Сегодня у нас в программе обещанная глава из книги Эрика Мака “Либертарианство”, посвящённая взглядам Дэвида Юма, как ещё одного из предтеч этой идеологии. Несмотря на то, что Юм, оппонируя разобранному в предыдущей главе Локку, отрицал и общественный договор, и естественные права, он довольно толково дополнил его взгляды на общественное устройство своим описанием морали, которая возникает у человека как общественного животного. Также Юм формулирует следующие из этого принципы справедливости, которые приводят к взаимовыгодному общественному сотрудничеству.
Два года назад в рамках этого проекта был опубликован первый пост. Канал тогда назывался ЛПР-тян, и выглядел, как довольно кринжовая ролевая игра в девочку, которая говорит про себя, что она – политическая партия.
Постепенно канал отстраивался от этого странного образа; процесс ускорился с уходом основателя проекта. Сейчас канал куда респектабельнее, но растерял часть драйва. Главной фишкой проекта были ответы на вопросы, но за два года, в сущности, ответы на все основные вопросы давно даны, а на некоторые – и не по разу. Заниматься самоповторами как-то странно; впрочем, свежий канал Либертарианский агрегатор, похоже, затеял пройтись по истории моего канала и порепостить наиболее удачные посты, за что ему, конечно, спасибо.
Поэтому сегодня акцент в моей деятельности сместился к тем вещам, которые раньше были скорее побочными: переводы книжек, сценарии к циклу видеороликов, сотрудничество с сетью других антигосударственных проектов. Я ощущаю свою нарастающую востребованность как либертарианской активистки, но при этом востребованность телеграм-канала скорее падает; это видно по силу просмотров. Год назад у канала было 848 подписчиков, но среднее число просмотров составляло 70% от аудитории. Сейчас подписчиков 1860, но число просмотров упало до 40%.
Самой востребованной моей компетенцией остаётся не столько умение сочинить что-то своё, сколько способность переработать чужое и подать в более привлекательной форме. Так что я продолжу эту своеобразную кооперацию с теми, кто имеет много свежих мыслей, но испытывает трудности с их подачей. Сюда же относятся ответы на вопросы типа “что ты думаешь о таком-то талмуде?” Я хотела бы время от времени выкладывать обзоры на разные объёмные вещи, но на ознакомление с ними уходит ужасно много времени, так что только за денежку.
Изначальная модель монетизации канала была узкой: ответ на вопрос, сопровождаемый донатом, давался гарантированно и вне очереди. Постепенно акцент сместился просто к донатам на развитие канала и к целевым взносам на перевод книжек. Изначально предлагалось просто перечислять биткоины, сейчас доступно гораздо больше вариантов, от банальных рублей, до продвинутой оплаты биткоинами по протоколу лайтнинг. Этот последний способ крайне рекомендую осваивать, потому что со временем всё равно придётся. Все инструкции на этот счёт я выложила, они несложные.
С конца апреля я затеяла странный эксперимент – завела личный блог. Подписка платная, и хотя я регулярно туда чего-нибудь пишу о себе, всё-таки это в первую очередь возможность поддержать основной канал – я далека от мысли, что сами по себе мои личные измышления достойны ежемесячных взносов. Пока что пишу аж для целых трёх читателей, подписавшихся на 200р в месяц, а на уровень 1000р в месяц и вовсе пока никто не подписался. Впрочем, мне пока нравится сам процесс ведения личного блога, так что я продолжу это занятие, даже если читателей намного больше не станет, такое вот хобби внутри хобби.
Мне по-прежнему хочется в дополнение к созданию текстового контента заниматься чем-то более практическим, но так до сих пор ничего конкретного не пришло в голову. Всё-таки социальное предпринимательство – это отдельный талант.
Пост вышел довольно минорным, в соответствии с общей обстановкой вокруг, и хорошо бы, чтобы это вот подспудное раздражение копилось у людей не напрасно.
Сторонники государства часто говорят, что в свободном обществе невозможен научный прогресс, что только государство способно обеспечить науку необходимыми для её развития ресурсами. На этот тезис есть несколько возражений.
В Теории Свободного Общества я подробно описал с экономической точки зрения, как государство вредит реализации любых идей. Государство реализует идеи не самым эффективным образом, поскольку может ввалить в их воплощение неограниченные деньги, не думая о прибыли, и при этом ограничивает частную инициативу в этой же области. Наука – типичный пример подобного подхода.
Но сейчас нас интересуют скорее политические, а не экономические стимулы, ведь именно на их основе государство рулит наукой.
Возьмём классический пример консервативной политики. Такая политика зачастую ставит некоторые ценности (такие как семья, традиции, обычаи, нация и т.п.) на первый план. Я не буду говорить, что эти ценности ничего не значат, для многих людей они очень и очень важны. Однако государство и политические консерваторы зачастую оправдывают абсолютно любые меры, которые, как они думают, могу защитить эти ценности, в том числе и меры, которые негативно влияют на другие ценности и общественные сферы. Таким образом, мы нередко получаем крайне абсурдные аргументы, говорящие о том, что нам необходимо контролировать прогресс и не позволять ему быть слишком стремительным, поскольку это может нарушить традиционный уклад общества. Это не только звучит бредово, но и не работает на практике, скорее способствуя разрушению традиционного уклада, о чём мы поговорим ниже.
Приведу пару примеров того, как политизация науки вредит научному развитию.
Нобелевский лауреат Джеймс Уотсон был заклеймён расистом и лишён нескольких почётных званий за утверждение о связи коэффициента интеллекта с расовым происхождением. Таким образом, простую научную констатацию приравняли к призывам к расовой дискриминации. Разумеется, в таких условиях исследование влияния генетики на интеллект оказывается затруднено.
Ещё более вопиющий пример – ГМО-фобия. Истерия, поддерживаемая на уровне политических решений, чрезвычайно затрудняет жизнь множеству потенциальных игроков на этом перспективном рынке, зато немногочисленные корпорации с серьёзными лоббистскими возможностями имеют сверхприбыли за счёт зачистки рынка политиками.
Но если бы дело касалось только трансгенных растений, это было бы полбеды, однако тормозятся и исследования, связанные с генетической модификацией человека. Консерваторы таким образом пытаются защитить человеческую природу, однако, мешая мелким и постепенным изменениям, они способны добиться лишь того, что когда наука продвинется вперёд достаточно, чтобы её уже нельзя было сдерживать, применение новых технологий для изменения человеческой генетики станет лавинообразным. Разница между улучшенными и традиционными людьми станет слишком резкой, а это ровно тот сценарий, которого так боятся консерваторы.
Таким образом, изначальный тезис о том, что государство, в отличие от свободного общества, только и способно обеспечить научный прогресс, оказывается кардинально неверным, зато мы видим, что оно отлично способно его сдерживать.
Если свободное общество окажется недостаточно сильным, а доктрина ограничения темпов научного развития останется достаточно влиятельной, это приведёт к тому, что человечество просто израсходует имеющиеся сейчас в его распоряжении ресурсы, так и не сумев получить доступа к новым, будь то экстенсивный путь развития, вроде космической экспансии, или интенсивный, через кардинальное увеличение энерговооружённости человечества. Это будет означать угасание цивилизации.
Впрочем, это очень маловероятный сценарий. Люди обычно неплохо мобилизуются перед лицом явной угрозы, и когда такой явной угрозой будет выступать государство, то тем хуже для него.
У бурных чувств неистовый конец; не провоцируйте бурные чувства
Представим ситуацию: в комнате находятся два человека и стул; только у одного из них есть оружие и оба знают об этом; вооружённый человек громко произносит: “было бы неплохо, если бы кое-кто сел на этот стул, а ещё с помощью оружия можно причинять боль и убивать” – и это вроде как и угроза, но нельзя это никак доказать, а если рискнуть и не выполнить требования, то вооружённый человек может применить оружие и выйти наконец официально из договора о неагрессии, но мёртвому человеку будет на это уже плевать. Конечно, если оба вооружены, то оба угрожают друг другу, и оба тем самым защищены, но если одна сторона в какой-то момент лишена оружия, то получается самое настоящее право сильного.
Хан Соло
Пример, конечно, несколько ходульный, но будем есть, что дают.
Человек, считающий, что ему угрожают, имеет для этого какие-то основания. Именно ему именно сейчас так кажется, и для него это важно. Если у него есть какие-то сомнения в факте угрозы, или он считает, что важно убедить в факте угрозы третьих лиц, ему стоит сделать ситуацию более явной. Например, поинтересоваться:
– Я правильно понимаю, что ты угрожаешь ранить или убить меня, если я не сяду? Или я могу свободно уйти?
Собеседник может ещё некоторое время говорить намёками, но рано или поздно ему придётся сформулировать явное требование, если он желает, чтобы второй человек сел, или же применить оружие, если он просто хочет причинить ему вред. Разумеется, это означает некоторый риск. Ради чего стоит на него идти? Главным образом для того, чтобы обрести определённость самому и, возможно, получить доказательную базу для третьих лиц, которые будут как-то оценивать сложившуюся ситуацию.
В государстве мы достаточно регулярно сталкиваемся с ситуациями, когда начальство не отдаёт явных приказов, потому что исполнитель должен понимать намёки. Если ситуация обернётся для начальства неудачно, оно всегда может заявить, что его неверно поняли, и фраза “этот тип меня раздражает” отнюдь не означала указание пристрелить его при задержании и объявить террористом. Если подчинённый плохо понимает намёки, он не задержится на своей должности.
Право сильного – такая же фикция, как и договор о неагрессии. Даже сильный предпочтёт как-то обосновывать свои претензии, подвёрстывая их под какие-то представления о справедливости. Это менее затратно, чем доказывать свою силу каждый раз, когда хочется что-то получить. То же и с договором о неагрессии. Людям нет нужды специально договариваться не нападать друг на друга, они всё равно будут делать это лишь тогда, когда у них есть причина, которую они считают веской. Но уж коли такая причина есть, никакой договор их не остановит.
Поэтому мне кажется, что использовать такие умозрительные конструкции для описания мира – попросту неудобно. Это примерно как рассуждать о человеческой деятельности в категориях греха, кармы или классовых интересов.
Гораздо полезнее использовать для описания своих действий и мотивов более адекватные конструкции. “Мне показалось, что он близок к воплощению своей неявной угрозы, и я предпочёл исполнить просьбу, хотя не больно-то хотелось. В следующий раз постараюсь не оставаться с ним наедине, будучи невооружённым.”
Как обычно, всё начинается со стихотворного эпиграфа. В нём Фридман иронизирует над идеей Гоббса о мифическом естественном порядке, в котором происходит война всех против всех, и лишь государство способно защитить людишек от этого первобытного ужаса. Ну а мне пришлось вспомнить, как складываются сонеты.
Глава 49, Первая правовая система. Фридман анонсирует свою новую книжку про правовые системы, сильно отличающиеся от нашей. Тогда она ещё писалась, сейчас уже написана, но за её перевод я пока не бралась. Он утверждает, что буквально все (или почти все) нынешние правовые системы берут своё начало в довольно несложной для понимания традиции кровной мести, а дальше демонстрирует это на нескольких примерах.
Глава 50, Анархо-капитализм: детсадовская версия. Тут Фридман указывает, как эта изначальная правовая система путём несложного допиливания превращается в базовую модель правопорядка при анкапе – имеющую примерно такое же отношение к реальным современным моделям безгосударственного обеспечения права, как экономика Робинзона Крузо к реальной экономике.
Дальше я ненадолго переключусь на перевод Эрика Мака. На него всё ещё собрано очень немного, но надеюсь, что вы меня подбодрите своими донатами. Реквизиты – на странице перевода.
Ну и небольшой курьёз, иллюстрирующий популярное мнение о том, что анкапы обычно не сильны в математике. Когда работа стала близиться к завершению, я отчётливо увидела, что у меня как-то не бьётся статистика переведённых глав, пересчитала заново, оказалось, что всего глав чуть больше, а переведено чуть меньше, чем я раньше показывала на картинках. Всё течёт…
Спасибо за Ваш комментарий. Я обходил вопросы политического обустройства системы, и представленная концепция описана языком текущей системы. Но архитектура куда шире. Эти протоколы я делал с неистовыми криптоанархистами, которые видели в идее “фильтра как юрисдикции” свое преимущество. Они применяются для самоорганизованных общин, то есть не нужны центральные органы власти, можно упразднить делегативную демократию, например, можно сделать прямое е-голосование на том же самом блокчейне.
Одна из проблем, на которую я обращал внимание – неверно полагать, что мы сможем обойтись без третьих лиц. Просто сейчас главное третье лицо – это государство в виде держателя реестров. Но сам реестр уже не нужно “держать”. Блокчейн выполняет эту функцию. Осталось только заменить чиновников регистраторов на децентрализованную систему валидаторов в разных сферах. Но самое главное – устойчивость этой модели ко всякого рода притеснениям. В своей научной работе я описываю, как можно противостоять возможной цифровой диктатуре.
На уровне блокчейнов цифровая диктатура не сможет ничему воспрепятствовать. Люди могут писать в блокчейны всё, законно это или нет – неважно, это просто репозиторий, где фиксируются все факты. Как я пояснил, над блокчейнами у нас система “фильтров”, то есть то, что мы считаем законным, попадает в общий котел – в актуальный реестр прав собственности и гражданского состояния. Но эту базу никто не держит. Поскольку протокол одинаков для всех, каждый, кто желает взглянуть в базу данных (она может быть не одна общая, а много специализированных: ЗАГС, земельный кадастр и т.п.), закачивает связку блокчейнов и накладывает поверх них этот протокол.
Пока мы верим власти, мы используем протокол, накладываем его поверх, и все независимо друг от друга получаем одну и те же базу данных локально у себя на ПК. Легитимизация происходит через добровольное принятие протокола. Элементы протокола (умные законы и решения судов) тоже записываются в блокчейн. Но если власть зарвалась, то всю эту надстройку можно снести, а данные в блокчейне никак не пострадают (все факты, законны они или нет, записаны там, включая незаконные решения чиновников и судов). И в результате перезагрузки власти, можно наложить на все те старые записи новый образ справедливости и закона. Если чиновник Боб отобрал землю у Алисы, то после свержения власти новое правительство просто сносит нафиг старую базу данных, создаёт новые фильтры и пересканирует блокчейны с новыми фильтрами. По новым правилам Алиса оказывается восстановлена в своих правах, путём простого объявления записи об отъёме участка невалидной.
В продолжение темы вот короткий ролик о CBDC и криптовалютах центральных банков, которые вообще не криптовалюты, а форменная ложь.
Нам дана благоприятная, но полностью незнакомая среда, а также рота андроидов – универсальных интерфейсов по преобразованию этой среды. Условия работы андроида исключают его обращение в частную собственность. А потому дивитесь – Анкап-тян становится коммунисткой!
Особенности андроидоводства
А. Синергия. Нелинейный рост производительности от увеличения числа вовлечённых в задачу андроидов; велик положительный эффект масштаба. Поэтому постоянная приватизация андроидов по одному для услужения семьям или одиночкам – невыгодна.
Б. Неприспособленность к играм с нулевой суммой. Любая попытка явочным порядком изъять андроида для задач, которые не приносят пользы другим, с невероятной лёгкостью пресекается. Настоять на том, чтобы андроид выполнял строго индивидуальное поручение – невероятно сложно. Поэтому наиболее выгодная эволюционно стабильная стратегия – применение андроидов главным образом на благо как можно более крупных коллективов.
В. Неопределённость будущего. По условиям задачи срок окончания эксперимента неизвестен. Также неизвестно, насколько сложным окажется производство новых андроидов. Поэтому следует исходить из пессимистического предположения, что рост человеческого населения будет довольно долго происходить быстрее, чем рост поголовья андроидов.
Теперь сформулирую стратегию.
Наша цель – максимальное процветание сообщества в максимально долгосрочной перспективе.
До тех пор, пока не удастся обеспечить прирост поголовья андроидов быстрее увеличения числа людей, следует снижать свою зависимость от андроидов путём развития производственных цепочек, не включающих в себя андроидов.
Приоритет имеют задачи, приносящие непосредственную пользу максимальному числу членов сообщества. То есть вместо задач типа “принеси мне чаю” предпочтение отдаётся задачам типа “построй функцию затрат времени для посадки чайной плантации на всё человеческое сообщество от числа вовлечённых в исполнение задачи андроидов; теперь вы трое идите и сажайте”.
Поскольку андроиды это де факто рабы, находящиеся в общественном пользовании, то в качестве механизма самоуправления следует адаптировать общественный строй, подразумевающий массовое использование общественных рабов. Например, Лакедемон, более известный как Спарта. То есть решения по планам использования андроидов для общественных задач готовятся “герусией” – не обязательно это должны быть биологические старцы, но некоторый выборный орган экспертов в подобных оптимизационных задачах. А утверждаются решения “апеллой”, то есть общим собранием.
Очевидное решение для начального этапа обустройства: 5.1. Каждая семья получает андроида для задач обустройства семьи в дневное время и вправе использовать синергетические эффекты, кооперируясь с соседями. 5.2. Небольшой излишек андроидов (на старте их чуть больше, чем семей) сразу передаётся под общественные задачи по схеме “герусия намечает план, апелла утверждает”. 5.3. В ночное время все семейные андроиды должны отправляться на общественные работы с предписанием вернуться к утру.
По мере роста и усложнения сообщества первоначальный механизм неизбежно будет пересмотрен. Поднимать вопросы о пересмотре стоит после изменения числа семей, окончания этапа первичного обустройства (у всех уже есть дом, сад и спортплощадка, андроиды постепенно начинают привлекаться к задачам типа “почеши мне пятку”), в момент предполагаемого резкого изменения нагрузки на фонд андроидов (старт или окончание крупных проектов), в момент изменения числа андроидов (начали выходить из строя или, наоборот, запущена линия по их производству).
Появление группы, имеющей радикально иные взгляды, чем у большинства, на распоряжение андроидами, должно приводить к предложению отселиться подальше, забрав с собой андроидов пропорционально численности группы. В противном случае ущерб от коллизий управления парализует планы и большинства, и меньшинства.
В своём недавнем посте Анкап-тян написала, что не убеждена моими аргументами в необходимости абсолютного НАП. К сожалению, подобное непонимание фактов и противоречивость позиций постоянно встречается у многих либертарианцев. Раз Анкап-тян не убедила реальная угроза глобальной катастрофы (пример с вирусом), должна убедить более сильная, в понимании любого либертарианца, угроза — невозможность реализации свободного общества (панархии и анкапа) без принятия абсолютного НАП. Без него анкап — это действительно утопия. Вот почему:
1) Признанное в научном сообществе исследование Джека Хиршлейфера про устойчивость анархии, где, кроме всего прочего, упоминается сценарий появления «военного гегемона» (что есть ничто иное как появление стационарного бандита — государства) при нарушении равномерного баланса потенциала насилия (БПН) в обществе. А там где существует равномерный БПН, принуждать с помощью физического насилия нельзя по определению.
2) Если кого-то в обществе можно заставить с помощью насилия выплатить компенсацию, точно также можно заставить платить налоги — технически разницы нет никакой! А там где налоги, снова добро пожаловать в этатизм! Михаил Светов это отлично понимает, поэтому на каждом стриме повторяет: нужно избавляться от плохих инструментов, уничтожить «кольцо всевластия» (что есть ничто иное как возможность с выгодой для себя применять агрессивное физическое насилие вне зависимости от целей — это же просто инструмент, моральные категории тут не играют роли).
3) Понимание справедливости у всех разное. Для члена ЭКЮ «Социалист» организация забастовки это героический поступок, для ЭКЮ «Класслиб» это преступление. Допустим, рабочий — гражданин ЭКЮ «Класслиб» организовал забастовку, работодатель подал в суд и его приговорили к выплате неподъёмной компенсации, что по сути означает отправление в рабство. Он просит защиту у ЭКЮ «Социалист», та соглашается. Ваши действия?
(а) Если признаёте абсолютный НАП, то всё хорошо — максимум с ним больше не ведут дела бизнесы из ЭКЮ «Класслиб».
(б) Если не признаёте — вы сами труп, даже если не имеете никакого отношения к этому делу. ЭКЮ «Класслиб» отправляет силовиков к перебежчику, силовики «Социалиста» контратакуют, «Класслиб» запускает ракеты по военным объектам и главному офису «Социалиста», те отвечают с помощью ОМП. Вам очень повезёт, если это будет всего лишь тактическое ядерное оружие. Но ЯО это сложно и дорого, поэтому, скорее всего, вспыхивает глобальная пандемия по-настоящему серьёзного вируса со смертностью 30-50% и вирус испытывает на прочность иммунную систему уже в вашем организме.
4) До появления ОМП и доктрины сдерживания (M.A.D. Джона фон Неймана) подобный конфликт между ЭКЮ («защитных агентств», племён, фратрий) всегда приводил к образованию привычного нам государства с гигантскими протяжёнными границами типа России. Хотя мне не нравятся многие рассуждения Роберта Нозика, но здесь он оказался прав. Не признаёшь абсолютный НАП — добро пожаловать снова в государство!
5) Допустим мы признаём, что нельзя применять насилие против ЭКЮ, но почему можно против одного человека? А против 10 уже нельзя? Где граница?! При панархии возможность создать свою ЭКЮ и выйти из юрисдикции предыдущей это основа существования модели, без этого панархия невозможна. Также как и при анкапе «суверенитет личности»: один человек равно одно государство в современном понимании. А суверенные государства, как мы прекрасно знаем, друг к другу насилие не применяют, иначе они никакие не суверенные.
6) Мир «Джона Уика» не понравится большинству населения. Что ни говори, но даже мне умеренное государство вроде Швеции кажется более привлекательным вариантом, чем жизнь в таком адище под мафией. Большинству людей тем более, соответственно, привлекательность у такого «анкапа» никакая!
7) Напоследок — доказательство самой истории. Так любимые многими либертарианцами примеры анкапа в прошлом — средневековая Ирландия и Исландия закончили свой путь вовсе не из-за каких-то типичный проблем анкапа, о которых постоянно говорят (дороги, суды). А по банальной причине — их завоевали. Но это произошло не просто так и вполне было ожидаемо. Если эти общества были бы идейно-волюнтаристскими, они целенаправленно боролись бы с агрессивным насилием, создавали для этой цели культурные произведения, методики, технологии и самое главное — несли бы эти ценности во весь мир. В таком случае сами англичане изгнали бы из общества Кромвеля при первой же попытке инициировать агрессивное насилие когда-то в юности и Ирландия до сих пор была бы анкапской.
Между прочим, в некоторых обществах иногда стихийно появлялись права у женщин, но потом исчезали, когда приходили завоеватели или новый жестокий вождь. Глобально же права женщин стали новой нормальностью, данностью для всех, только лишь в 20-м веке после направленной деятельности суфражисток. Точно также и с анкапом — чтобы он стал реальностью и не исчез через секунду, нужна направленная деятельность по борьбе с агрессивным насилием, т. е. абсолютный НАП должен стать новой нормальностью жизни.
В этом канале уже появлялось несколько статей Битарха об “абсолютном NAP”, под которым он понимает запрет не только на агрессивное насилие, но и на отложенное возмездие или энфорсмент приговоров. Я пока не убеждена его аргументами, но саму тему считаю достаточно важной, чтобы продолжать вас с ней знакомить.
Вкратце, идея в следующем. Технический прогресс увеличивает доступный человеку масштаб насилия и уменьшает относительную цену насильственного воздействия. Запустить пандемию вроде нынешней завтра сможет любой студент-биолог, поэтому нам нужно такое общество, где у людей как можно меньше причин угрожать подобным и как можно больше моральных ограничений, заставляющих о таком даже не думать. В качестве одного из вариантов действий Битарх размышляет о ненасильственном государстве. Для того, чтобы снабдить предполагаемую Грету Тунберг аргументами, он опубликовал статью про экстерналии насилия, где перечисляет, чем насилие вредит обществу. Вкратце пройдусь по тезисам этой статьи и ещё нескольких на схожие темы.
1. Со ссылкой на Конрада Лоренца говорится о том, что у человека нет естественной морали неагрессии к особям своего вида, заложенной в генах, поскольку естественная вооружённость человека невелика. Отсюда одной из альтернатив насильственным наказаниям за насильственные преступления может быть добровольная генетическая коррекция поведения, если её удастся разработать.
У человека почти нет генетически обусловленных паттернов поведения, есть лишь некоторые склонности, а вся конкретика задаётся через социальные механизмы. Так что ссылки на биологическую эволюцию годятся скорее для иллюстрации, но не как буквальное руководство к действию. Социальная эволюция тоже есть, лучше ориентироваться на примеры оттуда.
2. Приводятся примеры того, как человечество вводило запрет на некую деятельность и успешно его энфорсило (использование этилированного бензина, ДДТ, фреонов). Указывается, что тем же манером человечество успешно энфорсит и ограничения на морально неприемлемые действия (например, жестокое обращение с животными, детьми и заключёнными). Стало быть, кампания политического давления поможет и в насаждении абсолютного NAP.
Государство всегда радо чего-нибудь запретить, обоснование не так важно. Так, доводы за запрет фреонов, будто бы жрущих озон в стратосфере, и ДДТ, будто бы могущего вызывать рак, в основном сводились к так называемому научному консенсусу. То же касается и доводов за запрет эмиссии углекислого газа, будто бы виновного в глобальном потеплении, которое будто бы несёт человечеству угрозу.
Так что для политического давления на глобальном уровне даже не нужны серьёзные аргументы, надо лишь захватить место в повестке. Для этого придётся подвинуть оттуда climatechange, но перед этим забороть его младших братиков вроде ротшильдов, чипирования и ГМО. Задача решаемая, но методы таких кампаний требуют больше орать, чем думать, и это лично мне трудно, даром что я ору на аватарке.
3. Приводятся аргументы о долгосрочных отрицательных последствиях высокой толерантности общества к насилию. Как минимум, повсеместное насилие становится фактором торможения экономики – слишком большая доля ресурсов уходит на обеспечение безопасности, в том числе безопасности сделок. И наоборот, показываются долгосрочные положительные последствия низкой толерантности к насилию. Например, в свежей заметке упоминается исследование того, как культура обнимашек и свободы подросткового секса приводит к уменьшению иерархичности в обществе.
Вот аргументы – это другое дело, тут есть, чего обсуждать.
Резюмирую. Желающему обеспечить успех идеям ненасилия придётся пройти между Харибдой нечистоплотности моральной истерии и Сциллой ограниченного воздействия научной дискуссии. Я бы посоветовала Битарху держаться ближе к Сцилле, как завещано нам Гомером, но тут уж пусть каждый, кто бороздит воды публичного дискурса, сам выбирает свой путь.
Вон тот левацкий водоворот – опаснее
P.S. Мы, разумеется, не сошлись с Битархом во взглядах по содержанию статьи. Кое-какие тейки я переработала, но не все. Так что, скорее всего, нас ждёт продолжение дискуссии.
Отредактировала первые три ранее выложенных главы Практической анархии Стефана Молинью. Впрочем, это только формально три главы, а по смыслу это сперва предисловие, потом введение, а напоследок ещё граничные условия. Подозреваю, что Молинью должен быть весьма толковым любовником, с таким подходом к предварительным ласкам.
Стиль книги очень живой и эмоциональный, но несколько перегруженный. Старалась делать его достаточно читабельным, и надеюсь, что преуспела.
В предисловии автор оправдывается перед читателем за то, что посмел опубликовать книгу в открытом доступе, да ещё и имеет наглость предполагать, что читатель, заплатив ноль денег, уделит на чтение больше ноля времени.
Из введения к первой части, посвящённой методологии, читатель выясняет, что вообще-то имеет дело со второй книгой трилогии, а также получает новую порцию авторских извинений – на сей раз за то, что книга скорее всего вызовет баттхёрт.
В главе про ограничения автор поясняет, что не намерен расписывать в деталях, какого цвета мантии будут при анкапе носить судьи, и вообще предпочёл бы, чтобы книгу воспринимали, как учебник, а не как справочник. Давайте немедленно применим это знание к ранее опубликованным главам про организации по разрешению споров и про безгосударственные тюрьмы.
Задел по ранее переведённым главам ещё есть, но до окончания работы над черновым переводом пока далеко, и своей денежкой вы могли бы подбодрить процесс. Все реквизиты – перед оглавлением.
