёж. Но зато жить сейчас гораздо лучше, чем если бы налогов не было.
Моя подруга
Увы, достоверно узнать мнение умозрительных субъектов о том, что составляет их выигрыш, невозможно, поскольку умозрительные субъекты существуют только в конкретном человеческом сознании. Один скажет, что общество выигрывает от налогов, другой – что бог выигрывает от запрета абортов, третий – что его воображаемый друг выиграет от теракта в школе, и это будут равно достоверные утверждения.
Поэтому лучше исходить из того, какие блага получит, скажем, конкретный ребёнок из бедной семьи от того, что образование финансируется из налогов, в сравнении с ситуацией, когда образование финансируется добровольно.
Раз деньги на образование тратятся централизованно, то и программа определяется централизованно. Итак, ребёнок идёт учиться по программе, предписанной сверху, получает на выходе диплом, а дальше как повезёт. Либо полученные знания востребованы бизнесом, либо нет. Если нет, то он имеет вполне обоснованные претензии к государству: ты приказало мне изучать вещи, за знание которых мне никто не готов платить, так что давай-ка, плати само. И послушное государство предоставляет человеку бюджетное рабочее место, платя ему зарплату из денег, которые, опять-таки, собраны с частного бизнеса в виде налогов.
Если государство оказывается успешным предпринимателем, и удачно угадывает, какие знания в каком объёме будут востребованы бизнесом в будущем, то централизованное образование действительно помогает покрыть потребности бизнеса в квалифицированной рабочей силе. Если же государство не угадывает, то деньги оказываются потрачены впустую, рабочая сила так и оказывается низкоквалифицированной, несмотря на затраты, но при этом, имея образование, эти люди уже не готовы занимать низкоквалифицированные рабочие места, а претендуют на хорошо оплачиваемую работу, хоть бы даже и бесполезную, например, финансируемую из налогов.
Чем статичнее общество, тем более оправдано в нём образование, финансируемого из налогов. Чем быстрее общество меняется, тем менее оправдано. Если внедрить социализм во всём мире, прогресс замедлится, и такое образование станет относительно эффективно, но это ли имеют в виду социалисты, когда говорят, что от общественного образования общество выиграет? Вроде бы они скорее зовут себя прогрессистами, а не консерваторами.
Теперь пусть образование частное, и ребёнок из бедной семьи сам выбирает, какое ему по карману. Он может взять кредит, получить дорогое образование, а потом, устроившись на высококвалифицированную работу, за несколько лет этот кредит вернуть. Он может сразу устроиться на низкоквалифицированную работу, а на досуге получать образование на основе бесплатных курсов, которых полно в интернете. Он может не получать образования вовсе, а просто увеличивать квалификацию прямо на рабочем месте, что даст карьерный рост. Ну и, наконец, он может продемонстрировать свои большие задатки в том или ином конкурсе, и получить частный образовательный грант. Через некоторое время, придя к успеху, он и сам охотно вложится в эндаумент-фонд вуза, который дал ему такую замечательную возможность.
В результате мы будем иметь систему, где каждый член общества обустраивается именно так, как ему самому кажется наиболее удобным. Разве не логично будет сделать вывод, что именно от такого подхода общество в целом выигрывает, раз уж выигрывает каждый из его членов?
Днём работаешь руками, а вечером на курсеру – осваивать корпоративное управление
Хочу
сразу отметить основной момент его
рецензии, так как вся дальнейшая критика
будет строится из этого факта. Вэд не
учитывает разницы между корпоративными
(КорпЭКЮ) и идеологическими (ПолитЭКЮ)
провайдерами юрисдикций. Сам он является
сторонником первых, поэтому чётко видна
предвзятость в их сторону. КорпЭКЮ это
«мир киберпанка», то есть ЭКЮ, ставящие
во главу угла экономический расчёт и
финансовую выгоду. ПолитЭКЮ это, по
сути, идеологизированные экстерриториальные
государства, где критериями членства
оказываются политические взгляды,
культура, религия. Примерами могут быть
социалистическая, марксистская,
католическая, православная,
традиционалистская, трансгуманистическая,
либеральная ЭКЮ.
Краткий
вывод: Вэд полностью прав относительно
неприменимости доктрины сдерживания
(ДС) к КорпЭКЮ (он сам продвигает панархию
с упором на них, поэтому мыслит немного
предвзято), но ДС вполне может быть
использована для «разделения» государства
на ПолитЭКЮ.
Далее
попытаюсь разобрать некоторые моменты
этой рецензии по отдельности.
>
«Неявно подразумеваемое вами отличие
(на деле отличием не являющееся, т.к.
любые сепаратистские группы рассчитывают
на тоже самое) в том, что люди посчитают
ваши действия справедливыми и не будут
относиться к вам как к террористам и
сумасшедшим психопатам. Но это просто
очередное заблуждение, проистекающее
из того, что вы думаете, что множество
разных людей можно убедить в справедливости
какой-то одной этической теории или
политической парадигмы. «Раз я во что-то
верю, то и другие в это верят или поверят,
если я расскажу им об этом». Не поверят.
Даже без учета пропаганды не поверят.
Для абсолютно подавляющего числа людей
государство не является чем-то плохим,
злым, монополией на насилие или вообще
каким-то единым субъектом общественных
отношений, которому зачем-то нужно
противостоять. Что справедливо, т.к. оно
и не является таким субъектом — все это
лишь умозрительное упрощение, основанное
к тому же на определенной аксиоматике.
Но об этом далее.»
Опросы показывают ровно противоположное — доверие к государству постоянно снижается даже в таких развитых странах, как США, и находится сейчас на минимальном уровне, при этом поляризация взглядов — на максимальном. Это отличная почва для легитимизации ПолитЭКЮ в глазах большинства населения. Конечно, нужна мощная рекламная компания.
Сторонников национального государства и демократии тоже считали сумасшедшими вначале, а через десяток лет это стало мэйнстримной идеей. Про отмену рабства можно сказать то же самое.
>
«Если система хрупкая (очень
авторитарная с сильной властной
вертикалью, завязанной на одного
человека), то с устранением этого человека
все просто посыпится как карточный
домик и начнется гражданская война. Как
поможет условным систедерам образование
на месте Тайланда десяти воюющих друг
с другом тайландов не понятно, скорее
всего к ним просто рано или поздно придет
не одна армия, а две или три, причем
настроенные гораздо более агрессивно.
Как это поможет установлению анкапа
или ЭКЮ где-либо еще не ясно тоже. Местные
жители тоже однозначно анкапам будут
не благодарны.»
В оригинальной статье делался упор на защиту экстерриториального суверенитета, а эти систедеры (которые пытались создать пусть очень маленькое, но территориальное государство) приводились лишь как интересный пример. ДС действительно применима в основном для создания ЭКЮ, но не для территориального сепаратизма.
Анкапам и КорпЭКЮ в условном Таиланде, может, сразу и не будут рады. А вот идеологические разногласия там наверняка есть, и они могли бы стать хорошей базой для превращения Таиланда не в десять новых территориальных государств, а в условные пять ПолитЭКЮ.
> «Дальше больше. Как вы собираетесь определять цель для своей атаки или своего воздействия? Каждая государственная система это тысячи функционеров, и разобраться, кто из них является важным действующим лицом, наблюдая со стороны, практически невозможно. Интересуясь политикой мы знаем несколько десятков ключевых лиц в российском истеблишменте, и зачастую это совсем не те люди, на которых обратили бы внимание иностранные журналисты (Действительно, как понять, обладают ли реальной властью Милонов, Мизулина или глава Роскомнадзора?). А как насчет соседней Турции? Много вы знаете о действующих лицах в правительстве Эрдогана и о расстановке сил в их стране? А как насчет Новой Гвинеи или Эквадора?»
Тут, с одной стороны, хочется указать, что жертве всегда виднее, в чей адрес направить возмездие, так что, даже будучи децентрализованным, оно будет наводиться на цель достаточно точно; с другой же стороны, для воспитательного эффекта достаточно косвенной вовлечённости объекта возмездия в агрессию, например, это может быть один из депутатов, голосовавших за репрессивную норму, или ключевой подрядчик правительства, чья аффилированность не вызывает сомнений, даже если некоторые детали остаются в тени.
> «А вот что действительно может сделать подобная террористическая активность — это нанести вред демократии, перераспределив власть между публичными и непубличными лицами в правительствах многих стран (Как мы это видели после 9 сентября 2001 г).»
Стоит разделять террористическую (против мирного населения) и экстремистскую (против государства) деятельность. Экстремизм скорее всего будет выглядеть положительно в глазах населения (как я отметил раньше, большинство населения даже в богатых странах сейчас ненавидит государство). А вот уничтожение демократии только на руку либертарианцам, так как она легитимизирует территориальную монополию государства.
>
«Ну и наконец, это просто безумие
сражаться с заведомо более сильным
противником его же методами.»
Какими такими одинаковыми?! Противник территориален, его объекты фиксированные и находятся на одних и тех же местах. ЭКЮ же не привязаны к территории, и попытка ареста даже одного члена ЭКЮ наверняка приведёт к огромным сопутствующим жертвам (для власти это неприемлемый ущерб).
> «Успех биткоина в том, что это совершенно новая технология, с которой государственная система никогда не сталкивалась, и понятия не имеет, что с ней делать.»
Тем не менее, государство безошибочно нащупало, как максимально затруднить широкое внедрение биткоина, и при желании легко объявляет нелегальным его применение для покупки легальных товаров. Законопослушным гражданам приходится оставаться в фиате для повседневных покупок. Точно так же государство может затруднить деятельность экстерриториальных юрисдикций в тех областях, где люди вынуждены совершать действия открыто и в офлайне. Но эта оборонительная тактика не способна принести государству победу как в случае с биткоином, так и в случае с ЭКЮ.
>
«Невозможно запретить производить
математические вычисления на собственном
компьютере (который для этого изначально
и предназначен), а значит невозможно
запретить майнинг. Также невозможно
запретить обмен данными о результатах
этих вычислений (как вы себе это
представляете?), который может происходить
даже оффлайн, а значит нельзя запретить
оборот биткоина. Потому что это не
деньги. Блокчейн можно закомуфлировать
под сколько угодно далекую от денег
вещь, чтобы ни одна самая абсурдная
регуляция не смогла ему ничего сделать,
не запретив одновременно Интернет и
компьютеры. Именно в этом смысл биткоина.
И именно так должно выглядеть противостояние
с государством — через техническое и
интеллектуальное превосходство над
его медленной и неповоротливой системой,
использующее все ее недостатки и
неотделимые от государства слабости,
заполняя все прорехи в юридической,
политической и экономической системе.
И в конце концов создать альтернативу,
которая невозможна в рамках сущестсвующей
государственной системы, но превосходит
ее по всем параметрам.»
Тут полностью согласен. Проекты вроде Bitnation очень помогут созданию ЭКЮ.
>
«А в максимальном объеме, добившись
успеха, вы просто станете «еще одной
спецслужбой», т.е. еще одной машиной
насилия и еще одним гестапо, решающим
кому жить, а кому нет.»
Даже если рассмотреть маловероятный в силу общемирового тренда на гуманизацию «жёсткий сценарий» (кровавая мясорубка, понимание бессмысленности войны, появление терпимости к людям других взглядов, отказ от территориальной монополии и создание конкурирующих ЭКЮ), в конце получится панархия с мирно уживающимся людьми различных взглядов, но никак не «ещё одним гестапо». В истории есть отличный пример такого перехода — появление терпимости к иноверцам и мирное с ними сосуществование на одной территории после Реформации и последовавших за ней религиозных войн.
Братья Стругацкие это советские фантасты, которые в силу свойственных плановой экономике перекосов издавались советским государством куда меньшими тиражами, нежели имевшийся спрос, а потому при переходе к рынку этот отложенный спрос начали активно удовлетворять, и у моих родителей на полке стояло полное собрание сочинений. Могу предположить, что поколение нынешних пятидесятилетних знает эти книги куда лучше, чем те, кому сейчас двадцать пять. Вот и я от детских энциклопедий по истории как-то сразу перешла на фэнтези, затем на научпоп, а собрание сочинений Стругацких так и пылилось на родительской полке.
Собственно, на этот пост меня натолкнуло упоминание Михаилом Световым в стриме о том, как он в детстве читал писателей прямо-таки полными собраниями сочинений. Я не столь занудна, и у тех же Стругацких в итоге в разное время прочла три книги.
Первой была “Трудно быть богом”, повесть про попаданца-коммуниста в средневековье. Невозможно было её не прочитать, поскольку она мемная, и хотелось понимать истоки всех этих баек про то, как серых сменяют чёрные, и почему благородный дон не должен видеть причин чего-либо не делать. Тогда не было массовой литературы про попаданцев, поэтому писатели использовали в качестве антуража другую планету, но вся проблематика вполне соответствует попаданческой. Оригинальность произведению придаёт то, что у попаданца ни хрена не вышло с насаждением в средневековом обществе своих ценностей, и миссия закончилась провалом. Современные писатели штампуют более оптимистичные вещи, а тут получилось сделать бестселлер без хэппи-энда, уважаю.
Второй оказалась повесть “Хищные вещи века”, тут спасибо Александру Розову, написавшему про неё интересную рецензию. Книжка про то, как коммунист попадает в благополучное капиталистическое общество потребления, приходит в священный ужас и начинает строить планы о том, что можно сделать с этими несчастными потерянными людьми, желающими счастливо жить и не желающими стройными рядами штурмовать Марс. Перед коммунистами встала дилемма: то ли вводить в страну штурмовые колонны и гнать население в гулаг, то ли начать многолетнюю кампанию по промыванию мозгов. Протагонист гуманно придерживался второй стратегии, считая первую провальной, и на том спасибо.
Наконец, третья повесть – это “Далёкая Радуга”, которую я прочла совсем недавно на даче, когда выдался свободный вечер – просто книжка из того самого собрания сочинений обнаружилась рядом с креслом. Повесть рассказывает о планетарной катастрофе, случившейся из-за особенностей коммунистической системы организации фундаментальных исследований, а также о том, что в плановой экономике нет цен, и потому невозможен экономический расчёт. Последнее иллюстрируется на богатом материале. Из метрополии привезли дефицитные приборы, и учёные идут на различные ухищрения, как бы суметь получить их вне очереди, по блату, или просто спереть. Варианта “купить” у несчастных просто нет. Для экспериментов нужна энергия, и учёные тырят её из местной энергосистемы, потому что выдаваемая по талонам уже потрачена. Варианта “купить” у несчастных просто нет. Очередной эксперимент заканчивается катастрофой (не исключаю, что она тоже была вызвана тем, что конкурирующая лаборатория умыкнула какой-нибудь дефицитный контроллер прямо с испытательного стенда, но причины трагедии остаются за кадром), и выясняется, что на планете не предусмотрено средств эвакуации (какая ещё техника безопасности, коммунизм на дворе). В довершение всего, задача о том, кого именно и какие именно ценности спасать в первую очередь, также решается совершенно волюнтаристски, причём не легитимным органом управления, а капитаном единственного космического корабля, который сам решил, кому жить, кому умереть, как будто корабль является его частной собственностью. И именно такой подход, когда красный директор царь и бог на своём предприятии, позиционируется в качестве наиболее морально оправданного. Так ещё в далёкие шестидесятые фантасты уже описывали контуры красного пояса девяностых годов.
Мне как-то приходилось отвечать на вопрос о том, какие книжки стоит читать. Я посоветовала сперва обеспечить себе рамку восприятия, а потом можно читать любые, и результат вас неизменно порадует. Вот вам, пожалуйста, либертарианское прочтение коммунистических агиток. Пробуйте читать всякое, это интересно. И да, Стругацкие стилистически просто чудесны, и я прекрасно понимаю природу их популярности. Будет больше времени – прочту у них ещё что-нибудь.
Он её называет сислибом и фактически обвиняет в оправдании режима. Что вообще думаешь о сислибах?
анонимный вопрос
Речь идёт о прошлогодних постах (первый и второй) в блоге Илларионова, о которых бы никто и не вспомнил, если бы он сам на них не сослался недавно.
Я нахожу чрезвычайно полезной илларионовскую въедливость, когда речь идёт о скрупулёзном сопоставлении множества свидетельских показаний о масштабном событии, на основе которых строится непротиворечивая картинка произошедшего. Так, на меня произвело большое впечатление его расследование по Российско-Грузинской войне 2008 года. Однако когда он обращает свой талант на анализ нюансов словоупотребления одного человека в прямом эфире, это уже производит впечатление некоторой предвзятости, примерно как вульгарный фрейдизм, в котором не остаётся места для огурцов и сигар, потому что есть только фаллосы.
Илларионов, если я правильно понимаю, является создателем термина “сислиб”, и определяет он его как человека, который использует либеральную риторику для укрепления нелиберального политического режима и оправдания нелиберальных политических практик. Ну, вроде чубайсовского “поклонитесь в ножки олигархам, они страну из нищеты вытащили”.
Что он инкриминирует Екатерине?
Казаки на разгоне митинга в Москве, выглядят не столь органично, как они бы выглядели в Краснодаре. Ага, значит, в Краснодаре разгонять можно. Сислиб.
Армия в Турции перестаёт быть модернизационным институтом. Ага, а Эрдоган, значит, становится модернизационным институтом. Сислиб.
Много ещё мелких придирок, и, наконец, самое важное. Существует зависимость: чем менее кровавым вышло смещение авторитарного режима, тем больше вероятность демократизации. Ага, значит, люди на Майдане сами виноваты в том, что их расстреливали. Сислиб.
У меня такое ощущение, что Илларионов путает подход политолога-исследователя и публициста, и каждый раз, когда видит утверждение о неких закономерностях, тут же домысливает, что должен был бы подразумевать этой фразой человек, будь он пропагандистом правящего режима.
Вот если Екатерина прямо заявит, например, что суверенитет личности невозможен или нежелателен, а возможен или желателен только суверенитет некой групповой сущности, вроде нации, то тут я и сама решу, что эта Шульман испортилась, несите новую. Но пока она лишь констатирует, что без хорошо устроенного государства людям как-то неуютно, а значит, государство необходимо. Но по возможности либеральное, признающее тот самый суверенитет личности. А то, что это внутренне противоречивая конструкция – ну, что поделаешь, мир сложен, нужно как-то согласовывать интересы, вот и давайте отстраивать институты, которые позволяют это делать.
В общем, я бы советовала избегать излишнего пуризма. Это пусть Ленин решительно размежёвывается перед тем, как насильно всех объединить, а умным людям действительно лучше тренироваться согласовывать свои интересы и соотносить их со своими ценностями. Екатерина же Михайловна ценна прежде всего как неиссякаемый источник политологических мемов. Мне вот больше всего нравится у неё “вся власть – никому!”
Если ты будешь выглядеть достаточно угрожающе, на тебя не решатся напасть. Это простое соображение порождает довольно сложные спонтанные порядки. Мы видим их в поведении не только человека, но и множества других биологических видов. Даже растения норовят изобразить из себя что-нибудь очень опасное, к чему лучше не прикасаться. Вот и либертарианцы норовят повесить на свои знамёна зверюшек, преуспевших в применении доктрины сдерживания, таких как гремучая змея или дикобраз.
Наглядная демонстрация доктрины сдерживания в животном мире
В военной теории доктрина сдерживания начала завоевывать популярность в 19 веке и стала доминирующим воззрением после появления ядерного оружия. Изначальное соображение было простым. Надо сделать так, чтобы ведение войны оказалось заведомо невыгодным. Раз целью войны, по Клаузевицу, является мир, лучший, чем довоенный, то нужно сделать средства ведения войны как можно ужаснее и масштабнее, чтобы ни у кого и в мыслях не было, что в результате войны страна может получить экономический выигрыш. Правда, параллельно высказывалось и противоположное соображение, о том, что война, во-первых, отвлечёт на фронт множество рабочих рук, а во-вторых, обеспечит промышленность военными заказами, и это означает, что рабочие получат резкое повышение зарплат, стало быть, у них есть все резоны желать большой войны. И хотя в ходе первой мировой войны оказалось, что почему-то вместо повышения благосостояния начинается голод и нищета, это не помешало вскоре появиться Кейнсу с его идеями, что в кризис надо больше тратить, ибо это и есть наилучший путь достижения богатства.
В интербеллум распространение получила доктрина Дуэ о том, что волю противника к сопротивлению легко сломить неизбирательными стратегическими бомбардировками производственных мощностей в тылу, то есть, опять-таки, у военных теоретиков теплилась мысль о том, как очевидная экономическая бессмысленность противостояния может воспрепятствовать началу бойни. Но вторая мировая война наглядно продемонстрировала, что потери лишь способствуют сплочению, и начинается тотальная война далеко за пределами любых довоенных рациональных расчётов.
После окончания второй мировой войны человечество немедленно принялось готовиться к новой войне, теперь уже ядерной. Ядерные державы вели активные испытания нового оружия и средств его доставки, разрабатывали доктрины его применения, строили бункеры для укрытия органов госуправления и штабов. А затем, наконец, произошло важнейшее, на мой взгляд, событие 20 века: Карибский кризис. Впервые в человеческой истории две державы, полностью снарядившиеся к войне, запустившие на полную катушку свои пропагандистские машины, мобилизовавшие войска, имеющие неразрешимые противоречия в своих доктринах развития, подразумевающих полное поражение противника – не решились начать войну и запустили деэскалацию. Что произошло? Правительства обеих стран отчётливо осознали, что если война начнётся, они станут первой мишенью и будут уничтожены почти с полной гарантией. Этого осознания оказалось достаточно.
Стало понятно, что именно должно быть положено в основу доктрины сдерживания. Не экономическая блокада и санкции, не готовность вбомбить страну в каменный век, а только гарантия уничтожения руководства. До тех пор, пока руководитель государства может жертвовать своими подчинёнными, он будет готов воевать. Как только он сам становится на эту шахматную доску в качестве фигуры, его мотивация к войне резко уменьшается.
Как известно, новый, ранее не существовавший, товар обычно сперва оказывается предметом баснословной роскоши, но постепенно, благодаря своей привлекательности и сверхприбылям, которые даёт его производство, привлекает инвестиции, приобретает всё большую массовость, а его цена снижается. В конце концов товар становится практически общедоступным.
Товар “сдерживание противника через гарантированное уничтожение его лидеров” был очень дорог, и позволить его себе могли поначалу лишь сверхдержавы. Однако со временем, с одной стороны, расширялся круг ядерных держав, уменьшалась стоимость и росли потребительские качества ядерного оружия, а с другой стороны, уменьшалась толерантность людей к военным потерям.
Хорошей иллюстрацией этой тенденции стала последняя конвенционная война между цивилизованными странами – фолклендский конфликт. Он интересен тем, что в ходе войны обеими сторонами более или менее аккуратно соблюдались нормы международного права, относящиеся к законам и обычаям войны, а сам конфликт был чётко географически локализован вокруг спорной зоны. Иначе говоря, стороны уже не могли позволить себе тотальной войны, вынуждены были сдерживаться и быстро перешли от горячей фазы конфликта к дипломатии.
Когда появилось высокоточное оружие, великие державы стали использовать его для уничтожения лидеров противника в слаборазвитых странах. Однако это, с другой стороны, ещё больше снизило порог вхождения в круг стран, могущих позволить себе доктрину сдерживания через угрозу лидерам, ведь теперь для этого даже не требовалось обходить ограничений МАГАТЭ, как это в своё время сделал, по неофициальной информации, Израиль.
Однако прогресс в соответствующих технологиях не стоит на месте, высокоточное оружие продолжает удешевляться, и теперь нас пугают уже чем-то вот таким:
Очевидно, что рано или поздно дешёвое дальнодействующее высокоточное анонимное оружие будет доступно очень широкому кругу субъектов, в том числе частных лиц. А это означает, что человечество вплотную приблизилось к либертарианской мечте – обеспечить себе гарантии ненападения со стороны государства.
В феврале 2019 года состоялся первый в истории акт полноценного систединга. Пара биткойнеров, американец Чад Элвартовски и тайка Надя Тепдет, установили небольшую жилую платформу в 15 морских милях от побережья Таиланда, то есть за пределами территориальных вод, но внутри двухсотмильной исключительной экономической зоны. В апреле военно-морской флот королевства Таиланд уничтожил платформу, что согласно морскому праву есть военные действия против суверенной державы. Так государства в очередной раз продемонстрировали, что морское право работает только между суверенными субъектами, каковыми являются только государства, но не люди.
А теперь давайте пофантазируем. Систедеры продолжают мирно заниматься своими делами: Чад продолжает радовать публику заявлениями “Я рассчитываю, что мой адвокат сумеет добиться разумного соглашения с тайским правительством”, Надя ждёт получения политического убежища в США. А тем временем небольшой дрон роняет бомбу на короля Раму Десятого, после чего в блокчейне биткойна появляется неизвестно кем оставленная запись, где говорится, что так будет уничтожен любой глава государства, посмевший помешать свободным людям селиться вне юрисдикции государства. Спустя несколько месяцев после Тайского кризиса институт систединга объявляет, что намерен установить жилую платформу в 15 морских милях от побережья Вьетнама…
Не каждое государство готово разменять короля на тусовщика
Думаю, пройдёт не очень много времени, прежде чем люди сообразят, что ставить платформы в нейтральных водах – это уже скучно, вон их сколько понатыкали – и примутся объявлять о сецессии уже своих расположенных на суше земель, предсказывая в случае непризнания своего суверенитета вразумляющее возмездие в адрес главы своего государства со стороны анонимных доброжелателей, которым просто близки идеи свободы, и потому они готовы защищать их по всему миру…
Дальше больше. Люди соображают, что суверенная территория – это атавизм, суверенитет может быть экстерриториален – и начнут декларировать свою независимость от государства, даже не потрудившись покинуть его пределы. Застраховался в анонимном фонде вразумления этатистов – и живи себе, без налогов и репрессий. Пришёл налоговый агент – показываешь ему страховой полис, тот меняется в лице, извиняется и уходит. Всё чинно, мирно, по-анкаповски.
Что нужно для того, чтобы подобные фантазии стали реальностью?
Чёткое понимание, что государства начинают говорить на языке права только с теми, за кем видят силу.
Децентрализованная асимметричная защита. Территорию защитить от государства невозможно, не стоит и пытаться. Можно лишь создать угрозу лицам, принимающим решения на стороне противника, чем более высоким, тем лучше. Конечно, нужно оказывать моральное давление и на исполнителей, но ожесточать их крайне вредно: они не должны видеть в вас смертельно опасного врага, иначе вы рискуете прийти к тотальной войне вместо сдерживания. Ожесточённому противнику уже и пропаганды не нужно, он вас лично ненавидит, и глотку готов перегрызть.
Удар в адрес ключевых лиц государства должен приходить не со стороны тех, на кого нападает государство, а по возможности анонимно.
Какими именно средствами осуществляется сдерживание, по большому счёту неважно, если соблюдаются ограничения: оружие должно давать минимальные риски побочных потерь, иметь приличную дальность поражения, быть максимально точным, максимально дешёвым. Оно даже не обязано быть летальным, воспитательный эффект может быть достигнут и без таких радикальных мер, как убийство. Это может быть и разглашение критичных персональных данных, вроде адреса проживания семьи, и увод денег с банковских карт, и проколотые колёса, и пакет с говном на голову вместо бомбы – да мало ли можно придумать аналогов дикобразьей иголки в современном мире!
Нужна широкая реклама. Акции в рамках доктрины сдерживания должны красочно освещаться, быть грамотно срежиссированы, а в идеале быть ставить объекты воздействия в максимально идиотское положение. Именно публичный позор наиболее эффективно работает и против публичных выборных фигур, и против надувающихся от сознания своей важности диктаторов.
Современные демократии активно используют размывание ответственности, когда те или иные неправовые законы принимаются коллективными органами. Однако здесь кроется не только сила, но и слабость. Одного верховного главнокомандующего сравнительно легко защитить, а попробуй постоянно охранять целый батальон парламентариев! Доктрина сдерживания противопоставляет коллективным решениям коллективную же ответственность.
Разумеется, доктрина сдерживания сработает не со всеми, всегда может найтись особенно упёртый функционер, которому нипочём все ваши предупреждения. Здесь сработает та же тактика, что и для общественных кампаний: нужно просто переключиться на вышестоящего, чтобы уже он скомандовал отбой не в меру ретивому подчинённому. Вообще, при конструировании стратегии сдерживания противника все наработки по ведению общественных кампаний можно перенимать практически в полном объёме.
Юлия Латынина любит повторять, что общество устроено так же, как устроена армия, причём одно влияет на другое. Непреднамеренным следствием того, как именно гражданское общество будет сдерживать институционального агрессора, станут определённые изменения в структуре самого общества. Максимально децентрализованный принцип координации и стремление достигать целей непрямыми средствами – непременно взрастят в обществе систему тех самых экстерриториальных контрактных страховых юрисдикций, которыми я тут вам на канале уже все уши прожужжала. Спонтанные порядки именно так и работают.
Самое весомое возражение против доктрины сдерживания таково. Да, конечно, общество может затерроризировать несчастных зашуганных бюрократов во влажных мечтах европейских хипстеров. Вот только эти хипстеры запоют совсем иначе, когда условные коллективос начнут убивать их по ночам – у государства куда более богатый арсенал средств не только преследования по закону, но и прокси-насилия.
Да, действительно, государство может очень легко поднять ставки в этой игре, и мягкое deterrence by denial с его пакетами с говном и прочими попытками обеспечить репутационный ущерб перестанет работать (если лидер противника не может победить красиво, он может отступить, а может решить, что чёрт с ним, буду побеждать некрасиво), после чего гражданскому обществу придётся всё-таки принимать на вооружение хардкорное deterrence by punishment, и применять летальные средства. Но тут важно всё-таки не скатываться в тотальную войну, вести сугубо точечные акции и активно транслировать во внешний мир голосами непричастных: да что вы делаете-то? Зачем доводите этих несчастных людей до отчаяния? Вам жалко пойти на ничтожные уступки? На кой вам эта война?
Весь смысл доктрины сдерживания в том, чтобы противник решил: игра не стоит свеч. Даже в самых запущенных случаях это вполне решаемая задача.
В отсутствие государства довольно маловероятно само существование детских домов – трудно себе представить человека, которому нужно настолько много детей. Редкая семья решается завести их себе больше десятка. Нужда в том, чтобы массово пристроить огромное количество беспризорных детей возникает только после больших войн, но анкап гарантирует, что уж чего-чего, а больших войн точно не будет – нет возможностей для такой концентрации сил, это экономически бессмысленно. В обычных же условиях спрос на детей превышает предложение – и если государство не ставит палки в колёса, то дети, которые не нужны одним взрослым, быстро попадают к другим взрослым, готовым о них позаботиться.
С инвалидами при анкапе тоже в целом дела должны обстоять лучше, чем при государстве. Судите сами. Нет обязательных к использованию фиатных денег, значит, человек вполне в состоянии, не обладая специфическими навыками инвестирования, накопить себе на старость, просто откладывая деньги, желательно дефляционные, вроде биткоинов. Затем случается инвалидность, и даже если он почему-то не был застрахован, ему остаётся лишь распечатать кубышку.
Конечно, бывают дети-инвалиды, и далеко не каждый из них настолько талантлив, как Саня из Дагестана. Но, как легко видеть, государство о них и так не намерено заботиться. Что касается общества, то у него, в отсутствие централизованного грабежа, появляется куда больше возможностей для того, чтобы обеспечить сносную жизнь даже дорогостоящим детям-инвалидам. Их слишком мало, чтобы это могло по настоящему напрячь людей, склонных к спонтанным добрым поступкам.
В конце концов, у вас нет никакой гарантии, что за псевдонимом Анкап-тян не скрывается точно такой же инвалид. Вы присылаете мне деньги не за то, чего у меня нет, а за то, что я вам даю: интересные размышления, изложенные неплохим стилем. Благодаря тому, что с ваших донатов мне не приходится платить налогов, они все целиком расходуются на добрые дела. Спасибо, что не бросаете.
Но как тогда относиться к Google, Facebook и Youtube, которые являются монополистами в своих сферах: поисковики, соцсети и видео-площадка? Да, есть те же русские аналоги, типа ВК или Яндекса, но это все локально, и всё равно в мире в целом все пользуются именно этими тремя монополистами, и их скорого заката пока не ожидается.
Говард Рорк
Действительно, есть инструменты, имеющие огромный сетевой эффект, иначе говоря, чем больше людей их использует, тем выгоднее им их использовать. Это относится к деньгам, к языку, а равно и к прочим инструментам коммуникации, таким как соцсети.
Множество предпринимателей пытаются угадать, какое именно предложение окажется востребованным пользователями настолько, что они будут готовы за это платить. Некоторые угадывают лучше других. Создатели фейсбука угадали, что одни люди готовы платить за то, чтобы показать куче народу именно свой контент, а другие охотно оплатят информацию о пользовательских предпочтениях. Создатели ютуба угадали, что одни люди готовы платить за показ рекламных роликов в чужих видео, а другие – за то, чтобы смотреть видео без рекламы. Создатели гугла угадали, что люди охотнее купят таргетированную рекламу, а не ту, которая лупит по площадям без разбору.
Мы не знаем, удовлетворение каких потребностей потребитель будет готов оплачивать завтра. Не знают этого и владельцы интернет-гигантов. Сегодня администрация ютуба предполагает, что блокировать аккаунты с неприятной рекламодателям информацией – это удачная идея, а завтра может оказаться, что люди охотнее оплачивают свободу самовыражения. Сегодня фейсбук развивает торговлю бигдатой, а завтра обнаружит, что люди больше платят за прайвеси. Сегодня гугль удовлетворён своими алгоритмами таргетирования рекламы, а завтра окажется, что аутсайдер придумал лучше, и этот стартап почему-то не желает быть купленным на корню.
На свободном рынке бывает доминирование каких-то определённых стандартов, и нам, потребителям, это очень удобно. А когда нам начинает где-то жать, непременно появляется какой-нибудь Дуров и шепчет: на кой тебе эти соцсети, пересядь с иглы публичности на анонимный мессенджер. Да ладно, – отвечаешь ты Дурову, – как можно без вконтактика? А через год оказывается, что ты даже зубы чистишь через телеграм. Вот так оно и работает, это созидательное разрушение.
Я уже выкладывала здесь статью, посвящённую практическому применению новомодной технологии lightning для того, чтобы отправлять мне микродонаты – понемногу, зато часто, ну или пользоваться этим замечательным инструментом в каких-то иных целях. В статье обнаружились неточности, и когда-нибудь у меня дойдут руки их исправить, но сегодня я хочу рассказать немного о другом.
Со мной связался Антон Коваленко и сообщил, что у него заработал телеграм-бот, который умеет одно единственное действие – обналичивать ваши биткойны в киви-рубли. Зато делает это безукоризненно, в полном соответствии с составленной Антоном подробной инструкцией. Проверила работу бота на себе, вывод битков в фиат занял считанные секунды.
Ну и заодно рекомендую глянуть его же мануал по лайтнингу более общего характера. Может, вы сумеете понять там больше меня. Технология очень бурно развивается, но интерфейсы пока только-только начинают проявлять хоть какие-то намёки на возможное дружелюбие. Будем наблюдать, как пишет один популярный телеграм-блогер.
Вчера я опубликовала статью Битарха “Минархизм – маргинальная идеология”. В ней автор критикует минархистский подход, утверждая, что минархисты не в состоянии прийти к власти демократическим путём, если будут открыто избираться с минархистской программой.
Действительно, истории этот тезис не противоречит. США образовались в результате революции, грузинские реформы случились после революции, чилийские после переворота, в Сингапуре и Новой Зеландии реформаторы-минархисты пришли к власти обманом, транслируя перед выборами социал-демократическую повестку. Разве что Маргарет Тэтчер честно избралась под знаменем сокращения государства, и действительно честно этим занималась, но добиться в этом деле стабильных успехов ей не удалось, и сегодня в Великобритании правит бал этатистская реакция.
Битарх делает вывод, что минархисты, понимая свою маргинальность, будут тяготеть к насильственным методам насаждения своей идеологии, что и даёт ему повод констатировать, что с точки зрения простого обывателя политики-минархисты это либеральные фашисты. Естественно, столь громкий тезис не мог не привести к острой реакции.
Алекс Котов, ведущий канала Crypto-Libertarian, опубликовал сегодня статью с возражениями. В силу некоторой сбивчивости статьи её трудно комментировать, так что затрону буквально пару тезисов.
Битарх пишет, что в минархистском государстве предполагается единство законов на всей территории, а значит, условным левакам будет не хватать их левацких законов. Так что они просто будут голосовать против минархистской партии, и останутся со своим трудовым кодексом, МРОТ, ветеранскими льготами и прочими достижениями социального государства. При панархии же предполагается мирное размежевание, когда каждый клуб по интересам имеет собственные правила, в том числе касательно организации соцобеспечения и разрешения трудовых споров.
Алекс отвечает, что принудительное перераспределение доходов противоречит либертарианству, а значит, панархия не является разноводностью либертарианства, и в статье, соответственно, критикуется не только минархизм, но и либертарианство в целом.
Это немного странный тезис, поскольку в рамках контрактных отношений может быть оговорена абонентская плата за оговоренный пакет услуг. Другое дело, что любой контракт можно в любой момент разорвать, иначе это уже рабство. Так что неудивительно, что ещё один тезис Алекса – “минархисты оставляют за государством лишь функцию обеспечения выполнения контрактов, независимо от содержания контракта” – любой анархист (да и сторонник панархии) закономерно воспримет как очень нехороший звоночек. Бывает, что люди подписывают кабальные контракты, потому что в тот момент не видят для себя иных возможностей свести концы с концами. Когда обстоятельства изменяются, они с чувством глубокого удовлетворения сваливают из этих кабальных отношений, и, конечно, суд минархистского государства, который в этот момент вздумает потребовать соблюдения изначальных условий контракта, будет воспринят как попрание справедливости. О важности того, что любой контракт можно отказаться исполнять, довольно много и подробно рассказывает такой известный анкап, как Михаил Светов.
А вот ещё один аргумент против панархии показался мне достаточно интересным. Сторонники панархии утверждают, что свободная конкуренция контрактных юрисдикций приведёт к победе в конкурентной гонке наиболее свободных, так что леваки постепенно сами рассосутся. Однако в реальном мире наблюдается обратное. Свободная конкуренция государств с разными законами приводит к тому, что свободы ущемляются везде, и правительства рады перенимать друг у друга опыт именно в ущемлении свобод. Так что одной лишь конкуренции недостаточно, нужен моральный компас. Стало быть, естественное право рулит, а контрактное сосёт.
В целом это довольно сильный аргумент, но хочу обратить внимание на очень важную разницу между территориальными и экстерриториальными юрисдикциями. Экстерриториальным гораздо проще проводить экспансию. Вот возьмём такую чудесную либеральную территориальную юрисдикцию, как Гонконг. Там, блин, люди друг у друга на ушах уже сидят, настолько велико желание пожить при либерализме у жителей окрестного Китая. А будь эта юрисдикция экстерриториальной, не нужно было бы ехать ютиться на остров, просто подписал контракт – и живёшь под гонконгскому праву, платишь гонконгские налоги и получаешь гонконгскую социалку. А захотел на старости лет халявы – заключил контракт с какой-нибудь левой юрисдикцией, где тебе положен БОД. К чему приведёт конкуренция таких юрисдикций? Либо левацкие юрисдикции станут накладывать ограничения на вход, впуская только молодых и здоровых, либо сломаются под весом социальной нагрузки.
Так что не этикой единой происходит прогресс в общественных нравах, но и конкуренцией экономических систем.
В заключение хочу анонсировать статью, где я намерена свести в более или менее стройную картинку анкап, минархизм, панархию и агоризм. Надеюсь выпустить её в течение недели и рассчитываю на то, что подобных споров после этого будет меньше.
