Прочитала на RLN.Today завлекушку про чартерный город Просперу на гондурасском острове Роатан. Разумеется, все панархисты с большим интересом следят за этим кейсом, однако пока что излишний энтузиазм выглядит преждевременным. В Гондурасе уже была попытка построить чартерный город, но она сошла на нет, поскольку не удалось договориться с центральным правительством по ряду важных деталей. Сейчас решили попробовать ещё раз, и вроде бы продвинулись дальше, чем в первый раз. Однако если посмотреть буклет с гайдом по иммиграции, то по нему видно, что, по сути, вас приглашают не в особую политическую зону с полностью своим уставом, а просто в Гондурас, согласно гондурасским правилам иммиграции. Не самая плохая страна, более свободная, чем Россия – но всё-таки пока в обёртке вольного города собственно вольного города не видно.
Так что я бы не рекомендовала сейчас срываться и ехать обустраиваться на этом чудесном острове – без предварительного знакомства с инициаторами проекта, чтобы оценить, как далеко на самом деле продвинулись переговоры по политической и экономической автономии будущего города, и каковы будут гарантии её сохранения в будущем.
Впрочем, у Просперы сегодня есть шанс действительно быстро стать вольным городом – нужно всего-навсего открыть свободную иммиграцию для жителей Гонконга и дать новым гражданам возможность установить на новом месте свои гонконгские порядки.
За что люблю либертарианцев, так это за цветущее разнообразие их идей. Особенно это, конечно, касается тех, кто соблюдает анонимность, а потому менее стеснён в своих интеллектуальных изысканиях. При этом самой опасной из возможных тенденций в либертарианском движении я, конечно, считаю использование такой древнейшей технологии доминирования, как выписывание из движа.
Либертарианцы могут не соглашаться между собой по вопросу об интеллектуальной собственности, ну и нормально: одни цитируют Кинселлу, другие Ротбарда. Могут спорить о приемлемости минимального государства, черпая аргументы с одной стороны у Мизеса, Рэнд и Нозика, а с другой у всё того же Ротбарда или, скажем, Золоторева. Могут просто увлекаться какой-то одной доктриной, потому что она им наиболее интересна, как, скажем, Александр Елесев сосредоточился на ненасильственном воспитании детей, Битарх на идее изживания агрессивного насилия множеством нетривиальных способов, Светов на люстрациях, а мой любимый Артём Ферье – на контрактном рабстве. Вся эта россыпь идей и есть прямая реализация своей свободы, без ограничения чужой.
Идее поощрения интеллектуального разнообразия часто противопоставляют идею интеллектуального пуризма. Она имеет свою очевидную привлекательность, потому что в эхо-комнате всегда находиться исключительно приятно, и знать, что твои идеи находят спрос и поддержку – обычно весьма вдохновляюще. Также можно цитировать Ленина с его известным “Прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться”. Иначе говоря, ты чётко указываешь тезисы, которые составляют суть твоего учения, называешь его конкретным термином, предаёшь анафеме всех, кто пытается назваться тем же именем, имея иной набор постулатов – а затем разворачиваешь медийную кампанию, пропагандирующую именно этот очищенный от примесей продукт. Ресурсы, которые ранее тратились на поиски идей и внутреннюю дискуссию, перенаправляются на миссионерство, и учение начинает захватывать массы.
Очевидной проблемой такого подхода оказывается хрупкость. Мало того, что внутри учения регулярно образуются ереси, когда кто-то переинтерпретировал исходный набор тезисов как-то по-своему, так ещё и привлечение со стороны союзников, имеющих собственную относительно стройную доктрину, оказывается проблематичным. Ну, например, тот же Светов имеет учение, весьма родственное тому, что несёт в массы Елесев или Битарх, но он не в состоянии привлечь их к себе иначе как ценой их отказа от собственного угла зрения на проблематику. А зачем им это надо? Решительное размежевание оказывается самоподдерживающимся до тех пор, пока какое-либо учение не начинает занимать доминирующего положения. Вот тогда можно и объединяться: вчерашние интеллектуальные соперники вступают к тебе, предварительно покаявшись за свою слепоту и отрекшись от всего, что в их ранних взглядах отступало от текущего канона. У Ленина этот фокус сработал. Сейчас какие-то схожие механизмы мы видим в наступлении идеологии политкорректности. Может ли сработать ли то же самое с либертарианством? Да запросто. Это всего лишь слово, и в него можно заложить сколь угодно узкое и догматичное содержание, не имеющее отношения к собственно свободе.
Имеем вилку. С одной стороны возможность вырастить ригидное, но успешное учение, которое захватит множество умов. С другой – свобода обитания в болоте бесплодных интеллектуальных разглагольствований. Напрашивается предпочтение меньшего зла, и для весьма многих таковым оказывается вступление в отряды свидетелей напа или ещё что-то в этом духе. К счастью, эта вилка является ложной дилеммой.
Только фанаты воспринимают музыку целыми альбомами. Обычно же кто-то оценит конкретную песню, к кому-то привяжется пара фраз из припева, кто-то запомнит мотивчик. Так и с идеологиями. Идеи собираются в учения для логической связности, которая важна тем, кто сильно заинтересован в их понимании. Однако индоктринация происходит через расползание отдельных идей, или даже практик, основанных на идеях – а отнюдь не крупноблочных конструкций. Поэтому куда важнее, чтобы идеи свободы имели самую разнообразную форму и подачу, а также обрастали практиками, имеющими самую разную стилистику. Кому-то зайдёт криптовалюта как свободные деньги. Кому-то автономная энергетика. Кому-то параллельные государству координационные структуры. Кто-то будет продвигать хоумскулинг. А кто-то пойдёт в политику, отстаивая на выборных постах дерегуляцию экономики.
Идеи расползаются незаметно. Также идеи прекрасно могут рождаться независимо. Смотришь на человека, который даже слова-то такого не знает, как либертарианство – а он и сам внутренне свободен, и окружающим транслирует крайне привлекательный образ действий. И не надо немедленно экзаменовать его на соответствие заданному темнику. Просто порадуйтесь вслух: о, наш человек!
Давайте посмотрим, какие могут быть предпосылки для создания и деятельности профсоюзов в условиях анкапа.
На старте имеем анкап, то есть анархию (отсутствие общепризнанного института выработки норм и принуждения к их исполнению, сиречь государства) плюс капитализм (развитые товарно-денежные отношения, частная собственность на средства производства, свобода договора и так далее). В какой момент, с какой целью, с какими ограничениями и насколько успешно в таком обществе может появиться профсоюз (организация по координации коллективного давления наёмных работников на работодателей)?
Найм на работу это обычная сделка по оказанию услуг со стороны нанимаемого. Будут ли это услуги по массированию пяточек, ведению документооборота или обслуживанию станка – дело десятое. Договор об оказании услуг обычно предусматривает характер и объём услуг, а также размер и принципы оплаты. В любом случае, договор не может предусмотреть все мыслимые нюансы, а потому допускает более или менее вольную трактовку отдельных положений, что обычно выражается в виде неформальных традиций. Каждая из сторон договора, разумеется, предпочитает формировать традиции к своей выгоде.
Основным инструментом, который имеется у работника в ситуации его неудовлетворённости текущим положением вещей на работе, оказывается угроза отказа от работы. В сущности, неважно, соблюдает ли работодатель договор. Работника могут не устраивать текущие условия, даже если они лучше чем ситуация, имевшая место на момент заключения договора. Например, он успел повысить свою квалификацию, и уверен, что теперь стоит дороже. Или он видит благоприятное изменение рыночной конъюнктуры, повлёкшее увеличение прибыли работодателя, и полагает, что с его стороны было бы резонно частью этой прибыли поделиться с работником.
Столкнувшись с перспективой производственных потерь, работодатель может предпочесть пойти на компромисс или даже удовлетворить требования работника в полном объёме. Таким образом, договор (или не соответствующие договору неформальные практики) пересматривается, и стороны живут дальше в новой реальности. Или же работник получает отказ, и либо смиряется с этим, либо исполняет свою угрозу, что закономерно приводит к увольнению.
Когда работников этой профессии много и на предприятии, и на рынке труда, заменить уволившегося нетрудно. Отсюда вполне естественный хинт со стороны работников конкретной профессии: предъявлять согласованные требования, угрожая массовым отказом от работы. Если такая практика становится повторяющейся, есть смысл образовывать постоянные структуры для координации, то есть профсоюз.
Поскольку на дворе анкап, я принципиально не рассматриваю насильственные способы повышения ставок в этом конфликте, речь идёт только о мирном давлении.
Что происходит дальше? Чем выше прямые и косвенные издержки предпринимателя от нарушения работниками договорных обязательств, тем выше вероятность появления предпринимательского решения, радикально устраняющего проблему. Это может быть автоматизация производства, перенос бизнеса в регион с более лояльной рабочей силой, просто закрытие предприятия с переброской капитала во что-то более капиталоёмкое, нежели основанное на массовом унифицированном труде.
Таким образом, профсоюзы при анкапе возможны, но порождают отрицательную обратную связь, и чем более успешно они действуют, тем скорее союзы упраздняются вместе с породившей их профессиональной группой. Поэтому мне видится более устойчивой модель со спонтанными массовыми акциями недовольства, не порождающими создание постоянных организаций по придумыванию новых поводов для давления на работодателя. Гнев убедительно работает, пока не институционализируется.
Ведь если я просто маленький предприниматель, у меня всё может отжать ОПГ с района. А таких ОПГшных группировок станет немыслимо много в силу быдляцкой человеческой природы и нежелания работать. Мне что, надеяться только на пистолет в кармане?
Тигренок
Я очень подробно разобрала эту тему в сценарии к ролику Libertarian Band про условия устойчивости анархии, можно даже не читать дальше, а посмотреть видео и этим ограничиться.
Если вас угораздило оказаться в нищем обществе, где грабёж существенно выгоднее мирного труда, то вам, маленькому предпринимателю, действительно придётся надеяться и на свой пистолет, и ещё на хорошую крышу – вы будете тратить на защиту в той или иной форме весьма значимую долю своих доходов, а цена вашего недоверия ко всем подряд будет закладываться вами в цену продаваемых вами товаров, за что придётся расплачиваться потребителям. Так что жизнь у вас будет бедная, опасная, а мирным соседям вы будете серьёзно проигрывать в производительности труда – и так до тех пор, пока некоторая критическая масса людей в обществе не выползет из болота бедности: деньги дают уверенность в завтрашнем дне, то есть увеличивают горизонт планирования людей. Так они отучаются жить по принципу “умри ты сегодня, а я завтра” и переключаются в режим “дадим друг другу жить”.
В любом случае, какими бы ни были ваши стартовые условия, к мирному устойчивому безгосударственному обществу вы сможете перейти не раньше, чем у вас появится готовность лично отстаивать свою индивидуальную свободу. То есть, как вы совершенно корректно заметили, надеяться на пистолет в кармане. Пистолет в сейфе, который вы не решаетесь применить, как бы чего не вышло, вам никак не поможет.
Перевод Фридмана недавно подбодрили донатом, так что вот вам очередная глава Механики свободы.
Наиболее распространённый аргумент в пользу государства со стороны экономистов – это утверждение о том, что внешнее принуждение полезно для решения проблемы провалов рынка. Некоторые анкапы, вроде Владимира Золоторева, в ответ просто отрицают существование самого явления, указывая, что если что-то не делается, значит, не больно-то хотелось. Фридман предлагает не спорить с экономистами, а просто перенаправить их аргумент против государства, показывая, что именно из-за провалов рынка государство и приносит столько совершенно неизбежного вреда.
Кстати, мне тут посоветовали рассказ фантаста Вернора Винджа Неуправляемые, написанный в 1985 году под серьёзным влиянием Механики свободы. В нём излагается хрестоматийный сюжет “государство нападает на Анкапистан”. В целом мне зашёл стиль автора. Рассказ оказался частью более крупного цикла, прочту его целиком на досуге.
Битарх разместил у себя вконтакте заметку про безрисковую борьбу с государством. Вкратце, идея в том, чтобы анонимно нанимать для акций в реальном мире неполитизированную публику. Методика достаточно очевидна, это обычное разделение труда. Но, разумеется, подобная технология для своего широкого внедрения нуждается в инфраструктуре – безопасных площадках, где можно было бы оставлять объявления о заказах и о готовности исполнять те или иные заказы. Битарх пишет о даркнете, что довольно неконкретно, и без определённой квалификации это не говорит неискушённому политактивисту примерно ничего. Но для того, чтобы привить себе аппетит к подобному, можно для начала использовать простенькие сервисы, сделанные на коленке.
Так, дружественный канал Анархия+ недавно запустил сервис Биржа протестных акций, где можно сделать заказ на осуществление акции, попросить донаты на реализацию своей идеи, и так далее. Хотя канал анонимен, и вся коммуникация идёт через бота, до настоящей безопасности в этой схеме всё-таки далеко, но и риски достаточно скромные, потому что биржа не берётся размещать заказы, связанные с насильственными акциями.
Так что, если у вас есть идеи, то пользуйтесь возможностью найти исполнителей. Если есть силы – пользуйтесь возможностью вписаться в тему. Проект некоммерческий, и, хотя он затеян левыми анархистами, у них нет предубеждения против либертарианства, так что отсева по идеологии не предполагается.
Представим экономику, где имущество всех или большей части предприятий, производящих товары и оказывающих услуги, находится в долевой собственности работников, которые получают и теряют её при присоединении к коллективу/уходу из коллектива, решения принимаются путем волеизъявления работников, а чистая прибыль предприятия делится на всех поровну.
Прошу привести критику такой модели. Как отвечать оппонентам, предлагающим такую модель? На что указывать? Спасибо.
анонимный вопрос
Прежде, чем представлять себе экономику, которая вся состоит из подобных предприятий, есть смысл посмотреть, как они могли бы образовываться в рамках обычной экономики, где собственность на средства производства есть.
Итак, есть группа людей, которые хотят реализовать некую идею и собираются открыть бизнес. Им нужен набор компетентных работников на несколько различных позиций, а также стартовый капитал. Работники, предположительно, есть – это они сами. Откуда взять капитал? В современной экономике они могут скинуться в определённых пропорциях, и каждый получит пай в основываемом предприятии, соответствующий внесённой сумме. В рамках предлагаемой модели паи строго равны, а значит, и скидываться потребуется строго поровну, что уменьшает гибкость системы, ведь у потенциально ценного работника может не быть достаточно сбережений, чтобы войти в предприятие, или он не готов ими рисковать. Когда функции капиталиста и работника разделены, это не проблема. Когда они принудительно объединяются, то не каждый подобное потянет.
Каковы альтернативы тому, чтобы скидываться поровну? Можно взять кредит в том или ином кредитном учреждении. Но под голую идею кредит дадут только под серьёзные проценты. Их можно было бы снизить, предоставив залог, но по условиям задачи залога не предполагается, и даже акции будущего предприятия заложить невозможно, ведь предприятие должно оставаться в равной долевой собственности у работников, а не у каких-то капиталистов.
Но хорошо, допустим, группа лиц скинулась совсем понемногу, открыла микробизнес, постепенно раскручивается, вкладывая большую часть прибыли в расширение производства – и вот им начинает не хватать рабочих рук. Надо нанять ещё кого-то и выделить ему равную с собой долю, пропорционально уменьшив доли каждого из основателей. Чем больше был стартовый вклад, чем дольше приходилось отказывать себе в самом необходимом, чтобы раскрутить предприятие – тем тяжелее будет даваться решение о том, чтобы просто так на халяву выделить кому-то равный с собой пай. Если донанять предполагается какого-то архиценного специалиста, то основатели подумают-подумают, да и решат, что дело стоящее. Но с таким же успехом речь может идти, наоборот, о том, чтобы нанять кого-то с низкой квалификацией. Например, производство выросло, доставлять клиентам самостоятельно уже неудобно, нужен курьер. И вот этот вот курьер, должность, с которой справится буквально первый встречный, становится равноправным пайщиком успешного стартапа? Нетрудно видеть, что у старых работников будут возникать подобные психологические проблемы при открытии каждой новой вакансии.
Аналогичные трудности ждут того, кто стоял у истоков, много сил вложил в предприятие, а теперь по тем или иным причинам хотел бы его покинуть. Он понимает, что монетизировать свою долю у него возможности нет, и все его заслуги перед компанией обнуляются в ту же секунду, как он уволится. Ему же теперь предстоит искать новое место и уговаривать новый коллектив взять его пайщиком. Понятно, что в условиях хорошо работающего института репутации человек, бывший на хорошем счету в одной компании, сумеет без проблем устроиться в другую, но всё-таки вместо индивидуальной стоимости своего труда надеяться на то, что удастся получить долю в более производительном предприятии – это не столь гибкая схема.
Самый же кошмар начнётся, если в силу изменений рыночной конъюнктуры или ещё по каким причинам необходимо провести сокращение штатов, иначе компания начнёт терпеть убытки. Всё, скандал обеспечен. Каждый обвиняет всех остальных в том, что положение компании ухудшилось, никто не готов прыгать за борт, теряя свою долю, но без этого вместо регулярной доли прибыли, наоборот, всем пайщикам приходится регулярно вкладываться в убыточное предприятие в равных долях. Остаётся непонятным, как именно решать, кого выкинуть. В обычной компании решение принимает руководство, исходя из производственной необходимости. Но тут все пайщики, и у каждого есть право голоса. То есть придётся решать демократически на общем собрании, и вполне может оказаться, что уйти придётся не наименее нужным сотрудникам, а наименее красноречивым.
Таким образом, подобные предприятия проигрывают компаниям без социалистических обременений на трудовые отношения, в гибкости, а потому будут, видимо, уступать и в конкурентной гонке. В сущности, никто не мешает уже сейчас открывать предприятия такого типа в странах без трудовых кодексов, вроде Грузии. Но практика показывает, что это мало кому нужно. Даже если люди объединяются в артель или кооператив, то всё-таки предпочитают сохранить за собой право на долю в компании, и при выходе из неё требуют свою долю деньгами или оборудованием, а при приёме нового члена им представляется оправданным требовать с него вступительный взнос – опять же, в денежной или в натуральной форме.
В сущности, весь инструментарий рыночных манипуляций с акциями – это именно дополнительное расширение возможностей к ограниченному функционалу равной долевой условной собственности, и если уж он эволюционно выработан в ходе экономического прогресса человечества, то весьма странно будет в массовом порядке от него отказываться. Но вольному воля, любой желающий может начать работать по этой схеме хоть завтра.
Так что же, это совсем нежизнеспособная схема? Отнюдь. Почти по этим самым принципам работали карибские пираты. Подробнее об этом вы можете прочесть в недавно переведённой главе книги Дэвида Фридмана о правовых системах, сильно отличающихся от наших. В сущности, единственным отличием пиратской схемы от предлагаемой социалистической было то, что пираты всё-таки выбирали себе руководство и платили ему не равную долю добычи, а повышенную. Также пиратам помогало то, что перед ними не так уж остро стояла проблема стартового капитала: корабли они не строили, а захватывали. Но и социалисты, собственно, вполне могут мыслить свою систему как экспроприацию уже готовых предприятий у владельцев в пользу работников, так что здесь они могут быть столь же успешны, как и морские разбойники.
Таким образом, можно констатировать, что в рамках сравнительно простой экономической деятельности, и особенно в ресурсных экономиках со слабой капиталоёмкостью, социалистическая схема вполне может прижиться, но чем серьёзнее разделение труда, тем сложнее её будет адаптировать под потребности членов коллектива, и тем ближе она по факту будет напоминать обычную рыночную схему с частной собственностью на средства производства.
Этой статьёй мне хотелось бы подытожить цикл ранее опубликованных заметок, касающихся NAP – от обсуждения актуальности темы до разных подходов к его распространению в обществе. Большая часть идей взята у Битарха и основательно переработана. Ссылки на ранние материалы, развивающие те или иные тезисы, щедро разбросаны по тексту, при желании можно освежить их в памяти.
Чем нас не устраивает статус кво? Без устранения агрессивного насилия из жизни общества невозможно появление сколько нибудь либертарной модели общественно-политического устройства страны (даже здорового федерализма, не говоря уже про анкап или панархию). Также привычка к решению проблем насилием создаёт в обществе сильнейшие отрицательные экстерналии — снижает качество жизни и экономическое благополучие, замедляет научно-технический прогресс, даже создаёт риск гибели всего человечества.
Что такое принцип неагрессии (НАП, NAP)? Трактовок принципа неагрессии существует множество, но мы ограничимся самым минималистичным вариантом. Будем считать, что НАП запрещает только прямое физическое насилие в отношении тела человека и собственности, которая находится под его непосредственным физическим контролем (например, дом, в котором живёт человек, и телефон, который лежит в его кармане). Применение насилия для самообороны согласно такой минимальной трактовке НАП разрешено только в виде контр-насилия против агрессора в момент когда он атакует и лишь в самом минимальном объёме, которого достаточно, чтобы он прекратил агрессию. Мстить, наказывать и взыскивать компенсацию с помощью насилия уже будет выходом за пределы такого НАП. Психологическое воздействие в силу неоднозначности восприятия также не должно считаться насилием. Следование НАП в такой форме уже обеспечивает свободу ассоциации, а далее в рамках добровольных объединений можно пользоваться дополнительными правилами, которые из минимального НАП не выводятся, но удобны для комфортного взаимодействия участников ассоциации. Нарушение в рамках ассоциации самого НАП или установленных в ней дополнительных правил может быть урегулировано через согласительные процедуры или же просто приводить к отказу от дальнейшего сотрудничества, временному или пожизненному.
Почему именно такой минимальный НАП? Он заведомо соответствует представлениям о справедливости подавляющего большинства людей, даже если у них нет никаких сложных концепций прав собственности, кроме унаследованных непосредственно от животных предков. Есть известное исследование биолога Конрада Лоренца, описавшего эволюционный механизм появления врождённой наследуемой морали внутривидовой неагрессии у многих видов животных, например, у ежей, дикобразов, ехидн, ядовитых змей и насекомых. В те периоды человеческой истории, когда общество не имело работающих институтов противодействия индивидуальному насилию, естественный отбор быстро приводил в нём к признанию НАП примерно в такой минимальной форме. Также можно обнаружить примерно такое же понимание НАП в международных отношениях, то есть между государствами, особенно развитыми, способными применить оружие сдерживания.
Кто будет заниматься поддержанием НАП в обществе? Волонтёры. Посмотрите на распределение хешрейта биткойн-сети по майнинговым пулам. Биткойн существует уже более 10 лет, а глобального пула-доминанта до сих пор нет. Люди не просто так тратят свои усилия на сбор статистики и предупреждение майнеров о рисках централизации. Доходит даже до того, что сами майнинг-пулы, которые приближаются к опасной черте доминирования, под общественным давлением, но без насильственного принуждения, прекращают приём новых майнеров, добровольно лишая себя потенциальной прибыли. Все эти люди прекрасно понимают ценность децентрализации и то, что лучше потратить немного своих усилий или отказаться от части прибыли, чем если при «атаке 51%» люди потеряют веру в надёжность биткоина, из-за чего монеты обесценятся, и потери будут куда выше. Точно так же будет и с поддержанием НАП. Обязательно найдутся волонтёры, для которых возможность жить в обществе с низким уровнем насилия и «наслаждаться свободами, которые мы имеем» это не пустые слова, и для её поддержания они готовы прикладывать усилия.
Нижеописанные способы борьбы с агрессивным насилием могут применяться кем угодно и в любом сочетании, в зависимости от предпочтений и способностей волонтёров. Их эффективность и, соответственно, уместность применения в каждом конкретном случае различается. Все описанные методы не противоречат НАП и не предполагают применения агрессивного насилия даже против самых отмороженных маньяков. Перечень не является окончательным и оставляет людям свободу творчества.
1. Моральное давление
Метод подразумевает выражение осуждения в адрес тех, кто сам практикует агрессивное насилие, а также в адрес всех, кто это одобряет. Людям некомфортно, когда их считают негодяями, они ищут себе оправдания, а задача морального давления состоит в том, чтобы эти оправдания дезавуировать.
Так, важно доносить до людей мысль, что государство это стационарный бандит, а политические методы управления, по сути, являются грабежом. Оправдывать подобное — это либо проявление стокгольмского синдрома, либо свидетельство соучастия в грабеже, а потому также подлежит осуждению. Мало кто способен в открытую признать себя насильником и грабителем, это удел лишь меньшинства людей, которые не видят в подобном ничего плохого, для остальных же сами понятия насилия и грабежа в первую очередь ассоциируются с чем-то аморальным. Пусть человек сперва хотя бы под общественным давлением начнёт заявлять, что осуждает государственное насилие, а потом привыкнет к подобной риторике и сам в неё поверит.
Чем отмороженнее государственник, тем более жёсткие методы критики допустимы в его адрес. Его можно сравнивать с педофилами (сравнение оказывается в пользу педофилов) и тоталитарными диктаторами, для которых цена человеческой жизни равна нулю. Подойдёт также доказавшая свою эффективность стратегия западных борцов с гомофобией и расизмом через остракизм таких личностей. Все эти методы можно усиливать за счёт тиражирования через специализированные онлайн-сервисы.
Потенциально возможна также такая сильная стратегия, как использование для продвижения НАП уже существующего левого активизма. Алармистский протест, лицом которого стала Грета Тунберг, достиг успеха благодаря тому, что в истеблишменте нашлось много выгодоприобретателей от транслируемой Гретой повестки. Сейчас, когда множество стран сотрясают протесты против полицейского агрессивного насилия, идея оседлать тему и начать транслировать всеобщий отказ от агрессивного насилия выглядит вполне реальной. Те же корпорации, которые спонсируют этот протест, впишутся и в новый расширенный дискурс. Публика любит апокалиптические прогнозы, и они есть у нас.
2. Прозрачность
Психологические исследования показывают: люди, если они считают, что их личность скрыта, гораздо легче причиняют страдания и боль другим. Любая ситуация, в которой люди чувствуют себя анонимными, когда никто не знает, кто они, или не хочет этого знать, уменьшает ощущение личной ответственности и тем самым создает возможность для злодеяний. Насильственный эффект анонимизации может усиливаться эффектом восходящей спирали эмоционального возбуждения, которое вызывает ощущение власти. Эксперимент Милгрэма также показал, что личный контакт лицом к лицу увеличивает вероятность, что люди не будут выполнять бесчеловечные приказания власти причинять страдания и боль. Анонимность способствует совершению насилия.
Соответственно, угроза публикации неприглядных фактов всегда работает как сдерживающий насилие фактор. Для того, чтобы люди не прибегали к этому методу защиты, сторонники агрессивного насилия обычно используют стыд. Вам внушают, что выносить сор из избы — стыдно. Что стучать — западло. Что травить будут не насильника, а жертву насилия, потому что сама виновата. Это серьёзное препятствие, которое удаётся преодолеть как раз через описанное выше моральное давление. Никогда не осуждайте жертву, даже если вам кажется, что она могла бы быть менее беспечной, более скромной или соблюдать не свои собственные культурные нормы, а те, которые нравятся лично вам.
Технически сегодня не так уж сложно выяснить все данные о человеке, зная его внешность, голос или ещё какие-то зацепки. Big data это сильный инструмент, который умеет работать и в интересах гражданского общества. Сервисы деанонимизации, скрытой аудио и видеозаписи, трекеры и тому подобное активно развиваются. Если знаете перспективные команды, которые над этим работают — поддержите их. Если знаете готовые полезные продукты, помогающие людям раскрывать личности преступников — рассказывайте о них.
3. Выравнивание баланса потенциала насилия
Чем равномернее распределён потенциал насилия в обществе, тем меньше для потенциального агрессора возможностей осуществить насилие с выгодой для себя. При полностью равномерном распределении потенциала насилия нападающий всегда получает ровно такой же урон, как и объект нападения. Если же при этом потенциал насилия не только равномерно распределён, но ещё и весьма велик, то даже объединиться вдесятером для нападения на одного может показаться плохой идеей: каждому нападающему с лихвой хватит и одной десятой того ущерба, который получила жертва.
Таким образом, в обществе будет тем меньше агрессивного насилия, чем равномернее распределён потенциал насилия, чем больше потенциал насилия у индивида, и чем с большей готовностью он будет применять силу для своей защиты, то есть практиковать доктрину сдерживания.
В сущности, наличие у каждого индивида достаточно большого потенциала насилия делает избыточным точный паритет сил: достаточно иметь необходимый минимум для нанесения нападающему неприемлемого ущерба. Классическими примером такого необходимого минимума стало огнестрельное оружие: обычный нарезной короткоствол. При наличии минимальной сноровки и решимости он позволяет отбиться от небольшой группы агрессоров или держать на расстоянии слабомотивированную толпу, в которой никто не желает оказываться первой жертвой. Впрочем, пистолет это просто пример удобного современного технологичного решения проблемы выравнивания баланса потенциала насилия. Как показывает пример технологически-отсталого племени Сенои, для сдерживания агрессии вполне достаточно даже духовых трубок с отравленными стрелами, если только гарантированно их применять при агрессии в свой адрес.
Можно возразить, что индивидуальная самозащита плохо работает против государства, но это утверждение опровергается практикой. Известный автор научно-фантастических романов Александр Розов в своём блоге хорошо высказался по этому поводу:
«Совершенно иное дело в Швеции (при сопоставимом и весьма высоком уровне экономического благополучия). Там человек, в общем-то, тоже бесправен перед государством. Но это бесправие сказывается почти исключительно на ЗАКОНОПОСЛУШНОМ человеке – его проще найти и наказать за что-нибудь. А вот вооруженный бандит, хотя тоже бесправен, но наказать его сложнее (ведь его надо сначала найти, а после еще задержать – причем он может оказать вооруженное сопротивление). Поэтому шведская полиция предпочитает охотиться на законопослушных граждан.»
Разумеется, государство может потратить на противоборство с конкретным индивидом несоразмерно много ресурсов, заведомо превзойдя любые его траты на оборону. Индивид может противопоставить этому две тактики.
Во-первых, цена эффективной лобовой атаки государства на частное лицо обычно оказывается в несколько десятков раз выше цены, потраченной им на противодействие этой атаке, иначе говоря, в гонке вооружений защищающийся индивид имеет преимущество. Твёрдо решив продать свою жизнь подороже, он в состоянии причинить много хлопот и после смерти.
Во-вторых, прозрачность и моральное давление обеспечивают для широкомасштабного государственного насилия очень неблагоприятный фон, зато на защиту жертвы может выйти большое число людей, которые почему-то решат, что их это тоже касается. Несмотря на то, что огневой перевес в таких ситуациях всё равно остаётся на стороне государства, часто массового гражданского неповиновения хватает для того, чтобы государство замяло конфликт.
4. Ненасильственное воспитание детей
Самое гуманное и ненавязчивое, что может сделать человек для борьбы с агрессивным насилием в мире — это передавать ценности ненасилия детям. Разумеется, это означает необходимость действовать личным примером, то есть прежде всего самому не применять насилия к детям, так что задача может оказаться не из лёгких. Тем не менее, усилия стоят того, ведь в перспективе это самое сильное средство воздействия на мир. Человек, выросший в понимании, что он может доверять людям и не искать от них подвоха, что люди благожелательны и склонны договариваться, понесёт эти ценности во взрослую жизнь, а на рассказы о реалиях начала 21 века будет реагировать так, как мы реагируем на рассказы о публичных казнях: с непониманием и отвращением.
Даже если государство и не будет отвергнуто человечеством за его неэффективность, оно, будучи возглавляемо людьми, с детства впитавшими ненасильственные практики, станет гуманным и ненавязчивым в своих методах, даже близко не напоминая банду разбойников, из которой некогда выросло.
Разумеется, прививая ребёнку ценности неагрессии, важно прививать и готовность противостоять ей: начиная со способов погасить конфликт в зародыше через конструктивные переговоры, и кончая использованием средств самообороны, о чём подробно говорится в предыдущем пункте.
Из идеи неагрессии напрямую вытекает идея правового равенства, так что прививанию этой идеи также потребуется уделить много внимания. Прежде всего оно проявляется в мелочах. Например, общество, в котором взрослые обращаются к детям на «ты», требуя обращения к себе на «вы», уже прививает идею неравноправия. Между тем, есть и ситуации естественного неравенства возможностей, в силу разного возраста и опыта, и обычно взрослым уместнее не участвовать во многих детских играх на равных с детьми, чтобы сберечь их достоинство.
Хорошей иллюстрацией к этому тезису оказывается подход к подростковому сексу. В книге Карла Сагана «Наука в поисках Бога» описываются результаты статистического исследования социолога Джеймса Прескотта, сравнившего обычаи сотен культур в человеческой истории.
«…принципиальные отличия соотносятся с тем, принято ли в этой культуре обнимать детей и допустимы ли для молодежи добрачные половые сношения. Именно эти параметры он считает ключевыми и приходит к выводу, что все культуры, где детей обнимают, а подросткам позволено вступать в половую связь, обходятся в итоге без выраженной социальной иерархии, и все счастливы. Тогда как те культуры, где обнимать детей мешают некие социальные запреты, а на добрачный подростковый секс наложено строжайшее табу, вырабатывают сильную иерархию доминирования и вязнут в насилии и ненависти.»
При этом, как отмечается в исследовании, распространённость секса между взрослыми и подростками вновь оказывается поводом для развития отношений доминирования.
Разумеется, если вы практикуете ненасильственное воспитание детей, то вам придётся сталкиваться и с чужим насилием в их адрес. Вам придётся быть готовыми противодействовать этому, даже если это чужие дети, иначе вы просто привьёте ребёнку мысль о том, что главное это личное благополучие, а на всё остальное лучше закрывать глаза, целее будешь. Здесь в зависимости от ситуации могут пригодиться и средства защиты, и опубличивание фактов насилия, и создание морального давления.
5. Свобода ассоциации
Современному человеку слишком часто приходится состоять в тех или иных недобровольных ассоциациях. Это может быть обязательное обучение в школе, призывная армия, тюремное заключение, детский дом, некоторые семейно-клановые отношения в архаичных обществах, да и сам по себе институт гражданства.
Именно там, где выход из сообщества невозможен или сопряжён с большими издержками, появляется такое явление, как травля, в том числе с применением физического насилия. Недобровольная ассоциация с кем бы то ни было развивает в человеке умение терпеть, действовать исподтишка, скрывая свои интересы и мотивации, резко уменьшает эмпатию — короче, делает его довольно неприятным типом. Тратя силы на интриги и выживание в обществе, человек теряет возможность для развития и самореализации.
Что можно предпринимать для развития свободы ассоциации в обществе?
Для начала, конечно, важно признать саму проблему, публично высказываться о её наличии, называя вещи своими именами: тюрьму тюрьмой, рабство рабством, зависимость зависимостью.
Во многих случаях выход из недобровольной ассоциации на самом деле не закрыт, и многие люди состоят в них просто в силу традиции. Обнаружив выход, стоит воспользоваться им и научиться наслаждаться жизнью в условиях свободы, разрушая своим примером мифы о бедах, подстерегающих того, кто покинул уютную клетку. Так, покинувшие школу ради самообразования будут вызывать зависть, а не жалость, если не только избавятся от давления образовательной системы, но ещё и добьются жизненного успеха, ради которого предположительно вся образовательная система и построена.
Точно так же есть смысл немедленно бежать за границу при угрозе уголовного преследования — или даже просто в ситуации, когда политический режим в стране становится особенно неприятен, и можно выбрать что-то менее отвратное.
Важно пропагандировать и публично одобрять уход из токсичных абьюзивных личных отношений — желательно также оказывать после этого поддержку жертвам подобных отношений, чтобы они сумели найти себе иную опору в жизни и не свалились вновь во что-то похожее.
Наконец, мало уметь выходить из недобровольных ассоциаций, важно учиться входить в добровольные, получая от этого удовольствие, выгоду и безопасность. Это может быть любое объединение по интересам в соцсетях, членство в общественных организациях, заведение сети знакомых поставщиков услуг. Можно, наконец, просто становиться завсегдатаями баров, клубов, детских или спортивных площадок. Даже такие элементарные привычки, как приветствие соседей по подъезду и разговоры с таксистами или парикмахерами — это уже важный шаг к построению гражданского общества. Когда люди вызывают друг у друга симпатию и интерес, это способствует распространению ценностей неагрессии.
6. Работа с наследственностью и биохимией
Биолог Конрад Лоренц предложил модель, описывающую появление врождённой морали неагрессии к представителям собственного вида у многих видов животных (обладающих врождённой вооружённостью — ежи, дикобразы, ехидны, ядовитые змеи и насекомые). Чем выше способность представителей вида к уничтожению своих сородичей, тем быстрее в ходе летальных конфликтов из популяции вымываются гены, отвечающие за склонность к внутривидовой агрессии. У сильного животного бывает сильная мораль неагрессии, у слабого — слабая. Человек по своей естественной истории — очень слабо вооруженное животное. Поэтому у человека изначально слабы инстинктивные запреты, слаба естественная мораль. Врожденные запреты у человека соответствуют этому положению дел. Но разум обеспечил человека способностью существенно усовершенствовать свои инструменты человекоубийства в ничтожные по эволюционным меркам сроки, поэтому врождённая мораль неагрессии к другим людям в ходе естественного отбора у человека так и не успела появиться.
Установлено, что склонность к повышенной и патологической агрессии может быть как унаследованной, так и приобретённой (вследствие повреждений мозга и гормональных сбоев). Единого гена или даже точного списка генов, отвечающих за склонность к внутривидовой агрессии, на сегодня не найдено, так что это перспективное направление приложения сил, если вы специализируетесь в соответствующих биологических дисциплинах.
Можно предложить несколько подходов для вымывания наследственной склонности к внутривидовой агрессии из человеческого общества, которые различаются как по лёгкости применения, так и по скорости достижения результата.
6.1 Форсирование естественного отбора
Когда в обществе доступна и приветствуется вооружённая самооборона, то агрессоры быстро выбывают из популяции. Таким образом, реализация методов, изложенных в разделе 3, может обеспечить долгосрочное снижение агрессивности в обществе, хотя естественные сбои и мутации всё равно не позволят устранить внутривидовую агрессию полностью, раз и навсегда, поэтому придётся постоянно поддерживать равномерный БПН, чтобы случайно появившиеся в результате мутации патологические агрессоры вымывались из популяции.
6.2 Половой отбор
Как сказал историк Мартин ван Кревельд,
«истинная причина существования войн состоит в том, что мужчины всегда любили воевать, а женщины всегда любили воинов».
По мере того, как женщины всё чаще предпочитают заботливых партнёров агрессивным, носители генов с низкой агрессивностью получают больше шансов обзавестись потомством — после чего агрессивные особи идут прожигать жизнь и прекрасно обходятся без размножения.
Помимо этих методов, пригодных для применения уже сейчас, в перспективе развитие науки может позволить более прямые способы воздействия.
6.3 Отбор эмбрионов
У плода берётся проба ДНК, анализируется на патологические наследственные заболевания, связанные в том числе со склонностью к агрессии, в случае положительного результата анализа беременность прерывается. С более явными наследственными заболеваниями вроде синдрома Дауна так борются уже сейчас. Убедить мать не связываться с ненужными ей проблемами, а просто сделать позже новую попытку зачатия — решаемая задача, если в обществе не слишком много культурных скреп, запрещающих прерывание беременности.
6.4 Генная модификация у взрослых
Создаётся вирус, который встраивается в ДНК человека и либо выключает гены, отвечающие за склонность к агрессии, либо уменьшает их экспрессию. Сама технология генной модификации уже создана и активно развивается, а вот какие именно гены и как именно следует скорректировать, ещё следует досконально изучить. Прямое отключение наиболее очевидно связанных с агрессией генов пока в экспериментах приводит ко множеству побочных нежелательных патологий, так что технологию ещё предстоит доработать.
6.5 Генная модификация на эмбриональной стадии
Метод тот же, что и в предыдущем пункте, но вносит изменения в геном, которые далее будут наследоваться. Задача куда легче, поскольку изменения нужно вносить буквально в одну клетку, а не в уже сформированный организм.
6.6 Поддерживающая медикаментозная терапия
Поскольку склонность к агрессивному насилию регулируется гормональным фоном, то совсем не обязательно лезть в геном, если можно регулировать сам гормональный фон. Сейчас это делается медикаментами, но в перспективе для этого могут использоваться, например, вживлённые гормональные регуляторы.
Что-то из описанных методов могут практиковать все, что-то требует квалификации. В любом случае, если говорить о методах 6.4 или 6.6, то о принуждении речь идти не может. Даже если некто совершил агрессивное насилие под влиянием патологических склонностей, ему следует оставлять выбор: избавление от патологии или несение всей полноты ответственности за совершённое деяние. В последнем случае это, опять же, не должно быть связано с насильственными наказаниями — только компенсация ущерба и ограничение возможностей коммуникации.
Выводы
Поддержание низкого уровня внутренней агрессии в человеческом обществе — это сложная и многофакторная задача. Здесь нет какого-либо одного универсального решения, зато есть простор для инициативы в самых разных направлениях, некоторые из которых изложены выше. Важно осознать наличие самой проблемы, не замалчивать её и свободно обсуждать, как если бы речь шла о проблеме сердечно-сосудистых заболеваний. Одним из проявлений сильной внутривидовой агрессии у человека стал такой институт, как государство, с его склонностью приносить бесчисленные жертвы на алтарь собственного величия, или же просто отравлять людям жизнь в мирное время. По мере осознания человечеством склонности к насилию как проблемы этот токсичный институт уйдёт в прошлое — либо полностью, либо преобразится в безобидный набор добровольных сервисов. По мере проникновения идей о необходимости перехода к ненасильственным взаимодействиям они будут находить всё большую поддержку как финансами, так и волонтёрами, но пока что на немногочисленных адептах идеи лежит большая ответственность за её укоренение в обществе.
Как и обещала, утаскиваю к себе уже переведённые под редакцией Владимира Золоторева две главы новой книжки Дэвида Фридмана Правовые системы, сильно отличающиеся от наших. Заодно понемножку верстаю английский оригинал по главам, через некоторое время завершу этот медитативный процесс.
Недавно меня подбодрили небольшим донатом на перевод Стефана Молинью, так что я продолжила редактуру, и сейчас выкладываю чистовой вариант пятой главы, Аргумент Апокалипсиса.
Сперва автор для разгону разбирает собственно аргумент Апокалипсиса, на что не требуется много интеллектуального труда, а вот затем начинается интересненькое. Если в предыдущей главе анархо-капиталист грамотно объяснил, почему дороги не так важны, то сейчас он берёт новую планку и столь же грамотно объясняет, почему анархия не так важна. Поистине, ни у кого из критиков анкапа я ранее не встречала столь же убедительной критики анкапа, как у того, кто этот самый анкап последовательно проповедует, и это, если подумать, вполне логично.
Как Молинью ответит сам себе на эту критику, я пока не знаю: Шахразаду застиг конец главы, и она прекратила дозволенные речи. Так что шлите ваши донаты на перевод следующего куска текста. Там нет чернового перевода, так что буду работать с исходника, но я неплохо приноровилась, и это меня теперь особенно не замедлит, так что ваши донаты теперь буду класть сразу себе в карман. Ничего не поделаешь, коронакризис, денег стало меньше.
