Чем отличается человек-сосед от других раздражающих факторов, таких как гроза, автострада под окнами, пролетающие самолёты, лающие собаки и тому подобное? Только тем, что с ним можно попробовать договориться, в то время как наиболее реалистичный способ избежать остальных раздражающих факторов – это звукоизоляция.
Но сосед, в свою очередь, также понимает, что, являясь к нему и требуя прекратить шум, вы демонстрируете двойные стандарты, поскольку если бы вы деятельно обезопасились от шума прочих вышеперечисленных источников, то и шум из-за стенки вас бы не волновал, поскольку его уровень оказался бы ниже порогового.
Таким образом, выслушав ваши пожелания насчёт снижения уровня громкости, он будет рассчитывать на сделку. Предмет сделки может оказаться самым неожиданным.
Вы можете заявить, что, раз они тут так бурно празднуют, что хрен заснёшь, то пусть и вам нальют – и присоединитесь к гулянке.
Вы можете спросить, когда ожидается конец банкета, и, получив ответ, объявить, что до этого времени согласны потерпеть, но если они продолжат после, то пусть будут готовы к самым суровым санкциям, от “насру под дверью” до “разнесу дверь топором”.
Вы можете договориться о денежной компенсации, которой хватит, чтобы переночевать в тихой гостинице неподалёку…
В общем, вариантов масса.
Но, конечно, вы можете и не договориться. Это будет означать, что вам с соседом не повезло друг с другом: у вас возникла претензия, вы инициировали конфликт, конфликт не был урегулирован, в будущем возможна его эскалация, что чревато издержками для обеих сторон. И никакие папа-мама-государство не помогут, большие уже, пора самим учиться договариваться.
Тут мне очень хочется начать с развёрнутой цитаты из источника, на который я и так постоянно ссылаюсь – нашей Политология-тян, Екатерины Шульман:
Что касается реального положения вещей, то, вообще говоря, русский человек стихийный либертарианец, но не знает об этом и никогда себя таковым не назовет. На самом деле, он очень склонен к либертарианским ценностям, а именно: он не доверяет государству, государственным институтам, правоохранительным органам. Он вообще не доверяет никому, кроме личных знакомых. Он склонен рассчитывать только на себя и на своих ближайших родственников. Соответственно, он хотел бы, чтобы как-то к нему никто не лез, и ему бы дали жить спокойно и не указывали, как ему жить. То есть вот эти либертарианские ценности, они очень сильны в русских людях.
Вместе с тем, совершенно оправдан и противоположный взгляд: Россия – страна укоренившихся социал-демократических ценностей, и идеал государства для большинства русских – это скандинавские страны, с низким уровнем неравенства, с комфортными тюрьмами, с чиновниками на велосипедах, с широким общественным обсуждением всех вопросов, короче, нормальная такая советская власть, какой она и должна быть, согласно проектной документации. Высокие налоги и суровые регуляции, прилагающиеся к этой модели, воспринимаются как вполне оправданная цена за этот патерналистский рай.
И, наконец, странно будет не отметить и такую точку зрения, что русский человек – это лох и терпила, отягощённый стокгольмским синдромом и синдромом выученной беспомощности. Его девиз это “инициатива наказуема”, причём не “наказуема поручением исполнить инициативу”, как в идеальном конфуцианском Китае”, а, буквально, палкой по башке наказуема, чтобы не высовывался. Он не питает иллюзий по поводу благости государственной власти, но оправдывает действия чиновников тем, что и сам бы на их месте вёл себя так же.
Первая категория – это наши естественные союзники. Они, может, и не окажут деятельной поддержки, потому что заняты своими мирными анархо-капиталистическими делами, но по крайней мере в нужный момент отвернутся и не донесут на людей за их мирные анархо-капиталистические дела.
Вторая категория – это наши естественные союзники. Они понимают важность совместного решения локальных проблем, умения договариваться, стремления объединяться вокруг общих интересов, а не просто по принципу “свои против чужих”.
Третья категория – это наши естественные союзники. Постепенно до них доходит, что чиновник это не какая-то неумолимая сила, всемогущая и всеведущая. Чиновник это смешное мудило, которое само не смеет шагу ступить без инструкции, но при этом относится к приказам по принципу “погоди исполнять – отменят” и “можешь спихнуть ответственность – спихни”. Наконец, до этих людей доходит, что чиновник немедленно теряет весь свой начальственный гонор, оказываясь один на один с толпой. И тогда чиновников могут мирно закидывать снежками, как в Волоколамске, могут устраивать им мусорные люстрации, как в Украине, но если сильно припечёт, то могут дойти и до дефенестраций, которые так любили применять братья-славяне в Чехии.
мм, люстрации!
Конечно, порой с такими союзниками не надо и врагов. Конечно, таких союзников слишком легко увлечь коммунистическими лозунгами, и тогда они пойдут бить либерастов и буржуев. Поэтому, как бы это ни было неприятно, но приходится выполнять важную работу по созданию в головах этих людей правильного образа врага. Именно поэтому Михаил Светов, со своей пропагандой ненависти к номенклатуре, тоже делает важную работу, я бы так не смогла, мне куда приятнее рассказывать всякие оптимистичные байки о том, как нам обустроить нас.
Как бы ни хотелось всегда идти к цели прямыми путями, но если в голове собеседника уже сформировалась жопа с винтом, то вбивать туда что-то прямое бессмысленно, надо вкручивать.
Здесь нам на помощь приходит маркетинг со всеми его приёмами, направленными на увеличение продаж. Например, имеет смысл понять, какая именно боль стоит за мамиными возражениями. Потому что какой смысл рассказывать про социалку в частных компаниях на свободном рынке в зажиточном обществе, если у неё болит не от гибели советской социалки, а, скажем, от накоплений, сгоревших в какой-нибудь финансовой пирамиде, или от перестрелок на улицах. Затем работаем с этой болью.
Пирамиды
Объясняем, что важнейшей причиной бурного взлёта пирамид была потребность как-то защитить свои накопления от гиперинфляции, а гиперинфляция была вызвана бешеной эмиссией денег государством. Потребители никогда не предъявляют спроса на инфляционные деньги, им куда милее стабильность, или даже дефляция, чтобы можно было просто положить деньги в кубышку, и они сохраняли там свою ценность на десятилетия.
А это биткойн, мама. Спроектирован хардкорными анкапами специально для этой самой цели. Даже золото в качестве инструмента сохранения ценности на долгосрок работает хуже, потому что у золота можно нарастить добычу в случае взлёта спроса, а с биткойном такой фокус не провернёшь. Ну а если есть криптовалюты, то можно смело избавляться от всех этих центробанков, ура.
Перестрелки
Объясняем, что в лихие девяностые государство отнюдь не перестало регулировать вопросы гражданского оружия и устанавливать правила разрешения конфликтов. Милиция охотно прессовала законопослушных граждан, не давая им ни эффективно противостоять бандитам, ни судиться с ними, но при этом охотно пасовала перед мало-мальски наглым гопником. Естественно, это создавало мощный экономический стимул к криминальному поведению, и не давало никакого вознаграждения за стремление к мирному решению вопросов. Фактически, это означает, что государство в девяностых всей своей хилой мощью работало на агрессоров, пока не сумело худо-бедно отжать у частных агрессоров преимущественное право на бандитизм.
Вот скажи, если тебя сейчас прижмут на улице с требованием кошелька, а ты достанешь из сумочки глок и расстреляешь грабителей, может, тебя похвалят за избавление общества от опасных преступников? Нет, тебя привлекут за нелегальное ношение оружия и превышение пределов самообороны, и надолго посадят проедать в тюрьме деньги налогоплательщиков. А если не расстреляешь, а только припугнёшь, то привлекут лишь за ношение оружия, и всё равно посадят. Ну и на кой тебе такой защитничек, это вот самое государство?
А, ты не хочешь носить глок, хочешь, чтоб не нападали? А ты можешь пойти в страховую и застраховаться от ограбления? Нет. Потому что компании начнут от такого страховать лишь в том случае, если они будут иметь право следить за порядком и эффективно противодействовать бандитам. А ровно этого-то и нельзя – госмонополия. Куда ни ткнись, как ни попытайся обезопасить свою жизнь – упираешься в тот или иной государственный запрет.
Вам лучше знать, что там в голове у мамы пока что, вместо анкапа. Действуйте исподволь, подкидывайте отдельные кейсы, как по государственному беспределу, так и (это гораздо важнее!) по эффективному решению важнейших вопросов без государства или даже вопреки ему. И в конце концов она даже сама не заметит, как начнёт в разговоре с соседками обсуждать с ними эти вещи, ведь люди очень падки на тайное знание, недоступное простым смертным, как же не поделиться им с этими тёмными людишками?
Люди находятся в плену у Гоббса. Идея войны всех против всех, от которой их спасает благое государство, довлеет над умами. Даже странно, что его ещё не начали проходить в средней школе. Впрочем, пропаганде не обязательно лезть в дебри истории философии, она тычет людям в нос лихими девяностыми и пытается уверить, что вот он, ваш анкап, нравится, хотите его снова, людоеды?
Именно об этом в первую очередь и спрашивают люди, слыша о том, что нет ни единой услуги, официально оказываемой государством, которая не могла бы быть оказана качественнее и дешевле на свободном конкурентном рынке. То есть, говорят люди, вы хотите всё приватизировать, отменить всякую социальную защиту, оставить один только дикий рынок, который наводнят мошенники и бандиты, а бороться с ними будет некому.
После такого захода далеко не каждому удаётся объяснить, что новые девяностые это уж точно не цель, и даже не неизбежное следствие перехода к рыночку, и давайте посмотрим да вот хотя бы на Грузию, которая к нынешним временам куда ближе. Многие просто закрываются, то ли из-за того, что их личный опыт девяностых был слишком болезненным, то ли из-за того, что изначально не рассчитывали вести дискуссию, а просто считают это наиболее эффективным тезисом против анкапа.
Скучали по мне?
Ну а мемы про дороги и тому подобный фольклор – это уже предмет интереса тех, кто помоложе, девяностые в сознательном возрасте не застал, и для них анкап это такая абстрактная ржака из интернета
Ответить на этот вопрос не просто, а очень просто. Если в суд обращаются только добровольно, и у суда нет никаких средств принуждения к исполнению своих решений – а именно такое жалкое существование и могут влачить суды при анкапе – то у судов не остаётся иных вариантов, кроме как следовать либертарианским принципам права.
Алиса, исходя из принципа самопринадлежности, добровольно обратилась в суд для разрешения конфликта с Бобом. Суд отказывает Алисе в самопринадлежности и выносит вердикт о том, что она не имеет права на владение какой-либо собственностью, так что всем спорным имуществом, начиная с самой Алисы, право безраздельного распоряжения имеет Боб. Боб, в соответствии с решением суда, присваивает себе всё имущество, в том числе Алису, которую водит на поводке и пиздит за любое неповиновение.
При анкапе не может быть грустной тян на поводке!
Что остановит Алису от того, чтобы саботировать решение суда и деятельно противостоять Бобу, привлекая любую постороннюю помощь? Что остановит любого постороннего, который, увидя нарушение NAP, спросит, в чём дело, ему ответят, что это исполнение решения суда, а он скажет, что его не ебёт?
Раз уж в самом вопросе постулируется, что кругом анкап, значит, подавляющее большинство отношений в этом обществе – добровольные и рыночные. Именно это воспринимается всеми, как норма, а любое отступление от нормы приходится скрывать или очень тщательно обосновывать.
Можно задать вопрос “какова будет типичная реакция при анкапе на такое-то отступление от либертарианских принципов”, и тогда в ответ будут описаны те самые типичные реакции, демонстрирующие механизмы обратной связи в анархо-капиталистическом обществе, делающие невыгодным отступление от базовых принципов. Но бессмысленно ставить вопрос в виде “как при анкапе бороться с массовыми отступлениями судов от либертарианских принципов?” Раз они массовые, это уже не анкап, и надо смотреть, почему они массовые, каких механизмов обратной связи не хватило.
Вопрос о том, является ли чистый анархо-капиталистический социум устойчивым, теоретического решения на сегодня не имеет. Общества, рассматриваемые как предтечи анкапа в правовом плане (Ирландия, Исландия), исторически потерпели поражение от внешних сил, но это не является аргументом за внутреннюю неустойчивость.
Главным недостатком как либертарианской, так и анархо-капиталистической теорий является то, что их не существует.
Есть экономическая теория, разрабатываемая австрийской экономической школой и получившая относительно целостный вид благодаря Мизесу. Это праксиология, то есть теория человеческой деятельности, каталлактика, то есть теория обмена, теория денег, теория интервенционизма, теория экономического цикла, и так далее. На экономической теории строится логика изложения либертарной доктрины, ею поверяются различные фантазии по поводу возможного устройства общества. Австрийская экономическая теория не даёт количественных прогнозов и постулирует принципиальную невозможность их давать, что даёт повод многим последователям иных школ критиковать её в связи с этим за бесполезность.
Есть либертарная правовая теория, она же институциональная, она же социологическая. У российских либертарианцев в основном принято опираться в своих правовых построениях именно на неё, что не в последнюю очередь связано с тем, что она разработана Владимиром Четверниным, русским и пока ещё живым. В англоязычном мире больше в ходу теории естественного права.
Есть различные этические либертарные учения: одни берут за основу естественные права, другие выводят этику из идеи договора, третьи опираются на консеквенциализм, то есть выносят оценку поступкам по их последствиям – в общем, в области этики у либертарианцев изрядный разброд и шатание.
В результате либертарианство представляет собой довольно широкое и плюралистическое течение мысли, что можно счесть как плюсом (есть внутренняя дискуссия, есть развитие, но есть и согласие по поводу основ), так и минусом (по ряду специальных вопросов нет однозначного мнения, причём некоторые из этих вопросов весьма серьёзны, например, имеет ли право на существование такой институт, как государство).
Клёвое деревце, и это тут ещё Четвернина нету…
Update: когда пост уже был написан, на SVTV вышло видео с Алексеем Терещуком, которое как раз касается схожих вопросов.
Семья – это коммунистическая ячейка в океане свободного рынка. Снаружи частная собственность и товарно-денежные отношения, внутри всё общее, и отношения дарения. Но вот один из членов коммунистической ячейки решил её покинуть и выйти в рыночек. А что делать с собственностью? Что делать с накопленными обязательствами? При коммунизме это всё продолжает существовать, но в подспудной, неявной форме.
Один партнер вкладывает ресурсы в другого, рассчитывая, что со временем и от второго будет какая-то отдача. А вместо этого второй через некоторое время решает уйти. Или двое решают завести ребёнка, это долгосрочный творческий проект на пару десятков лет, постоянно потребляющий ресурсы. И тут один из партнёров выходит из проекта. Или, хлеще того, выходит из семьи, а вот как раз в проекте по выращиванию ребёнка желает продолжить участие.
Переход от коммунизма к рыночным отношениям – это всегда приватизация, фиксация обязательств, переход от неявных подразумеваний к чётким договорам. Два наиболее типовых договора при разводе – это договор о разделе имущества и договор о регулярных выплатах в погашение накопленных обязательств. Последнее – это те самые алименты, о которых вы задали вопрос.
Как нетрудно видеть, при государстве уклонение от уплаты алиментов носит массовый характер, поскольку те, на кого эта обязанность возлагаются, считают оную несправедливой. В самом деле, трудно считать справедливым, когда львиная доля собственности при разделе имущества достаётся той из сторон, которая вложила в её появление меньше ресурсов, и при этом вторая сторона ещё и продолжает нести перед первой финансовые обязательства.
Ну а теперь перейдём к тому, как оно будет при анкапе.
Когда я рассказывала про будущее института брака при анкапе, то вскользь коснулась и темы детей. Ребёнок при анкапе в куда большей степени сам решает, с кем ему жить, с кем дружить, у кого и чему учиться. Так что регулярные целевые выплаты на содержание ребёнка после развода при анкапе куда менее вероятны, чем сейчас, разве что кто-то согласится на это добровольно.
Так что алименты по суду при анкапе будут присуждаться преимущественно в оплату накопленных обязательств, а ребёнок тут будет вообще ни при чём. Например, жена оплатила мужу курсы ландшафтного дизайна, и после развода он возмещает ей стоимость курсов.
Единственный пример с алиментами по суду, связанный с ребёнком, который мне пришёл в голову – это если ребёнок заводится по инициативе мужа, что задокументировано, и где-то на поздних сроках беременности он передумывает. Ну, теперь придётся выплатить неустойку “по договору о вынашивании”.
Ну а какие есть при анкапе средства принуждения к выплатам? Да точно такие же, как сейчас: арест счетов и имущества.
В отличие от современного государства, в либертарианском обществе непозволительно задерживать подозреваемых, слежкой влезать в тайну частной жизни, а также угрозой насилия принуждать к свидетельствованию и запрещать давать ложные показания. Как тогда применять принцип неагрессии без всех этих крайне полезных, необходимых следствию вещей? Ведь без них просто-напросто никого не поймать, а значит вместо неагрессии нас ждёт безнаказанность для насильника, не убитого в рамках самообороны.
анонимный вопрос
Не всё настолько плачевно)
Слежка
Слежка и выяснение тайн частной жизни вообще никак не нарушает принципа неагрессии, поэтому в условиях анкапа это направление будет иметь даже меньше препятствий, чем при государстве. Все морально готовимся жить в условиях круглосуточного стрима всех и вся в общий доступ. Это уже сейчас почти так и есть, и тенденция будет только развиваться.
Принуждение к свидетельству
Как обычно, на смену государственному кнуту придёт анкаповский пряник. Да, человек имеет право не делиться ни с кем информацией, но если он материально заинтересован, то вероятность появления свидетельств возрастает. Уже сейчас это не воспринимается как нечто из ряда вон выходящее, когда некто, заинтересованный в расследовании, объявляет награду за свидетельство. Ну а принуждать к свидетельству против себя и при государстве запрещено, хотя все мы знаем, насколько трепетно представители государства относятся к таким запретам.
Задержание подозреваемых
Чем более развиты технологии слежки, тем меньше нужды в задержании подозреваемого. Просто место допросов и очных ставок окончательно займут ретроспективные исследования по открытым источникам: что же делал подозреваемый в интересующий момент времени.
Вообще, даже странно, что вас так волнует этот вопрос: мы же сейчас буквально в прямом эфире наблюдаем расследование многочисленных преступлений, совершённых российскими чиновниками, военными и сотрудниками спецслужб, по открытым источникам. Фактически, здесь почти всё, как при анкапе: задержать нельзя, принудить к свидетельству нельзя, но вопрос изучить вполне реально. Ну а как при анкапе происходит переход от следствия к суду, либо сразу к санкциям, я уже неоднократно писала.
Но как же лампа в лицо, наручники, добрый и злой полицейский? Целый пласт культуры погибнет!
Можно было бы ответить коротко, заявив, что в рамках анкапа никакой внешней политики не бывает, поскольку этот термин относится к межгосударственным отношениям, а государств при анкапе нет. Но давайте чуть-чуть развернём ответ: мне, конечно, не платят за знаки, но просто не хочется выдавать отдельными постами совсем уж скупые тексты.
Чему можно было бы уподобить для анкапа внешнюю политику? Полагаю, взаимоотношения с субъектами, удалёнными территориально, несхожими по культуре, виду хозяйственной деятельности, бытовым привычкам, и даже, возможно, не совсем анкапами. Ну и какие главные задачи анкап ставит в такой вот “внешней политике”? Разумеется, обеспечить себе с ними свободу торговли.
Если я узнаю, что есть где-то в дебрях юго-востока незабываемый вонючий плод дуриан, я желаю иметь возможность купить его. Если не в супермаркете в соседнем квартале, то хотя бы съездить самой к дуриану в гости. Люди, которые растят этот диковинный фрукт, нужны мне, чтобы я его попробовала, а уж какова будет структура товарно-денежных операций, которые воссоединят меня с дурианом – то рыночку виднее.
Что будет с Крымом по приходу анархо-капитализма? Всё та же свобода торговли. Туда вернётся известный международный фестиваль Казантипп. В крымское море полезут тян в ярких купальниках, в крымские пещеры полезут стройные спелеологи, в крымские винные погреба полезут пресыщенные Грузией дегустаторы, а на крымские поля вернётся долгожданная днепровская вода по рыночным расценкам.
Спасибо за интересный вопрос. Действительно, труп это весьма своеобразный объект собственности.
В первом приближении всё просто. Человек обладает правом собственности на своё тело, стало быть, ему и указывать, в чью собственность перейдёт его труп, либо отдавать оплаченные распоряжения о том, кому и какие именно манипуляции с трупом следует проделать. Если контракт на проведение этих манипуляций заключён – контрактёры обязаны их проделать. Если указаний по принадлежности трупа не отдано, труп может быть присвоен первым, кто изъявит такое желание.
Однако на практике возникают процедурные сложности. Просто перечислю некоторые из них, для понимания, почему теоретическая модель может дать сбой.
Во-первых, труп может появиться в закрытом помещении, принадлежавшем бывшему собственнику трупа. Человек заснул в своём доме и не проснулся. Для того, чтобы понять, что владелец дома умер, надо войти в дом, но пока нет уверенности, что владелец дома сменился в силу смерти прежнего владельца, войти в дом будет считаться нарушением права собственности владельца. Чем сильнее уважается право собственности, тем меньше вероятность обнаружения трупа. В идеальной ситуации, когда уважение к праву собственности бесконечно велико, факт смерти не будет установлен никогда, и труп никогда не перейдёт в чью-либо собственность, так и будучи ошибочно признаваем собственностью покойного.
Во-вторых, присвоение бесхозного трупа может оказаться сопряжено с претензиями со стороны тех, кто может предположить причастность присвоившего к самому факту смерти. Так, если некто мирно сидит на берегу и вдруг видит проплывающий мимо труп своего врага, то в его интересах может оказаться не присваивать труп, а позволить ему мирно проплыть дальше, что, конечно, подпортит ему удовольствие.
В-третьих, даже если непричастность нашедшего труп к его появлению очевидна, всё равно возникают сложности с определением текущего статуса объекта. Труп может уже находиться в собственности наследника, поскольку покойный заранее отдал соответствующее распоряжение. Значит, перед тем, как присвоить труп, уважающий права собственности субъект будет вынужден предпринять действия по выяснению личности покойного и его распоряжений на случай смерти.
Также при обнаружении трупа вполне резонно предположить, что друзья покойного уже начали его поиск, а если причиной смерти было насилие, то их может заинтересовать поиск виновного, и даже если они не имеют прав на труп, они могут обратиться к нашедшему с просьбой о предоставлении им трупа на вскрытие и тому подобные манипуляции.
Словом, нетрудно догадаться, что все эти тонкости делают труп в качестве товара весьма неликвидным и мало кому нужным. Поэтому вопрос “кому принадлежит труп” скорее будет возникать в контексте размышлений на тему “как избавиться от найденного трупа”, а не на тему “как бы его лучше применить в хозяйстве”. Поэтому даже в ситуации, когда труп хрен пойми чей, и непонятно, будут ли его искать, решение о том, чтобы похоронить его и запомнить место захоронения, будет вполне оправдано, и, скорее всего, менее рискованно, чем скормить свиньям. Ну или можно просто сдать его в морг, если речь о цивилизованной местности (как нетрудно видеть из приведённых рассуждений, спрос на морги при анкапе не исчезнет).
