Контракты

Случились у меня вчера дебаты. Оппонент толкал популярные тейки о том, что государство ничем не отличается от этих ваших контрактных юрисдикций, и что получение паспорта – это подпись под контрактом. Где текст контракта? А вот он, корпус законов. Дальше было много срача, в ходе которого у меня сформулировалось, зачем нужны контракты и как к ним относиться.

Контракт это всего лишь взаимное обещание. Обещания даются, пересматриваются, дезавуируются, нарушаются, их нарушение может иметь те или иные последствия. Подавляющее большинство контрактов – не смарт-контракты. Сами себя они не исполнят, исполнять их придётся людям. Собеседник интересуется: если вы, анкапы, заранее оставляете за собой право нарушить любой контракт и даже прямо говорите, что оставляете за собой право постараться избежать для себя вредных последствий его нарушения – то зачем тогда вообще нужны контракты? Чем мир с контрактами отличается от естественного состояния, когда никто никому ничего не должен?

Контракты нужны для того, чтобы делать мир проще, предсказуемее, понятнее, обеспечить себе возможность строить более далёкие планы, полагаясь на других людей. Но если контракт не исполняет себя сам, то просто по умолчанию полагаться на то, что он будет исполнен другими людьми, чревато ошибочным планированием. И тут есть два пути, оба валидные и не противоречат друг другу. Можно инвестировать в механизмы энфорсмента контрактов. А можно стараться заключать такие контракты, которые контрагент будет хотеть исполнить.

Скажем, правило дорожного движения “в этой местности принято держаться правой стороны дороги” – это хорошее правило. Оно куда лучше, чем его отсутствие, потому что увеличивает предсказуемость движения. Оно дёшево в исполнении, потому что какая разница, по какой стороне ехать, можно и по правой. И оно дорого в неисполнении. Нет никакой нужды специально энфорсить это правило, достаточно, чтобы о нём все знали, а если вдруг не знают, то быстро узнавали из наблюдения за потоком. И раз уж любители натягивать сову на глобус норовят называть контрактом отношения гражданина с государством – просто неявно заключённым по принципу публичной оферты – то вот это правило дорожного движения – хороший пример социального контракта здорового человека.

А теперь представим себе ситуацию. Человек въезжает на некую территорию. На блок-посту ему предлагают двенадцать томов правил поведения на этой территории – и место для подписи под этим контрактом, что даст ему право въезда. Поскольку человек не будет читать эти тома, то для него процедура сведётся к следующей: вы просите поставить подпись, чтобы меня пустить. Вот вам подпись, пускайте. Контракт с моей стороны выполнен. А любая дальнейшая апелляция к содержимому шестого тома пылящихся на блокпосту талмудов будет восприниматься им как беспредел, а указание на то, что ты же подписал контракт – восприниматься как глумление. Такие контракты не делают мир проще и предсказуемее. Они нужны самозванным энфорсерам для того, чтобы был повод докопаться до нарушения, а подписавшая их ради права на въезд сторона будет постоянно их нарушать без всякой задней мысли, поэтому полагаться в своём планировании на то, что есть такой-то контракт, и люди ему следуют, не приходится. А значит, при анкапе естественное возникновение практики сопровождать пребывание на территории навязыванием объёмного свода правил вряд ли приживётся. Точнее – максимальный объём правил, действующих на территории, будет пропорционален эксклюзивности доступа на неё и лёгкости энфорсмента. Дорогой элитный закрытый клуб сможет позволить себе сложные нормы поведения. Публичный парк – не сможет.

Конечно, бывают контракты, где сложность обусловлена сложностью предмета сделки. Например, слияние крупных акционерных компаний. Но там контракт готовится профессионалами с обеих сторон, а не предоставляется одной стороной в готовом виде без права на внесение правок. Так что сложность будет – добровольная. И именно она обеспечит желание исполнить всё ровно так, как написано.

И, наконец, есть контракты, где предмет сделки сложен, но текст при этом типовой. Например, договор банковского кредита. Но для клиента банка фактически этот текст сводится к короткой экспликации: вы мне сейчас столько-то, я вам по столько-то ежемесячно столько-то лет. А что именно должно делаться, если что-то пойдёт не по плану – здесь у него действует презумпция добросовестности банка. Он верит, что банк предоставляет для таких сценариев справедливые процедуры, и заранее не против их следовать именно им, потому что сам он их не продумывал. А когда дойдёт до дела, его мнение может резко поменяться. Тут-то банк и обнаружит, что все эти процедуры с точки зрения клиента – это не святые скрижали. Это вообще не контракт. Это хотелки банка. А у клиента они свои. И чем сильнее банк будет настаивать на соблюдении своих хотелок, тем больше будет недоволен клиент, и тем больше издержек он постарается создать банку. Поэтому чем более высококонкурентен будет рынок займов в условиях децентрализации права, тем более клиентоориентированные там будут контракты.

Так и в нашей обычной жизни – большая часть правил, на соблюдении которых настаивают окружающие – это не контракты, а хотелки. Какие-то мы уважаем, какие-то нет, разрешаем свои конфликты сами – и ничего, живём. Довольно мирно и счастливо.

Мудрый чувак, который знает, какие хотелки стоит озвучивать, а какие нет

Часто можно услышать от всяких левых про то, что АЭШ не опирается на эмпиризм, а соответственно вообще не понятно, как будет работать праксиология, к примеру. Можете прояснить эти моменты?

Lazzy

Праксиология – это действительно просто комплекс дедуктивных выводов из аксиомы действия: “человек ставит цели и выбирает средства для их достижения”. В той мере, в которой реальные люди удовлетворяют этой аксиоме, для них работает праксиология. Точно так же, скажем, евклидова геометрия это комплекс дедуктивных выводов из пяти аксиом, и в той мере, в которой реальное физическое пространство и объекты в нём соответствуют этим идеальным геометрическим формам, для них будет работать эта геометрия. Заменяем аксиомы – и получаем, например, риманову геометрию, которая будет отличаться от евклидовой, и лучше подходить для описания реальных объектов в пространстве с другими свойствами.

Аналогично, если мы заменим аксиому действия, например, на “человек это инструмент реализации божественной воли”, то нам придётся выводить для неё уже другую праксиологию, и в той мере, в которой реальные люди удовлетворяют этой новой аксиоме, выведенная нами праксиология будет для них работать. Хотя, конечно, исследователю при таких исходных данных будет куда интереснее изучать уже не праксиологию, а богословие.

Мы можем условно сказать, что левые (точнее, сторонники социальной инженерии) строят свою праксиологию на чём-то вроде “действия человека это феномен воздействия на него сил материального мира, подчиняющихся объективным законам физики и биологии”. Дедуктивные выводы из этой аксиомы образуют тот набор подходов, который левые применяют к людям. И это тоже как-то работает.

Таким образом, праксиология действительно не опирается на эмпиризм. Она эмпиризмом проверяется. Надеюсь, получилось прояснить.

Левая праксиология

Либертарианская теория войны, начинаю писать книгу

Хватит, пожалуй, кидаться в вас неструктурированными заметками, пора приниматься непосредственно за книгу.

Актуальная версия книги будет лежать на моём сайте в фиксированном месте по адресу https://ancapchan.info/war/ . Сейчас там доступно примерное оглавление, которое даёт представление о том, какой я вижу структуру будущего текста. Ну и для затравки сразу выкладываю небольшое предисловие.

Масштаб задачи меня немного пугает. К тому же хочется не затягивать процесс написания на год с хвостиком, как это было с базовой книгой про анкап, а управиться как-то пошустрее. Пожелайте мне удачи, подбодрите донатами, критикуйте текст по мере появления – давайте вместе чуточку раздвинем горизонт человеческих представлений о мире (ну, ладно, в нашем случае не столько о мире, сколько о войне).

Сетевое государство, глава 2.7. Фрагментация. Фронтир. Четвёртый оборот. Будущее – это наше прошлое.

Готов перевод очередной главы книги Баладжи Шринивасана Сетевое государство. Если предыдущая глава показалась мне затянутой, перенасыщенной фактами и недонасыщенной идеями, то здесь баланс более или менее выправился.

Автор указывает, что раз уж мир вскоре перестанет крутиться вокруг США, есть смысл заранее к этому подготовиться, начав с распространения новых нарративов и концепций, объясняющих положение дел. После чего выкатывает целых четыре, вот они, слева направо, в заголовке.

Некоторые из них, вроде тезиса о фронтире, были для меня более или менее на слуху, некоторые соображения оказались при всей своей простоте довольно новыми – как, например, тезис о том, что будущее, применительно к общему уровню централизации, в ближайшие годы будет в зеркальном порядке повторять прошлое.

Никак не получается выделить время на перевод очередной главы книжки Эрика Мака, а надо бы, потому что на её перевод пришёл небольшой донат. Но Сетевое государство – срочный заказ, и так не получается выдерживать оговоренные темпы. Так что ощущаю лёгкие угрызения, но придётся мне их ещё какое-то время потерпеть.

Libertarian Band, ролик про FSP

Команда Libertarian Band, с которой я давным-давно сотрудничала в создании роликов с введением в либертарианство (потом этот опыт пригодился мне при написании книги), после долгого перерыва разродилась отличным видео про Free State Project.

Это второй их ролик, посвящённый либертарианским сообществам (первый, выпущенный в конце 2021 года, был про Монтелиберо.

Пришедший мне на смену сценарист работает в совершенно другом стиле: там, где у меня предпочтение отдавалось собственным, по возможности оригинальным, соображениям, у него фокус сделан на гораздо более богатой фактуре. Вышло, на мой взгляд, весьма занимательно, здорово, что ребята ещё живы и продолжают выдавать базу.

Теперь, конечно, напрашивается видео про Либерленд, надеюсь, не пройдёт и года, как они обогатят свой плэйлист соответствующим выпуском.

Наброски по либертарианской теории войны. Часть 2, о том, что NAP – плохой критерий.

Когда я писала книгу про анкап, вы могли в прямом эфире наблюдать результаты творческого поиска. Материал уже после публикации переструктурировался, по итогу бесед в комментах, личного общения и простого перечитывания текста вводились серьёзные правки формулировок, а пара глав вовсе была выброшена, после чего вторая часть книги началась заново в другом ключе. И это я ещё шла по достаточно знакомой территории: либертарианская доктрина давно и неоднократно изложена, от меня требовалось лишь её переосмысление и краткий пересказ.

Что касается либертарианской теории войны, то здесь поле непаханное, поэтому писать сразу книгу я не берусь, просто фиксирую покамест отдельные соображения. Единственная опора, которая у меня сейчас есть, это изложенные в первой части набросков вопросы, на которые либертарианская теория войны должна отвечать. Вот по ним и пройдусь.

Как определить, когда стоит начать войну?

Напомню, что войну я определяю как класс конфликтов, в которых как минимум для одной стороны выживание противника не является сдерживающим фактором. То есть, если совсем строго, то сторона конфликта, готовая убивать, войну ведёт, а сторона конфликта, не готовая убивать, войну не ведёт, даже если это её прямо сейчас пытаются убить. Таким образом, даже если на кого-то напали с целью убить, он не оказывается автоматически в состоянии войны, а волен самостоятельно выбирать, вести ему самому войну, или как-то от этого уклониться.

Уклонение может быть прямым: использовать пассивную защиту, убежать, спрятаться – что-то в этом духе. А может быть косвенным: прибегнуть к чужой защите. Тут сразу возникает проблема нечётких границ. С одной стороны, даже если субъект кормит и снаряжает своего защитника, а также платит ему зарплату и обещает признать его собственность на захватываемые им трофеи, он всё равно сам непосредственно не воюет. С другой стороны, возьмём оператора дрона: он может сидеть в тысяче километров от цели, попивать кофе и вообще ничего не иметь против объекта ликвидации: следует ли считать ведущим войну этого оператора – или его заказчика, который испытывает к объекту ликвидации неприязнь, достаточную, чтобы раскошелиться на найм оператора? Чем вообще оператор дрона принципиально отличается от самого дрона? Тем, что он принимает решение об убийстве? А если дроном управляет ИИ, и сам принимает это решение?

Короче говоря, в условиях, когда вокруг везде глубокое разделение труда, найти того, кто ведёт войну полностью самостоятельно, так же легко, как найти того, кто живёт полностью натуральным хозяйством.

Кстати, это обстоятельство также затрудняет и точное определение того, кто начал войну, а стало быть, кто агрессор, сиречь инициатор насилия. Стороны могут долго, изобретательно и преимущественно чужими руками делать друг дружке гадости, а потом какая-то очередная гадость почему-то начинает трактоваться окружающими, как начало войны и легитимный повод ответить на агрессию всей своей военной мощью.

К чему я это всё? К тому, что в либертарианской теории войны недостаточно просто сказать “NAP”. Это абстрактный принцип, который можно применять к любому межперсональному взаимодействию, чтобы решить: вот конкретно в этом элементарном действии агрессор Вася, жертва агрессии Петя. А перед этим было действие, в котором агрессор Петя, а жертва агрессии Вася. А ещё раньше… и так, пока не надоест. Агрессивный ЦАХАЛ бомбит Хамас. Ну, да, бомбит. Если мы берём в качестве начала отсчёта 8.10.2023, то агрессор ЦАХАЛ. Если 7.10.2023, то агрессор Хамас. Отмотаем дальше в прошлое – и скатываемся к вопросам о праве собственности на землю, содержании священных текстов и тому подобному. То есть NAP как критерий, когда начинать войну, неприменим, по крайней мере, в чистом виде. По крайней мере, когда речь идёт о коллективных конфликтах, а не элементарных ситуациях типа “ты просто прогуливаешься, на тебя кидаются с ножом, и как определить, в какой момент выстрелить в нападающего”.

На этом заканчиваю вторую часть заметок, не получилось даже первый вопрос до конца разобрать, но лучше я буду выкладывать мелкие заметки почаще, так общая скорость работы получится выше. Помимо сквозной нумерации и ссылок на предыдущие куски текста, буду также использовать для этих заметок тег ЛТВ (либертарианская теория войны).

Милей

Понедельник у меня начался с новости о победе Хавьера Милея на президентских выборах в Аргентине. На столе как раз оставалось немножко просекко в бутылке, хватило на символический тост в ознаменование светлого будущего. Вот о будущем и хочется сказать пару слов.

Одни смотрят на Милея с надеждой: вот, мол, Аргентине предстоит демонтаж изрядной части государства, аргентинцы заживут как люди, а там, глядишь, другие захотят, может, и нам чего достанется.

Другие смотрят на него с подозрением: вот, мол, дорвался популист до власти, Зеленский тоже называл себя либертарианцем, а теперь готовится стать военным диктатором, так и этот ничего толком не сделает в экономике, только аборты запретит, и дискредитирует наше любимое либертарианство перед широкими народными массами.

Обе точки зрения излишне фокусируются на собственно Аргентине. Между тем Аргентина для большинства из нас – это далёкая сказочная страна в другом полушарии, и тамошние либертарианцы либо справятся, либо облажаются сами, без нашего участия. Нам же, по крайней мере тем, кто намерен сохранить свою субъектность, предстоит не только следить за новостями из-за океана как за спортивным матчем, но анализировать, выносить для себя уроки, популяризировать нарабатываемый аргентинцами опыт – короче, нужно по полной программе воспользоваться таким подарком судьбы, как появление либертарианства, в самом его радикальном анархо-капиталистическом изводе, на большой политической сцене.

Так-то оно понятно, что либертарианские реформы лишь тогда поднимаются на знамя большинством, когда государство успело облажаться по полной, и решительно всем видна полная безнадёжность дальнейших попыток жёстко рулить обществом. Поэтому даже при самом благоприятном раскладе аргентинцам предстоит в ближайшее время всего лишь выползать из той нищеты и того бардака, куда их загнал предыдущий режим. Когда общество станет более зажиточным, идеи активного перераспределения богатства как важнейшей государственной функции вновь вылезут из-под лавки. Поэтому очень важно, чтобы многие другие народы сумели поймать аргентинский кураж и подхватили идеи сокращения государства. А для этого уже нам придётся хорошенько поработать.

Сетевое государство, глава 2.6: Если фейковые даже новости, то что говорить об истории?

Готов перевод очередной главы книги Баладжи Шринивасана Сетевое государство. Очень, очень муторно шёл перевод. Всё-таки эта традиция тщательного разжёвывания материала мне несколько чужда. В тексте слишком много фактуры и слишком мало мыслей, такие вещи я бы утрамбовывала в приложения, фактуре место там.

Можно было бы предположить, что проблема в том, что фактура тут американская, а нам многое из упоминаемого не особенно близко. Но нет, возьмись он пережёвывать китайский или российский материал, вряд ли мне было бы интереснее.

В общем-то, краткое содержание этой главы полностью исчерпывается её названием, но ваши вкусы могут отличаться от моих. В конце концов, меня тоже время от времени просят рассказать именно каких-нибудь исторических баек в подтверждение своих мыслей, так что вполне допускаю, что многим для убеждения нужны именно байки. Их тут есть.

Наброски по либертарианской теории войны. Часть 1, постановка проблемы.

Не так давно слушала одну из субботних проповедей Владимира Золоторева на канале Libertarian.site (искать конкретную проповедь лень – навигация по каналу очень посредственная), и там он отметил, что в либертарианстве плохо разработана теория войны. Замечание показалось мне справедливым, а значит, стоит подумать в этом направлении.

Война это такой конфликт, в котором необходимость выживания противника не является для как минимум одной стороны сдерживающим фактором. Если одна из сторон конфликта уничтожена, это означает, что конфликт, в общем-то, разрешён. Правда, это может породить новые конфликты – с теми, кто счёл такую манеру разрешения конфликтов со стороны победителя поводом для себя обозначить в его адрес какие-либо претензии.

Для минимизации подобных претензий человечеством были выработаны некоторые обычаи войны. Так, если перед вступлением в войну предъявить надёжный казус белли, а в ходе войны минимизировать сопутствующий ущерб, стараясь уничтожать только легитимные военные цели, то согласно обычаям такая манера ведения войны не должна повлечь никаких санкций, а то и вовсе поспособствует приобретению союзников.

Однако это всё эмпирика, оперирующая такими коллективными субъектами, как государства, армии, народы и всё такое. Либертарианство же – про методологический субъективизм и индивидуальную ответственность. То, что какие-то коллективные умозрительные сущности находятся в состоянии войны, не образует для конкретного человека никаких моральных обязательств по вступлению в войну на любой из сторон. Вместе с тем, либертарианская мораль предполагает вступление в конфликты на справедливой стороне, а значит, либертарианцам могут быть не чужды войны, даже те, где они не являются стороной, подвергшейся непосредственному нападению.

Владимир Золоторев предлагает для описания войны в рамках либертарианства обычный правовой подход мирного времени: причинившему ущерб предъявляется иск; в случае коллективных действий иск распространяется на весь коллектив пропорционально вкладу; суды принимают решения, активы причинившей ущерб стороны арестовываются, реализуются на рынке, выручка передаётся истцу – ну и так далее. Увы, эта модель, которая бы отлично сработала для родоплеменного общества из исландских саг или, с поправкой на капиталистические реалии, на каком-нибудь условном Диком Западе, начинает сильно буксовать в обществе, где система родственных связей и личных обязательств заменена системой формальной иерархии и разных там групповых идентичностей, таких как религия или нация.

Понятно, что в этой ситуации у либертарианца напрашивается очевидное решение – упростить себе задачу. Мол, давайте мы отменим государства и всякие прочие умозрительные коллективные сущности, и тогда анализ конфликтов изящно сведётся к простому и понятному базису имущественных споров. Отменить этих ментальных паразитов в реальности – это, безусловно, благо для всего человечества, однако если прямо сейчас закрыть глаза на их существование и анализировать реальность так, как будто этих сущностей нет, они от этого мгновенно не исчезнут.

Это было просто указание на некоторые трудности при рассмотрении такого феномена, как война, разумеется, далеко не полное.

Работоспособная теория войны в либертарианстве должна отвечать на несколько разноплановых вопросов:

  1. Как определить, когда стоит начать войну?
  2. Как определить справедливую сторону в войне?
  3. Как определить уместную степень собственного участия в войне?
  4. Как определить, что против тебя ведётся война?
  5. Как определить, кто ведёт против тебя войну?
  6. Как определить, какой сопутствующий ущерб допустим?
  7. Как определить уместную компенсацию прямого и сопутствующего ущерба?
  8. Как определить, что стоит заканчивать войну?
  9. Как определить, на каких условиях следует заканчивать войну?

У меня пока нет искомой теории, хочу подумать на досуге над нужными формулировками. Ваши комментарии могут оказаться весьма полезными. Надеюсь, вскоре получится поделиться результатами размышлений.

Сетевое государство, глава 2.5: Люди Бога, люди Государства, люди Сети

Закончен перевод новой главы книги Баладжи Шринивасана Сетевое государство. В ней он развивает тему, затронутую в предыдущей главе, показывая, как взаимодействуют Левиафаны, на примере современного общества в США. Честно говоря, это была не самая интересная глава. Если вкратце, то автор указывает, что если раньше конфликты в американском обществе были в основном между правыми и левыми, то сейчас, с точки зрения известной метафоры с двумерным политическим компасом, конфликт идёт между верхом и низом, авторитариями и либертариями.

В принципе, у себя мы наблюдаем примерно то же самое. В народ Монтелиберо легко интегрируются и правые, и левые анархисты, а вот этатистам приходится куда труднее.