Вчера поучаствовала в мини-дебатах по сабжу, где во вступительном слове высказала занятное соображение, которое мне не доводилось раньше встречать в других источниках, так что выложу его здесь, без правок.
Государство живёт в головах: ровно там, где живут вообще все идеи. Точно так же в головах живут вообще все идеи о том, как должно быть устроено общество. Так что единственный способ забороть государство – это поселить в людях полную уверенность в том, что эта фигня им не нужна.
Куда интереснее, какие идеи могут заменить идею о необходимости государства. В маленьких сообществах, где все более или менее знакомы, отношения чаще строятся на разных коллективистских ценностях – это удобнее. В семьях вообще обычно доминируют коммунистические отношения. Аналогично, коммунистические отношения оказываются вполне естественными и для анархических сообществ, пока они имеют скромный размер – даже если это общество разделяет идеи анкапа. Анкапы проводят бесплатные публичные лекции, донатят друг другу на те или иные проекты, и вообще волонтёрят так, что уши в трубочку сворачиваются. Где, спрашивается, холодный мир чистогана, максимизация прибыли и прочие чисто теоретические конструкции? Сплошная кооперация и радость совместного творчества. Поэтому парадоксальным образом анкапы развивают в себе странное двоемыслие, когда вроде бы должен порешать рыночек, а решает почему-то взаимовыручка.
По мере роста сообщества анкапам, конечно, нужно взрослеть, учиться зарабатывать на удовлетворении рыночного спроса, налаживать координацию между специализированными организациями – но, разумеется, в обход государственных ограничений. Мир анкома, тёплый и ламповый, пасует при масштабировании перед перспективой сложного разделения труда, конкуренции и прочих малоприятных детскому мозгу вещей. Анком уже сегодня дан нам в ощущениях внутри малых сообществ, и потому выглядит донельзя реально. Анкап можно отследить в отдельных явлениях, вроде мира криптовалют, чёрных рынков и тому подобного. Нужен определённый уровень абстрактного мышления, чтобы увидеть в этом движок будущего мирового устройства.
Так что я не вижу ничего особенно ужасного в том, что люди начинают своё знакомство с анархией именно с анархо-коммунизма. Чем шире будет движение, тем дальше оно будет отходить от исходных идеалов и приближаться к анкапу. Многие идейные анкапы начинали как коммунисты. Самый известный пример, конечно, Хоппе. Примеров обратного перехода почти не наблюдается. Посему желаю и здешнему сообществу, не теряя гармонии с реальным миром, со временем освоить всю эстетику капиталистических отношений, как истинно справедливых.
В чиби-версии анкап неизбежно выглядит похожим на экономику дарения, сиречь анком
Часто слышу примерно такое возражение в свой адрес: «Вы предлагаете довольно радикальные методы борьбы, для власти ничего не стоит ещё больше закрутить гайки и посадить вас на бутылку». Такая позиция не только ошибочна, но и крайне вредна для либертарианцев, ибо ограничивает нас в методах борьбы против государства.
«Закручивание гаек» (расширение полномочий спецслужб и составов «преступлений» для репрессий) очень быстро приведёт к аутоиммунному поражению режима. Это и произошло с большинством стран под правлением авторитарно-правых, которые по максимуму включали машину репрессий против своих идеологических противников. Режимы обрушились, и теперь судебные разбирательства за прошлые репрессии угрожают уже их бывшим лидерам и пособникам. Поскольку либертарианские идеи не имели в этих обществах широкого распространения, сама машина репрессий полностью не разрушена, но сильно ослаблена.
Террористы могут сделать бомбу из удобрений? Будем следить за каждым фермером, вдруг он снабжает их удобрениями! Кто-то планирует использовать вирусы как оружие сдерживания? Отправим чекиста в каждую школьную лабораторию, вдруг там завербованный учитель помогает выращивать вирусы! Кто-то активно распространяет в сети теорию стационарного бандита? Будем следить за тем, чтобы в университетах преподавали только одобренные свыше теории!
Каждая такая форма контроля замедляет научно-технический прогресс, создаёт атмосферу страха в обществе и, что самое главное, гарантированно несёт в себе некоторый процент «ложных срабатываний» (false positives), когда по ошибке осуждается невиновный. Чем больше сфер пытается контролировать государство, тем будет выше процент ложных обвинений. Это приводит к ненависти к власти со стороны всего общества, даже преданных её сторонников. Текущую власть жестоко сносят, да так, что на несколько поколений вперёд любым авторитарным движениям в стране больше ничего не светит. При достаточной распространённости либертарианских идей в обществе вместо снесённой власти может ничего и не появится, к чему мы собственно и стремимся!
В своей недавней статье про идейное разнообразие я говорила про то, как расползаются идеи свободы, и про то, почему это лучше, чем прямое миссионерство в рамках единого жёсткого учения. Теперь хотелось бы глянуть на смежную пробему: что делать с идеями несвободы и их носителями.
Чем привлекательны идеи несвободы?
Во-первых, они релевантны текущему положению вещей. Сегодняшний мир весьма далёк от идеалов свободы и де юре, и де факто. Поэтому вполне естественным оказывается желание мыслить в рамках реалистичного подхода, и не заморачиваться утопиями. Понимание того, что государство родилось как чисто бандитское образование, а затем развилось в современную корпоративную структуру ради ещё более эффективного и стабильного подавления недовольных, отъёма средств у подданных и захвата новых подданных у соседей, никак не поможет в общении с государственными структурами. А поможет изучение взаимосвязей между этими самыми структурами, как формальных, так и неформальных, заведение знакомств с государственными функционерами и прочие реальные темы, которые способны принести бабки, влияние и достойное качество жизни.
Во-вторых, есть множество примеров распада государственных структур, перехода территории к состоянию failed state – и всякий раз неизменно оказывается, что территория превращается в бандитский анклав, и о свободе в нём можно говорить лишь как о свободе грабить и убивать, не опасаясь возмездия от государства, в силу его отсутствия. То есть государство очевидно сдерживает разгул частного бандитизма, и потому должно рассматриваться как благословение, а эти ваши идеи свободы расшатывают устои, так что извольте заплатить штраф за экстремизм, и скажите спасибо, что не срок.
Аргумент от failed state: на заднем плане расшатанные устои
В-третьих, есть простой и понятный принцип: работает – не трогай. Сторонники статус кво всегда предпочтут текущую более или менее изученную ситуацию, и даже если сами прекрасно видят недостатки системы, предпочтут мириться с ними, лишь бы не выбирать неопределённость будущего. Если у потенциального реформатора нет чёткого реалистичного пошагового плана, с каждым пунктом которого оппонент будет полностью согласен, этот самый оппонент всегда предпочтёт ничего не трогать.
Как с этим работать?
Со сторонниками жизни в реальном мире всё довольно просто. Как только у них перед глазами будут примеры из реального мира, что какая-то свободная технология эффективно справляется и держит удар государства, они просто включают её в свою картину реального мира. Так, любой реалист точно знает, что в интернете ничего невозможно заблокировать, это простой и понятный легко наблюдаемый факт. И реалист сам будет смеяться над наивными мечтателями из какого-нибудь Роскомнадзора, в манямирке которого внесение ресурса в реестр блокируемых ресурсов немедленно уничтожает соответствующую информацию или сервис. Аналогично, для реалистов не подлежит сомнению, что государство не в состоянии заблокировать переводы в биткоинах, а потому вполне закономерно воспринимают комплекс аннтиотмывочного законодательства как некий набор плохо работающих заклинаний, который не стоит принимать близко к сердцу. Так что просто кормите их фактами из жизни, и через какое-то время они сами будут высмеивать наивных этатистов, которые хоть в чём-то ориентируются на этот жалкий рудимент семнадцатого века, так называемое государство.
К адептам идеи не трогать работающее также нетрудно найти подход. Они в целом психологически готовы поддержать такую концепцию, как “всё новое – свободно”. Им можно продемонстрировать, как то или иное начинание прекрасно работало и развивалось после своего появления, а потом приходило государство и начинало чинить то, что работает. После этого обычно начинало работать хуже. Это и попытки госрегулирования интернета, и закрепощение сферы электронных переводов, и режимы KYC в банках и на биржах, и всевозможные платформенные сервисы, вроде убера – везде принцип “работает – не трогай” нарушался именно государством. Точно так же оно норовит залезть вообще в любые добровольные сделки. Наконец, можно привести многочисленные примеры того, как государство чинит уже работающие механизмы, относящиеся непосредственно к функционированию государства. Граждане научились добиваться относительно честного подсчёта голосов на выборах – государство меняет закон о выборах, усложняя для граждан возможность контроля фальсификаций. Появляется опасность ухода округа к оппозиции – государство занимается джерримендерингом или снимает оппонента с выборов. Короче говоря, государство настолько активно само нарушает принцип не чинить работающее, что предлагать не трогать государство, потому что оно работает – оказывается по меньшей мере непоследовательным.
Осталось разобраться с аргументом про failed state. Здесь основной контраргумент в том, что это состояние возникает не из-за того, что люди стремились к анкапу. Failed state всегда возникает после диктатуры. Если диктатура игнорировала реальность, наживала себе внешних и внутренних врагов, накапливала критические уязвимости в системе – то в конце концов государство ломалось, оставляя граждан нищими, разобщёнными и некомпетентными в том, что касается мирного сотрудничества. Это и порождало ситуацию failed state, когда люди доверяют лишь самым крепким социальным связям, самым грубым аргументам, вроде угрозы оружием, и самым краткосрочным стратегиям, поскольку в условиях сильной неопределённости нет смысла планировать вдолгую.
Соответственно, если граждане уже сейчас учатся доверять слабым социальным связям, планируют вдолгую, не включая в свои планы государственные подачки, и не основывают свои стратегии обогащения на грабеже – то чем их больше, тем менее вероятно появление failed state, когда очередная диктатура навернётся. Ряд стран, не сумевших одолеть свою диктатуру, тем не менее не свалились в failed state после смерти диктаторов, а принялись строить нечто более пристойное. В качестве примера хорошо подходят Испания и Португалия. Получается, что чем активнее сторонники диктатуры выкорчёвывают в стране гражданское общество, пусть даже и нелояльное диктатору, тем выше вероятность, что это закончится failed state. Так что они попросту не туда воюют.
С таким гражданским обществом предпоследней диктатуре Европы, например, failed state уже не грозит
За что люблю либертарианцев, так это за цветущее разнообразие их идей. Особенно это, конечно, касается тех, кто соблюдает анонимность, а потому менее стеснён в своих интеллектуальных изысканиях. При этом самой опасной из возможных тенденций в либертарианском движении я, конечно, считаю использование такой древнейшей технологии доминирования, как выписывание из движа.
Либертарианцы могут не соглашаться между собой по вопросу об интеллектуальной собственности, ну и нормально: одни цитируют Кинселлу, другие Ротбарда. Могут спорить о приемлемости минимального государства, черпая аргументы с одной стороны у Мизеса, Рэнд и Нозика, а с другой у всё того же Ротбарда или, скажем, Золоторева. Могут просто увлекаться какой-то одной доктриной, потому что она им наиболее интересна, как, скажем, Александр Елесев сосредоточился на ненасильственном воспитании детей, Битарх на идее изживания агрессивного насилия множеством нетривиальных способов, Светов на люстрациях, а мой любимый Артём Ферье – на контрактном рабстве. Вся эта россыпь идей и есть прямая реализация своей свободы, без ограничения чужой.
Идее поощрения интеллектуального разнообразия часто противопоставляют идею интеллектуального пуризма. Она имеет свою очевидную привлекательность, потому что в эхо-комнате всегда находиться исключительно приятно, и знать, что твои идеи находят спрос и поддержку – обычно весьма вдохновляюще. Также можно цитировать Ленина с его известным “Прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться”. Иначе говоря, ты чётко указываешь тезисы, которые составляют суть твоего учения, называешь его конкретным термином, предаёшь анафеме всех, кто пытается назваться тем же именем, имея иной набор постулатов – а затем разворачиваешь медийную кампанию, пропагандирующую именно этот очищенный от примесей продукт. Ресурсы, которые ранее тратились на поиски идей и внутреннюю дискуссию, перенаправляются на миссионерство, и учение начинает захватывать массы.
Очевидной проблемой такого подхода оказывается хрупкость. Мало того, что внутри учения регулярно образуются ереси, когда кто-то переинтерпретировал исходный набор тезисов как-то по-своему, так ещё и привлечение со стороны союзников, имеющих собственную относительно стройную доктрину, оказывается проблематичным. Ну, например, тот же Светов имеет учение, весьма родственное тому, что несёт в массы Елесев или Битарх, но он не в состоянии привлечь их к себе иначе как ценой их отказа от собственного угла зрения на проблематику. А зачем им это надо? Решительное размежевание оказывается самоподдерживающимся до тех пор, пока какое-либо учение не начинает занимать доминирующего положения. Вот тогда можно и объединяться: вчерашние интеллектуальные соперники вступают к тебе, предварительно покаявшись за свою слепоту и отрекшись от всего, что в их ранних взглядах отступало от текущего канона. У Ленина этот фокус сработал. Сейчас какие-то схожие механизмы мы видим в наступлении идеологии политкорректности. Может ли сработать ли то же самое с либертарианством? Да запросто. Это всего лишь слово, и в него можно заложить сколь угодно узкое и догматичное содержание, не имеющее отношения к собственно свободе.
Имеем вилку. С одной стороны возможность вырастить ригидное, но успешное учение, которое захватит множество умов. С другой – свобода обитания в болоте бесплодных интеллектуальных разглагольствований. Напрашивается предпочтение меньшего зла, и для весьма многих таковым оказывается вступление в отряды свидетелей напа или ещё что-то в этом духе. К счастью, эта вилка является ложной дилеммой.
Только фанаты воспринимают музыку целыми альбомами. Обычно же кто-то оценит конкретную песню, к кому-то привяжется пара фраз из припева, кто-то запомнит мотивчик. Так и с идеологиями. Идеи собираются в учения для логической связности, которая важна тем, кто сильно заинтересован в их понимании. Однако индоктринация происходит через расползание отдельных идей, или даже практик, основанных на идеях – а отнюдь не крупноблочных конструкций. Поэтому куда важнее, чтобы идеи свободы имели самую разнообразную форму и подачу, а также обрастали практиками, имеющими самую разную стилистику. Кому-то зайдёт криптовалюта как свободные деньги. Кому-то автономная энергетика. Кому-то параллельные государству координационные структуры. Кто-то будет продвигать хоумскулинг. А кто-то пойдёт в политику, отстаивая на выборных постах дерегуляцию экономики.
Идеи расползаются незаметно. Также идеи прекрасно могут рождаться независимо. Смотришь на человека, который даже слова-то такого не знает, как либертарианство – а он и сам внутренне свободен, и окружающим транслирует крайне привлекательный образ действий. И не надо немедленно экзаменовать его на соответствие заданному темнику. Просто порадуйтесь вслух: о, наш человек!
Битарх разместил у себя вконтакте заметку про безрисковую борьбу с государством. Вкратце, идея в том, чтобы анонимно нанимать для акций в реальном мире неполитизированную публику. Методика достаточно очевидна, это обычное разделение труда. Но, разумеется, подобная технология для своего широкого внедрения нуждается в инфраструктуре – безопасных площадках, где можно было бы оставлять объявления о заказах и о готовности исполнять те или иные заказы. Битарх пишет о даркнете, что довольно неконкретно, и без определённой квалификации это не говорит неискушённому политактивисту примерно ничего. Но для того, чтобы привить себе аппетит к подобному, можно для начала использовать простенькие сервисы, сделанные на коленке.
Так, дружественный канал Анархия+ недавно запустил сервис Биржа протестных акций, где можно сделать заказ на осуществление акции, попросить донаты на реализацию своей идеи, и так далее. Хотя канал анонимен, и вся коммуникация идёт через бота, до настоящей безопасности в этой схеме всё-таки далеко, но и риски достаточно скромные, потому что биржа не берётся размещать заказы, связанные с насильственными акциями.
Так что, если у вас есть идеи, то пользуйтесь возможностью найти исполнителей. Если есть силы – пользуйтесь возможностью вписаться в тему. Проект некоммерческий, и, хотя он затеян левыми анархистами, у них нет предубеждения против либертарианства, так что отсева по идеологии не предполагается.
Этой статьёй мне хотелось бы подытожить цикл ранее опубликованных заметок, касающихся NAP – от обсуждения актуальности темы до разных подходов к его распространению в обществе. Большая часть идей взята у Битарха и основательно переработана. Ссылки на ранние материалы, развивающие те или иные тезисы, щедро разбросаны по тексту, при желании можно освежить их в памяти.
Чем нас не устраивает статус кво? Без устранения агрессивного насилия из жизни общества невозможно появление сколько нибудь либертарной модели общественно-политического устройства страны (даже здорового федерализма, не говоря уже про анкап или панархию). Также привычка к решению проблем насилием создаёт в обществе сильнейшие отрицательные экстерналии — снижает качество жизни и экономическое благополучие, замедляет научно-технический прогресс, даже создаёт риск гибели всего человечества.
Что такое принцип неагрессии (НАП, NAP)? Трактовок принципа неагрессии существует множество, но мы ограничимся самым минималистичным вариантом. Будем считать, что НАП запрещает только прямое физическое насилие в отношении тела человека и собственности, которая находится под его непосредственным физическим контролем (например, дом, в котором живёт человек, и телефон, который лежит в его кармане). Применение насилия для самообороны согласно такой минимальной трактовке НАП разрешено только в виде контр-насилия против агрессора в момент когда он атакует и лишь в самом минимальном объёме, которого достаточно, чтобы он прекратил агрессию. Мстить, наказывать и взыскивать компенсацию с помощью насилия уже будет выходом за пределы такого НАП. Психологическое воздействие в силу неоднозначности восприятия также не должно считаться насилием. Следование НАП в такой форме уже обеспечивает свободу ассоциации, а далее в рамках добровольных объединений можно пользоваться дополнительными правилами, которые из минимального НАП не выводятся, но удобны для комфортного взаимодействия участников ассоциации. Нарушение в рамках ассоциации самого НАП или установленных в ней дополнительных правил может быть урегулировано через согласительные процедуры или же просто приводить к отказу от дальнейшего сотрудничества, временному или пожизненному.
Почему именно такой минимальный НАП? Он заведомо соответствует представлениям о справедливости подавляющего большинства людей, даже если у них нет никаких сложных концепций прав собственности, кроме унаследованных непосредственно от животных предков. Есть известное исследование биолога Конрада Лоренца, описавшего эволюционный механизм появления врождённой наследуемой морали внутривидовой неагрессии у многих видов животных, например, у ежей, дикобразов, ехидн, ядовитых змей и насекомых. В те периоды человеческой истории, когда общество не имело работающих институтов противодействия индивидуальному насилию, естественный отбор быстро приводил в нём к признанию НАП примерно в такой минимальной форме. Также можно обнаружить примерно такое же понимание НАП в международных отношениях, то есть между государствами, особенно развитыми, способными применить оружие сдерживания.
Кто будет заниматься поддержанием НАП в обществе? Волонтёры. Посмотрите на распределение хешрейта биткойн-сети по майнинговым пулам. Биткойн существует уже более 10 лет, а глобального пула-доминанта до сих пор нет. Люди не просто так тратят свои усилия на сбор статистики и предупреждение майнеров о рисках централизации. Доходит даже до того, что сами майнинг-пулы, которые приближаются к опасной черте доминирования, под общественным давлением, но без насильственного принуждения, прекращают приём новых майнеров, добровольно лишая себя потенциальной прибыли. Все эти люди прекрасно понимают ценность децентрализации и то, что лучше потратить немного своих усилий или отказаться от части прибыли, чем если при «атаке 51%» люди потеряют веру в надёжность биткоина, из-за чего монеты обесценятся, и потери будут куда выше. Точно так же будет и с поддержанием НАП. Обязательно найдутся волонтёры, для которых возможность жить в обществе с низким уровнем насилия и «наслаждаться свободами, которые мы имеем» это не пустые слова, и для её поддержания они готовы прикладывать усилия.
Нижеописанные способы борьбы с агрессивным насилием могут применяться кем угодно и в любом сочетании, в зависимости от предпочтений и способностей волонтёров. Их эффективность и, соответственно, уместность применения в каждом конкретном случае различается. Все описанные методы не противоречат НАП и не предполагают применения агрессивного насилия даже против самых отмороженных маньяков. Перечень не является окончательным и оставляет людям свободу творчества.
1. Моральное давление
Метод подразумевает выражение осуждения в адрес тех, кто сам практикует агрессивное насилие, а также в адрес всех, кто это одобряет. Людям некомфортно, когда их считают негодяями, они ищут себе оправдания, а задача морального давления состоит в том, чтобы эти оправдания дезавуировать.
Так, важно доносить до людей мысль, что государство это стационарный бандит, а политические методы управления, по сути, являются грабежом. Оправдывать подобное — это либо проявление стокгольмского синдрома, либо свидетельство соучастия в грабеже, а потому также подлежит осуждению. Мало кто способен в открытую признать себя насильником и грабителем, это удел лишь меньшинства людей, которые не видят в подобном ничего плохого, для остальных же сами понятия насилия и грабежа в первую очередь ассоциируются с чем-то аморальным. Пусть человек сперва хотя бы под общественным давлением начнёт заявлять, что осуждает государственное насилие, а потом привыкнет к подобной риторике и сам в неё поверит.
Чем отмороженнее государственник, тем более жёсткие методы критики допустимы в его адрес. Его можно сравнивать с педофилами (сравнение оказывается в пользу педофилов) и тоталитарными диктаторами, для которых цена человеческой жизни равна нулю. Подойдёт также доказавшая свою эффективность стратегия западных борцов с гомофобией и расизмом через остракизм таких личностей. Все эти методы можно усиливать за счёт тиражирования через специализированные онлайн-сервисы.
Потенциально возможна также такая сильная стратегия, как использование для продвижения НАП уже существующего левого активизма. Алармистский протест, лицом которого стала Грета Тунберг, достиг успеха благодаря тому, что в истеблишменте нашлось много выгодоприобретателей от транслируемой Гретой повестки. Сейчас, когда множество стран сотрясают протесты против полицейского агрессивного насилия, идея оседлать тему и начать транслировать всеобщий отказ от агрессивного насилия выглядит вполне реальной. Те же корпорации, которые спонсируют этот протест, впишутся и в новый расширенный дискурс. Публика любит апокалиптические прогнозы, и они есть у нас.
2. Прозрачность
Психологические исследования показывают: люди, если они считают, что их личность скрыта, гораздо легче причиняют страдания и боль другим. Любая ситуация, в которой люди чувствуют себя анонимными, когда никто не знает, кто они, или не хочет этого знать, уменьшает ощущение личной ответственности и тем самым создает возможность для злодеяний. Насильственный эффект анонимизации может усиливаться эффектом восходящей спирали эмоционального возбуждения, которое вызывает ощущение власти. Эксперимент Милгрэма также показал, что личный контакт лицом к лицу увеличивает вероятность, что люди не будут выполнять бесчеловечные приказания власти причинять страдания и боль. Анонимность способствует совершению насилия.
Соответственно, угроза публикации неприглядных фактов всегда работает как сдерживающий насилие фактор. Для того, чтобы люди не прибегали к этому методу защиты, сторонники агрессивного насилия обычно используют стыд. Вам внушают, что выносить сор из избы — стыдно. Что стучать — западло. Что травить будут не насильника, а жертву насилия, потому что сама виновата. Это серьёзное препятствие, которое удаётся преодолеть как раз через описанное выше моральное давление. Никогда не осуждайте жертву, даже если вам кажется, что она могла бы быть менее беспечной, более скромной или соблюдать не свои собственные культурные нормы, а те, которые нравятся лично вам.
Технически сегодня не так уж сложно выяснить все данные о человеке, зная его внешность, голос или ещё какие-то зацепки. Big data это сильный инструмент, который умеет работать и в интересах гражданского общества. Сервисы деанонимизации, скрытой аудио и видеозаписи, трекеры и тому подобное активно развиваются. Если знаете перспективные команды, которые над этим работают — поддержите их. Если знаете готовые полезные продукты, помогающие людям раскрывать личности преступников — рассказывайте о них.
3. Выравнивание баланса потенциала насилия
Чем равномернее распределён потенциал насилия в обществе, тем меньше для потенциального агрессора возможностей осуществить насилие с выгодой для себя. При полностью равномерном распределении потенциала насилия нападающий всегда получает ровно такой же урон, как и объект нападения. Если же при этом потенциал насилия не только равномерно распределён, но ещё и весьма велик, то даже объединиться вдесятером для нападения на одного может показаться плохой идеей: каждому нападающему с лихвой хватит и одной десятой того ущерба, который получила жертва.
Таким образом, в обществе будет тем меньше агрессивного насилия, чем равномернее распределён потенциал насилия, чем больше потенциал насилия у индивида, и чем с большей готовностью он будет применять силу для своей защиты, то есть практиковать доктрину сдерживания.
В сущности, наличие у каждого индивида достаточно большого потенциала насилия делает избыточным точный паритет сил: достаточно иметь необходимый минимум для нанесения нападающему неприемлемого ущерба. Классическими примером такого необходимого минимума стало огнестрельное оружие: обычный нарезной короткоствол. При наличии минимальной сноровки и решимости он позволяет отбиться от небольшой группы агрессоров или держать на расстоянии слабомотивированную толпу, в которой никто не желает оказываться первой жертвой. Впрочем, пистолет это просто пример удобного современного технологичного решения проблемы выравнивания баланса потенциала насилия. Как показывает пример технологически-отсталого племени Сенои, для сдерживания агрессии вполне достаточно даже духовых трубок с отравленными стрелами, если только гарантированно их применять при агрессии в свой адрес.
Можно возразить, что индивидуальная самозащита плохо работает против государства, но это утверждение опровергается практикой. Известный автор научно-фантастических романов Александр Розов в своём блоге хорошо высказался по этому поводу:
«Совершенно иное дело в Швеции (при сопоставимом и весьма высоком уровне экономического благополучия). Там человек, в общем-то, тоже бесправен перед государством. Но это бесправие сказывается почти исключительно на ЗАКОНОПОСЛУШНОМ человеке – его проще найти и наказать за что-нибудь. А вот вооруженный бандит, хотя тоже бесправен, но наказать его сложнее (ведь его надо сначала найти, а после еще задержать – причем он может оказать вооруженное сопротивление). Поэтому шведская полиция предпочитает охотиться на законопослушных граждан.»
Разумеется, государство может потратить на противоборство с конкретным индивидом несоразмерно много ресурсов, заведомо превзойдя любые его траты на оборону. Индивид может противопоставить этому две тактики.
Во-первых, цена эффективной лобовой атаки государства на частное лицо обычно оказывается в несколько десятков раз выше цены, потраченной им на противодействие этой атаке, иначе говоря, в гонке вооружений защищающийся индивид имеет преимущество. Твёрдо решив продать свою жизнь подороже, он в состоянии причинить много хлопот и после смерти.
Во-вторых, прозрачность и моральное давление обеспечивают для широкомасштабного государственного насилия очень неблагоприятный фон, зато на защиту жертвы может выйти большое число людей, которые почему-то решат, что их это тоже касается. Несмотря на то, что огневой перевес в таких ситуациях всё равно остаётся на стороне государства, часто массового гражданского неповиновения хватает для того, чтобы государство замяло конфликт.
4. Ненасильственное воспитание детей
Самое гуманное и ненавязчивое, что может сделать человек для борьбы с агрессивным насилием в мире — это передавать ценности ненасилия детям. Разумеется, это означает необходимость действовать личным примером, то есть прежде всего самому не применять насилия к детям, так что задача может оказаться не из лёгких. Тем не менее, усилия стоят того, ведь в перспективе это самое сильное средство воздействия на мир. Человек, выросший в понимании, что он может доверять людям и не искать от них подвоха, что люди благожелательны и склонны договариваться, понесёт эти ценности во взрослую жизнь, а на рассказы о реалиях начала 21 века будет реагировать так, как мы реагируем на рассказы о публичных казнях: с непониманием и отвращением.
Даже если государство и не будет отвергнуто человечеством за его неэффективность, оно, будучи возглавляемо людьми, с детства впитавшими ненасильственные практики, станет гуманным и ненавязчивым в своих методах, даже близко не напоминая банду разбойников, из которой некогда выросло.
Разумеется, прививая ребёнку ценности неагрессии, важно прививать и готовность противостоять ей: начиная со способов погасить конфликт в зародыше через конструктивные переговоры, и кончая использованием средств самообороны, о чём подробно говорится в предыдущем пункте.
Из идеи неагрессии напрямую вытекает идея правового равенства, так что прививанию этой идеи также потребуется уделить много внимания. Прежде всего оно проявляется в мелочах. Например, общество, в котором взрослые обращаются к детям на «ты», требуя обращения к себе на «вы», уже прививает идею неравноправия. Между тем, есть и ситуации естественного неравенства возможностей, в силу разного возраста и опыта, и обычно взрослым уместнее не участвовать во многих детских играх на равных с детьми, чтобы сберечь их достоинство.
Хорошей иллюстрацией к этому тезису оказывается подход к подростковому сексу. В книге Карла Сагана «Наука в поисках Бога» описываются результаты статистического исследования социолога Джеймса Прескотта, сравнившего обычаи сотен культур в человеческой истории.
«…принципиальные отличия соотносятся с тем, принято ли в этой культуре обнимать детей и допустимы ли для молодежи добрачные половые сношения. Именно эти параметры он считает ключевыми и приходит к выводу, что все культуры, где детей обнимают, а подросткам позволено вступать в половую связь, обходятся в итоге без выраженной социальной иерархии, и все счастливы. Тогда как те культуры, где обнимать детей мешают некие социальные запреты, а на добрачный подростковый секс наложено строжайшее табу, вырабатывают сильную иерархию доминирования и вязнут в насилии и ненависти.»
При этом, как отмечается в исследовании, распространённость секса между взрослыми и подростками вновь оказывается поводом для развития отношений доминирования.
Разумеется, если вы практикуете ненасильственное воспитание детей, то вам придётся сталкиваться и с чужим насилием в их адрес. Вам придётся быть готовыми противодействовать этому, даже если это чужие дети, иначе вы просто привьёте ребёнку мысль о том, что главное это личное благополучие, а на всё остальное лучше закрывать глаза, целее будешь. Здесь в зависимости от ситуации могут пригодиться и средства защиты, и опубличивание фактов насилия, и создание морального давления.
5. Свобода ассоциации
Современному человеку слишком часто приходится состоять в тех или иных недобровольных ассоциациях. Это может быть обязательное обучение в школе, призывная армия, тюремное заключение, детский дом, некоторые семейно-клановые отношения в архаичных обществах, да и сам по себе институт гражданства.
Именно там, где выход из сообщества невозможен или сопряжён с большими издержками, появляется такое явление, как травля, в том числе с применением физического насилия. Недобровольная ассоциация с кем бы то ни было развивает в человеке умение терпеть, действовать исподтишка, скрывая свои интересы и мотивации, резко уменьшает эмпатию — короче, делает его довольно неприятным типом. Тратя силы на интриги и выживание в обществе, человек теряет возможность для развития и самореализации.
Что можно предпринимать для развития свободы ассоциации в обществе?
Для начала, конечно, важно признать саму проблему, публично высказываться о её наличии, называя вещи своими именами: тюрьму тюрьмой, рабство рабством, зависимость зависимостью.
Во многих случаях выход из недобровольной ассоциации на самом деле не закрыт, и многие люди состоят в них просто в силу традиции. Обнаружив выход, стоит воспользоваться им и научиться наслаждаться жизнью в условиях свободы, разрушая своим примером мифы о бедах, подстерегающих того, кто покинул уютную клетку. Так, покинувшие школу ради самообразования будут вызывать зависть, а не жалость, если не только избавятся от давления образовательной системы, но ещё и добьются жизненного успеха, ради которого предположительно вся образовательная система и построена.
Точно так же есть смысл немедленно бежать за границу при угрозе уголовного преследования — или даже просто в ситуации, когда политический режим в стране становится особенно неприятен, и можно выбрать что-то менее отвратное.
Важно пропагандировать и публично одобрять уход из токсичных абьюзивных личных отношений — желательно также оказывать после этого поддержку жертвам подобных отношений, чтобы они сумели найти себе иную опору в жизни и не свалились вновь во что-то похожее.
Наконец, мало уметь выходить из недобровольных ассоциаций, важно учиться входить в добровольные, получая от этого удовольствие, выгоду и безопасность. Это может быть любое объединение по интересам в соцсетях, членство в общественных организациях, заведение сети знакомых поставщиков услуг. Можно, наконец, просто становиться завсегдатаями баров, клубов, детских или спортивных площадок. Даже такие элементарные привычки, как приветствие соседей по подъезду и разговоры с таксистами или парикмахерами — это уже важный шаг к построению гражданского общества. Когда люди вызывают друг у друга симпатию и интерес, это способствует распространению ценностей неагрессии.
6. Работа с наследственностью и биохимией
Биолог Конрад Лоренц предложил модель, описывающую появление врождённой морали неагрессии к представителям собственного вида у многих видов животных (обладающих врождённой вооружённостью — ежи, дикобразы, ехидны, ядовитые змеи и насекомые). Чем выше способность представителей вида к уничтожению своих сородичей, тем быстрее в ходе летальных конфликтов из популяции вымываются гены, отвечающие за склонность к внутривидовой агрессии. У сильного животного бывает сильная мораль неагрессии, у слабого — слабая. Человек по своей естественной истории — очень слабо вооруженное животное. Поэтому у человека изначально слабы инстинктивные запреты, слаба естественная мораль. Врожденные запреты у человека соответствуют этому положению дел. Но разум обеспечил человека способностью существенно усовершенствовать свои инструменты человекоубийства в ничтожные по эволюционным меркам сроки, поэтому врождённая мораль неагрессии к другим людям в ходе естественного отбора у человека так и не успела появиться.
Установлено, что склонность к повышенной и патологической агрессии может быть как унаследованной, так и приобретённой (вследствие повреждений мозга и гормональных сбоев). Единого гена или даже точного списка генов, отвечающих за склонность к внутривидовой агрессии, на сегодня не найдено, так что это перспективное направление приложения сил, если вы специализируетесь в соответствующих биологических дисциплинах.
Можно предложить несколько подходов для вымывания наследственной склонности к внутривидовой агрессии из человеческого общества, которые различаются как по лёгкости применения, так и по скорости достижения результата.
6.1 Форсирование естественного отбора
Когда в обществе доступна и приветствуется вооружённая самооборона, то агрессоры быстро выбывают из популяции. Таким образом, реализация методов, изложенных в разделе 3, может обеспечить долгосрочное снижение агрессивности в обществе, хотя естественные сбои и мутации всё равно не позволят устранить внутривидовую агрессию полностью, раз и навсегда, поэтому придётся постоянно поддерживать равномерный БПН, чтобы случайно появившиеся в результате мутации патологические агрессоры вымывались из популяции.
6.2 Половой отбор
Как сказал историк Мартин ван Кревельд,
«истинная причина существования войн состоит в том, что мужчины всегда любили воевать, а женщины всегда любили воинов».
По мере того, как женщины всё чаще предпочитают заботливых партнёров агрессивным, носители генов с низкой агрессивностью получают больше шансов обзавестись потомством — после чего агрессивные особи идут прожигать жизнь и прекрасно обходятся без размножения.
Помимо этих методов, пригодных для применения уже сейчас, в перспективе развитие науки может позволить более прямые способы воздействия.
6.3 Отбор эмбрионов
У плода берётся проба ДНК, анализируется на патологические наследственные заболевания, связанные в том числе со склонностью к агрессии, в случае положительного результата анализа беременность прерывается. С более явными наследственными заболеваниями вроде синдрома Дауна так борются уже сейчас. Убедить мать не связываться с ненужными ей проблемами, а просто сделать позже новую попытку зачатия — решаемая задача, если в обществе не слишком много культурных скреп, запрещающих прерывание беременности.
6.4 Генная модификация у взрослых
Создаётся вирус, который встраивается в ДНК человека и либо выключает гены, отвечающие за склонность к агрессии, либо уменьшает их экспрессию. Сама технология генной модификации уже создана и активно развивается, а вот какие именно гены и как именно следует скорректировать, ещё следует досконально изучить. Прямое отключение наиболее очевидно связанных с агрессией генов пока в экспериментах приводит ко множеству побочных нежелательных патологий, так что технологию ещё предстоит доработать.
6.5 Генная модификация на эмбриональной стадии
Метод тот же, что и в предыдущем пункте, но вносит изменения в геном, которые далее будут наследоваться. Задача куда легче, поскольку изменения нужно вносить буквально в одну клетку, а не в уже сформированный организм.
6.6 Поддерживающая медикаментозная терапия
Поскольку склонность к агрессивному насилию регулируется гормональным фоном, то совсем не обязательно лезть в геном, если можно регулировать сам гормональный фон. Сейчас это делается медикаментами, но в перспективе для этого могут использоваться, например, вживлённые гормональные регуляторы.
Что-то из описанных методов могут практиковать все, что-то требует квалификации. В любом случае, если говорить о методах 6.4 или 6.6, то о принуждении речь идти не может. Даже если некто совершил агрессивное насилие под влиянием патологических склонностей, ему следует оставлять выбор: избавление от патологии или несение всей полноты ответственности за совершённое деяние. В последнем случае это, опять же, не должно быть связано с насильственными наказаниями — только компенсация ущерба и ограничение возможностей коммуникации.
Выводы
Поддержание низкого уровня внутренней агрессии в человеческом обществе — это сложная и многофакторная задача. Здесь нет какого-либо одного универсального решения, зато есть простор для инициативы в самых разных направлениях, некоторые из которых изложены выше. Важно осознать наличие самой проблемы, не замалчивать её и свободно обсуждать, как если бы речь шла о проблеме сердечно-сосудистых заболеваний. Одним из проявлений сильной внутривидовой агрессии у человека стал такой институт, как государство, с его склонностью приносить бесчисленные жертвы на алтарь собственного величия, или же просто отравлять людям жизнь в мирное время. По мере осознания человечеством склонности к насилию как проблемы этот токсичный институт уйдёт в прошлое — либо полностью, либо преобразится в безобидный набор добровольных сервисов. По мере проникновения идей о необходимости перехода к ненасильственным взаимодействиям они будут находить всё большую поддержку как финансами, так и волонтёрами, но пока что на немногочисленных адептах идеи лежит большая ответственность за её укоренение в обществе.
Познакомилась с широко разрекламированным проектом новой конституции от Общества.Будущее и предводителя его Романа Юнемана. Пребываю в глубочайшем разочаровании.
Как я уже упоминала в статье про день конституции, для меня в подобных документах важно лишь одно: что именно государство декларативно само себе запрещает в отношении граждан. Всякие же там сложные взаимоотношения между ветвями власти – это что-то вроде справочника о брачных повадках жаб и гадюк, изучать которые имеет смысл лишь с точки зрения лавирования между ними с целью минимизации собственных потерь.
Так вот: новая юнемановская конституция не вводит вообще ни одного нового запрета государству на щемление людишек. Всё так же государству запрещено принуждать граждан к свидетельству против себя, казнить их, вводить налоги задним числом – да и всё, собственно. А, ну разве что дополнительно запрещено препятствовать доступу в интернет, но неявно, в форме “у гражданина есть право зависать в интернете”.
Всякие там права граждан на мирные собрания всё так же сопровождаются оговоркой “без оружия”, что означает право государства ставить рамки и шмонать участников мирных собраний с целью осуществления их конституционного права собираться именно без оружия. Избирательное право ограничено для сидельцев, что открывает простор для политических преследований с целью воспрепятствования электоральным процедурам. Даже всеобщий воинский призыв авторы проекта конституции умудрились за каким-то бесом сохранить, в связи с чем Юнеману машут лапкой за кадром Шаведдинов и компания.
Много внимания в проекте уделяется дизайну сдержек ветвей власти, при этом всё так же сохраняются огромные президентские полномочия. Объяснение простое: ну, мы хотим возможности проведения быстрых реформ, а для этого нужна концентрация власти. Сохранён странный архаизм, по которому президент имеет право торчать во власти два срока. Почему именно два? Просто когда-то президент Вашингтон после своего второго срока не пошёл на третий и написал, что хватит, пожалуй, и никому, мол, не советую. Казалось бы – хотите бороться с административным ресурсом и за сменяемость власти – сделайте ровно один президентский срок, с последующим запретом на занятие любых государственных должностей. И всё, президентство становится естественным венцом карьеры, дальше обычная частная жизнь, без сраных персональных пенсий и прочих привилегий. Нет, блин, хотим назад в девяностые, когда было два по четыре.
Формулировки в проекте новой конституции столь же отвратительны, что и в старой. Вместо чеканной формулы Шульман “не влезай – убьёт” обычной формой статьи конституции является что-нибудь вроде “государство гарантирует невлезание”, с полным отсутствием указаний о санкциях за влезание.
Столь широко разрекламированное Юнеманом право на оружие сводится к праву на его приобретение в соответствии с федеральным законом (который может оказаться сколь угодно рестриктивным) и к праву на самооборону. Никакого права на вооружённое восстание, напротив, государство наделяется правом щемить любые незаконные вооружённые формирования, так что “хорошо организованная милиция” в духе Второй поправки русским не светит. Неполноценный народишко, не заслужили.
Кстати, о русских. Это злосчастное прилагательное торчит в проекте конституции из каждой второй статьи, не неся при этом никакого смысла. Ну, есть некий формальный субъект, назван таким-то словом, и чо. В этом плане юнемановская конституция напоминает путинские поправки, где тоже в текст имевшегося документа вносится много стилистического мусора, но ничего по сути не меняется. Был многонациональный народ, стали русские и иные коренные народы России. Те же яйца, короче. Впрочем, для всех, кто националистами не является, это скорее плюс.
Вчера прочитала трагические новости о том, что президенту США Дональду Трампу отключили твич, а переводимому мной Стефану Молинью – ютуб. Ведь какая получается фигня, – скажут нам оппоненты, – вот вы хотите избавить нас от государства, после чего власть перейдёт к мегакорпорациям, но государственную цензуру можно победить хотя бы демократически, а что можно противопоставить придури владельца корпорации? Вы говорите, что против этого будет работать рыночек и институт репутации, но владельцам медиаплатформ начхать на репутацию в глазах своих идеологических врагов, а денег у них от того, что они борются с теми, кого позиционируют, как мировое зло, становится только больше.
Далее, – продолжают они, – вы говорите, что частная дискриминация приведёт к появлению альтернативных платформ, которые обслужат тех, кого другие дискриминировали. Но вот Twitter банил людей за нацистские взгляды, и действительно, в противовес ему была создана независимая платформа Gab, где любой мог бы высказаться без всякой цензуры, и что же? Её отключают от платёжных систем. Как вам такое торжество остракизма и частной дискриминации, господа анкапы?
Вместе с тем, трудно не заметить, что этот случай здорово отличается от тех корпоративных войн, которые нам рисуют в карикатурах на анкап. Так, в известнейшем пародийном описании анархо-капитализма речь идёт о войне мегакорпораций McDonald’s и Burger King за рынки сбыта – серьёзные акулы бизнеса ищут только денег.
В нашем же мире вражда корпораций с клиентами идёт не из-за денег, или не напрямую из-за денег – но из-за идеологии. Что вносит столь странную коррективу? Нетрудно догадаться – это государство.
Если на свободном рынке ты получишь максимум клиентов, когда начнёшь удовлетворять их лучше, чем конкурент, то в государстве у тебя есть дополнительная мощная опция – запретить конкурента. Но в демократии нельзя просто заявить, что вот этой компании нужно дать льготу, потому что она кормит правящую партию, а этой нужно дать бан, потому что она кормит оппозицию. Зато можно заявить, что конкуренты – зло во плоти, литералли Гитлер и ещё стопицот эпитетов – а потому им положены позор, поношение, цензура и остракизм. Государство искажает рыночные стимулы. Всегда. Из башен высокой теории это может выглядеть, как безобидная частная дискриминация, но с земли отлично видно, что мы имеем дело со старой доброй политической борьбой.
Рынок сам по себе государство не забарывает, только в сочетании с идеологией, которая утверждает ценности индивидуальной свободы. В противном случае он влачит подневольное существование, будучи зарегулирован власть имущими, а также подвергаясь произвольным вмешательствам под соусом морали, за которыми часто стоят политические причины.
Поэтому рецепт всё тот же: отстаивание ценностей свободы, их пропаганда, и постоянный поиск новых обходных путей, которые в принципе не подвержены стороннему диктату. Ну а после мегакорпораций, крышуемых государством, корпорации при анкапе покажутся вам невинными овечками.
And we’ll all feel great when Money comes marching home…
Возможно вы читали последнюю книгу известного философа Нассима Талеба «Рискуя собственной шкурой» («Skin in the game», «Шкура на кону»). Если нет, напомню её главную идею: чтобы у человека была мотивация хорошенько обдумать свой поступок и его последствия перед тем как начать действовать, он должен не только получить выгоду от данного действия, но и рисковать чем-то ценным (быть готовым получить негативные последствия).
Самый известный пример — отличие собственника предприятия от наёмного управляющего (менеджера). Если собственник принимает какое-то важное решение, он может получить как хорошую прибыль, так и обанкротить предприятие, оказавшись сам без средств к существованию. Совершенно другое дело менеджер: если он примет выгодное решение, то получит солидное вознаграждение от собственника, но если ошибётся — предприятие разорится, но лично он сам максимум потеряет работу и с большой вероятностью быстро устроится на новое предприятие. Понимая данную ассиметрию рисков, собственники предприятий часто предлагают менеджерам опционы на акции компании, чтобы они были больше вовлечены в судьбу предприятия, «рискуя собственной шкурой» потерять деньги если напортачат.
Точно также идея из книги Талеба относится и к политике. Каждый раз когда вы голосуете на выборах или референдумах, вы осуществляете насильственное принуждение ко всем мирным людям в обществе, при этом ничем не рискуя. Допустим, вы считаете что нужно запретить казино в стране. Если вы действовали бы самостоятельно, вы должны были бы пройтись по всем казино в стране и принудить их владельцев закрытся. Понятное дело что вы так делать не стали бы — первый же владелец казино, к которому вы пришли, просто застрелил бы вас. Но совершенно другое дело когда вы, как мерзкий отмороженный педофил, пользуетесь неравномерностью баланса потенциала насилия (БПН) между владельцем казино и стационарным бандитом (государством). Анонимно голосуете на референдуме за запрет всех казино, платите исчезающе-малую часть денег от собственного дохода в форме налогов (исполнение конкретного запрета, выгодного лично вам, стоит 0.01% от общей суммы налогов, которые вы платите), при этом ничем лично не рискуете (вам не надо приходить к каждому владельцу казино лично и рисковать быть убитым, за вас это сделают силовики).
Понятно что такое поведение ведёт к вырождению общества. Это всё равно что дать волю маньякам насиловать детей, не рискуя при этом встретить отпор. Так не должно больше продолжаться… и не будет! Участие в голосовании это не получение миллиарда баксов на свой банковский счёт, а так, небольшое моральное удовлетворение от возможности нахаляву попытаться принудить к чему-то своего соседа. Раз удовлетворение небольшое, значит и отрицательный стимул чтобы отвадить от участия в голосовании нужен совсем мизерный.
Вырисовывается довольно простая схема, как поднять издержки соучастия в инициации насилия против своего соседа путём участия в каком-либо голосовании. Вы узнали что Васян из соседнего подъезда на вчерашних выборах проголосовал за «Единую Россию»? Платите 100 рублей местным хулиганам и они пишут на двери его квартиры «Здесь живёт маньяк» или расклеивают листовку с его фото на подъезде с надписью «Этот человек из вашего дома насилует детей». Фотки попадают в соцсети и на следующих выборах члены изберкомов сидят в гордом одиночистве. Принуждать своего соседа стало «себе дороже», так что приходится учиться с ним договариваться.
Для массового применения описанной схемы возможно создание краудфандингового сервиса по аналогии с описанным ранее сервисом для деанонимизации чиновников и силовиков. Травля Васянов обойдётся в тысячу раз дешевле чем травля хорошо охраняемого чиновника, так что можно рассчитывать на массовость.
Среди авторитарно-правых распространено мнение, что капитализм и рынок могут существовать и функционировать только за счёт жёсткого государственного контроля. Они считают, что только таким путём можно обеспечить защиту прав собственности, честность и безопасность договорённости, а также исправить некоторые якобы недостатки свободного рынка. Разумеется, вместе с этим они отрицают, что подобное государственное вмешательство в рыночные процессы является актом насилия. По их мнению, это вмешательство как раз защищает всех от насилия. Но действительно ли это так?
Из экономической теории мы знаем, что своим вмешательством государство нарушает рыночное равновесие. Самым очевидным примером мер, ведущих к подобному процессу, является установление минимальных и максимальных цен. Первая мера приводит к тому, что предприниматели начинают считать производство определённого товара более выгодным, чем оно есть на самом деле. В результате возникает избыток производства этого товара, и сами предприниматели, не имея возможности его продать, только разоряются. Вторая мера же наоборот ведёт к дефициту товара, поскольку его становится невыгодно производить и продавать, да и стоимость ниже, чем рыночная, приводит к тому, что первые в очереди за этим товаром скупают весь предоставляемый ассортимент сразу, не оставляя ничего тем, кто оказался в конце очереди.
Обычно сторонники государственного контроля говорят, что эти меры нужны для поддержки предпринимателей и для гарантированного обеспечения всех людей определённым благом, а перечисленные проблемы решаются дополнительными мерами (субсидированием предпринимателей и контролем перераспределения благ между людьми). Но, разумеется, эти меры требуют дополнительных бюрократических расходов, что нивелирует якобы получаемые выгоды от введения данных регуляций.
Также государство отбирает часть средств населения через налогообложение, и тем самым оно частично лишает людей возможности инвестировать свои средства в те виды производства, в которых они реально заинтересованы. Кроме того, своими регуляциями государство делает затруднительным вход бизнеса в некоторые экономические сферы, чем тоже искажает рыночное равновесие и усложняет доступ людей к определённым видам благ.
Не забываем также, что в некоторых сферах государство объявляет себя и вовсе неоспоримым монополистом. Не имея возможности сравнивать результаты своей деятельности с возможными альтернативами, а также безусловно получая прибыль в виде налоговых средств независимо от качества этих результатов, государственная монополия является неэффективным производителем, что бьёт по благосостоянию граждан.
Напоследок, государство разлагает частный сектор. В условиях свободного рынка у компаний есть только один вариант продолжать функционировать и наращивать своё богатство – предоставлять людям блага наиболее высокого качества и по наиболее низким ценам. Иначе люди просто уйдут к конкурентам. Государство же даёт некоторым предпринимателям альтернативный вариант – коррупцию. Предприниматель подкупает чиновников (ну или продвигает в государственный аппарат своих родственников, друзей и знакомых), и получает законные основания для ограничения ведения определённой деятельности его конкурентами. Как минимум он может избавиться от применения государственных регуляций по отношению к себе, и добиться активного навязывания этих регуляций всем остальным. Как максимум он и вовсе может пролоббировать закон, делающий его единственным законным производителем в конкретной экономической сфере.
Своими регуляциями и монопольным принудительным контролем государство сильно вредит экономическим процессам, искажает рыночное равновесие и уменьшает благосостояние людей. Капитализм, как вид экономической системы, в которой должно соблюдаться юридическое равенство, а также принцип свободы деятельности и договорённости, абсолютно не совместим с действиями, предпринимаемыми какими бы то ни было правительствами.
2) Государство не защищает права собственности и не обеспечивает безопасность сделки
Важным пунктом в программе этатистов является то, что государство необходимо для защиты прав собственности и гарантирования безопасности сделки, без которых капитализм и рынок вовсе не могут функционировать. Особенно на этом акцентируют внимание минархисты – сторонники минимального государства, которое должно только этим и заниматься.
Да, я согласен с тем, что права собственности и безопасность сделки необходимы для функционирования экономической системы в целом. Однако государство никак не может их обеспечить.
Вспоминаем, что государство является монопольным и неоспоримым инструментом власти. Находясь в конкретный момент в конкретных руках, оно служит только интересам своих владельцев. И ничто не способно остановить их от злоупотребления своими полномочиями и нарушения предписанных ими же норм. Конечно, можно сказать, что это решается демократизацией политики, или созданием системы, в которой ко власти будут приходить только умные и добрые правители. Но на самом деле ни то, ни другое попросту не сработает. Обеспечение первого даже в своём абсолюте (то есть в виде прямой демократии) лишь значит соблюдение интересов большинства в ущерб интересам меньшинства. Обеспечение второго и вовсе полностью разбивается об явление коррупции и потенциальную некомпетентность агентов и агентств, занимающихся поиском и приведением ко власти якобы белых и пушистых правителей-ангелов.
Даже в случае, если правительство является более или менее благоразумным, у него всё равно, в отличие от рыночных и конкурирующих агентов, нет никаких стимулов действовать наиболее эффективным способом. Ему достаточно лишь действовать настолько эффективно, насколько возмущение населения не будет превышать некого критического уровня, выше которого действия силовых структур становятся либо неэффективными, либо наносят правительству значительный репутационный ущерб и тем самым стимулируют остальную часть населения и мировую общественность в целом тоже проявлять возмущение.
Как всегда верно подмечает Михаил Светов, государство – это кольцо всевластия. И неважно, в чьих руках это кольцо находится, не стоит ожидать, что оно будет работать во благо.
Обеспечить соблюдение прав собственности и безопасности сделки могут только Баланс Потенциала Насилия и Репутационные Институты. Первая концепция говорит о том, что монопольной власти вообще не должно существовать, что разные субъекты и группы субъектов должны владеть приблизительно одинаковыми возможностями в нанесении один одному неприемлемого ущерба. В таких условиях сотрудничество будет куда более выгодным, чем принуждение. Вторая концепция утверждает, что репутационные институты и сервисы могут быть использованы как инструменты гарантирования безопасности сделки. Кроме того, они предоставляют остракизм в качестве эффективного и действенного инструмента наказания тех, кто не был честен в своих намерениях.
Подробнее о концепции Баланса Потенциала Насилия вы можете прочесть здесь. О том, как функционируют Репутационные Институты, чем полезны Репутационные Сервисы и что такое остракизм вы можете узнать здесь.
3) Государственное вмешательство – это всегда насилие
Как назвать субъекта (человека или организацию), который в одностороннем порядке выдвигает мне определённые условия, заставляет отдавать ему часть своих средств и угрожает отнятием ещё большего количества моих средств или вовсе насильственным запиранием за решётку в случае несоблюдения навязанных им условий? Очевидно, это насильник и агрессор, а проводимые им действия – насилие и агрессия. И институционализированность данных явлений никак не меняет их сущность.
Даже в том случае, когда государство существует исключительно для защиты своих граждан от насилия, оно всё равно само же первым проявляет в их сторону акт агрессии, поскольку оно независимо от желания и выбора людей устанавливает себя в качестве их защитника. По факту, это самое обычное бандитское крышевание. Если кто-то вломится ко мне в дом, наставит на меня пистолет и скажет «давай мне столько-то денег, и я тебя буду защищать, а иначе ты сам же будешь наказан», то это ведь тоже будет очевидным актом агрессии.
Насильник и агрессор не может быть вашим защитником, поскольку для обеспечения этой защиты ему необходимо первому к вам применить агрессию. Исходя из этого, государство, политики, бюрократы, а также все те, кто явно поддерживает государственную деятельность, являются насильниками и агрессорами, поскольку они в своей деятельности предполагают, что на людей нужно напасть первыми, прикрываясь рассказами якобы о том, что если мы на вас не нападём, то это сделает кто-то другой. Разумеется, отношение к перечисленным субъектам должно быть соответствующим.
Выводы мы можем сделать следующие: государство мешает функционированию экономики и рыночным процессам, оно неспособно обеспечить защиту прав собственности и безопасность сделки, а также оно является лишь насильником, навязавшим вам свою волю методами агрессии. И как после этого всего вовсе можно поддерживать идею государственного контроля и вмешательства? Ни один адекватный человек не будет этого делать, а кто и будет – тот сам же признается, что не обладает ни малейшей компетенцией в вопросах экономики, общественного управления, и вообще является открытым насильником и маньяком!
