Существует один очень эффективный метод искоренения насилия, о котором обычно мало кто задумывается. Он вполне очевиден – от насилия можно избавиться не допуская людей, имеющих насильственные склонности, к продолжению рода. Насильственные склонности некоторых людей могут быть обусловлены генетически, поэтому очевидно, что и их дети скорее всего тоже унаследуют насильственность. Кроме того, насильники дают очень плохое воспитание своим детям и выращивают их в неблагополучной обстановке – это подталкивает их к тому, чтобы самим же стать насильниками в будущем.
Но как же этого достичь? Мы ведь не можем сами силой заставлять таких людей не размножаться, поскольку тогда мы будем ничем не лучше их, да и ещё применяя насилие мы будем вносить его отрицательные экстерналии со своей стороны. Однако сделать это можно и прибегая к ряду несиловых мер.
В первую очередь необходимо использовать репутационные институты. Людей, совершивших акты насилия, нужно разоблачать и подвергать остракизму, тем самым понижая их благосостояние. Также очень важно дискредитировать их среди близкого окружения, то есть родственников, друзей, соседей. Вполне допустимо даже оказывать на людей из данного окружения давление, например, угрожая за сотрудничество с насильником одвергнуть остракизму. В принципе это логично, ведь остракизм не является эффективным инструментом, если люди, сотрудничающие с совершившим преступление человеком, тоже не объявляются преступниками, к которым можно применять соответствующие санкции, поскольку тогда у этих людей будет меньше стимулов не сотрудничать с ним, а значит остракизм не будет применяться в достаточной мере.
Таким образом окружение насильника вполне может отречься от него или, по крайней мере, начать оказывать на него давление со своей стороны. А человек с испорченной репутацией, низким уровнем благосостояния, несущий риски при ведении любых взаимоотношений с ним, да и ещё подвергающийся давлению со стороны тех субъектов, которые всё же не могут отказаться от сотрудничества с ним, имеет очень низкие шансы найти себе пару и создать семью.
Кроме репутационных методов можно использовать и некоторые другие инструменты, один из которых мы и рассмотрим сейчас. Существуют агентства, которые за определённую сумму способны подстроить ряд событий, с большой вероятностью ведущих к порче отношений между людьми, например, к разводу супружеской пары. В нашем случае это можно применять против людей с насильственными склонностями, которые состоят в отношениях или браке. Средства на оплату услуг таких агентств можно собирать с помощью донатов от неравнодушных людей, например, объявив краудфандинг инициативы по искоренению насилия.
Особенно важно отстранять от продолжения рода тех людей, которые работают на стационарного бандита и выполняют его указания по применению силы, то есть силовиков. Они чаще всего являются людьми с насильственными склонностями, ведь кто же ещё пойдёт защищать насильственную власть и по её указанию совершать акты насилия по отношению к невинным людям, например, избивать их на митингах или вламываться к ним домой за «неправильный» пост в социальных сетях.
И, что очень важно для нас, они получают гигантский бонус к размножению. У силовиков много льгот, они могут рассчитывать на бесплатное жильё, льготный проезд в общественном транспорте, отдых и лечение в санаториях, у них есть льготы на получение образования, у них ранний возраст выхода на пенсию и большие пенсионные выплаты. Таким образом силовики получают очень благоприятные условия для размножения, по крайней благоприятнее, чем обычные люди. К сожалению я не нашёл статистики по количеству детей у силовиков, однако смею предположить, что в среднем уровень фертильности в их семьях куда выше, чем у обычных семей. Тем самым лишь увеличивается количество склонных к насилию людей. Нужно как можно скорее разрушить такое положение дел, тогда и проблема насилия начнёт решаться даже без физического удаления агрессоров из популяции.
Одной из центральных идей анкапа является то, что все возникающие проблемы и разногласия должны решаться постфактум – через суд (допустим, суды при анкапе работают вполне нормально, тут без вопросов). Но ведь реальные проблемы проще предотвратить, чем заниматься “разбором завалов”, а для этого могут потребоваться запреты. Что вы скажете на этот счёт? Отсудить компенсацию и кучу неустоек – это, конечно, хорошо, но не напоминает ли это знаменитую фразу “когда убьют, тогда и приходите”? Может, хотя бы ради возможности превентивных мер (но не ущемляющих адекватные права и свободы!) стоит иметь хотя бы минимальное государство-крышу?
Минархист
Центральная идея анкапа скорее в том, чтобы те проблемы, решение которых сегодня узурпировало государство, решались в частном порядке, и только тогда, когда на их решение есть рыночный спрос. Это означает, что одна и та же проблема может в разное время, в разном месте и в разных ситуациях решаться по-разному. В одном случае кондоминиум финансирует работу полицейских патрулей, в другом случае страховая компания компенсирует жертве издержки нападения, в третьем случае люди рассчитывают на успех самозащиты, а тратиться на страховку или охрану не намерены. Каждый раз ситуация основана на множестве индивидуальных выборов, и, в общем-то, неважно, стоял за ними экономический расчёт, религиозные предрассудки или этические предпочтения.
Нет ничего ужасного в том, чтобы некоторое сообщество обеспечивало для себя решение ряда типовых задач при помощи государства-крыши. Ужасно – если это государство будет крышевать принудительно, по территориальному признаку. А до тех пор, пока услуги государства оказываются в рамках индивидуальных договоров, подразумевающих свободный выход из них – да за ради бога.
Более того, если чья-то культура подразумевает ряд запретов, соблюдение которых ожидается от всех, в том числе и не от посторонних, то для носителей такой культуры будет вполне естественно вести профилактику в частном порядке. Пример – ниже на картинке.
Другое дело, что при анкапе роль тюрем несколько отличается, но это уже совсем другая история
Libertarian Band выпустили второй ролик из цикла про агоризм, а поскольку я теперь не участвую в производстве, то мне самой ужасно интересно, что они в очередной раз запилят.
Запилено про методы обеспечения анонимности. Судя по обстоятельности изложения, консультантом выступил Битарх. Набор рецептов выглядит ещё суровее, чем в световском ролике на аналогичную тему.
На мой взгляд, ролик выглядит чем-то вроде схемы “как собрать бронежилет пятого класса защиты”, с намёком на то, что реальные пацаны вообще-то собирают танк, но и так сойдёт для начала. То есть понятно, что при желании можно прямо очень круто обезопаситься, но не очень понятно, как в этом гулять по городу. Может быть, стоило бы немного иначе структурировать материал: вот такие могут быть классы угроз, и вот такие для каждой угрозы есть рекомендуемые защиты, чем чревато пренебрежение рекомендациями, и какова вероятность огрестись.
В этом плане Светов чисто сценарно поступил более грамотно, поскольку рассказывал не про абстрактную анонимность в сети, а привязался к конкретному кейсу с чеченцем, навалявшим космонавтам на митинге. Может быть, и в данном случае имело смысл привязаться к кейсу всё того же Битарха. Мол, хотите не стесняться в выражениях, общаясь вконтакте, и чтобы вам ничего за это не было – вот вам набор инструментов для удовлетворения этой насущной потребности.
Вот так вот, стоило взглянуть на материал любимого канала со стороны – и вместо рекламы получается критический обзор.
В многих случаях, когда говорят о проблеме насилия, в качестве примеров этого явления берут лишь применение силы стороны обычных граждан по их собственной инициативе. В том же случае, если силовая мера была применена по указанию сверху и в рамках государственного закона, то она за насилие вообще как бы не считается, эта мера называется уже формой правоприменения. Из подобной абсурдной формулировки обычно исходит предположение, что проблему насилия можно решить просто проводя некую «верную» государственную политику. Такую точку зрения активно продвигают сторонники идей Стивена Пинкера, в русскоязычном пространстве наиболее активным евангелистом этих взглядов является Екатерина Шульман. Но давайте же посмотрим, почему это никогда не сработает.
Во-первых, сама попытка разделить принудительные силовые меры на те, которые можно считать за насилие, и которые нельзя, сталкивается с логическим противоречием. Различие в том, когда, к кому и по какой причине была применена принудительная силовая мера не отменяет самого факта её применения, недобровольности её характера и намеренного физического ограничения свободы человека. Всё это и является составляющими факторами такого явления как насилие. Нельзя сказать, что одно и то же самое действие в одно время, по одной причине и к одному человеку является насилием, а в другое время, по другой причине и к другому человеку таковым уже не является. Это лишь субъективная оценка конкретного человека.
Собственно, поэтому все принудительные силовые меры влекут за собой одинаковые проблемы и риски, как их только не оправдывай. Если смотреть с точки зрения практических результатов, нет разницы, применил ли насилие полицейский или обычный гражданин, было ли оно применено к простому прохожему или совершившему в прошлом множество преступлений бандиту, всегда можно столкнуться с сопротивлением, особенно если жертву силовой меры ставят в безысходное положение. А в нынешнем мире со стремительно развивающимися технологиями это грозит использованием в качестве инструмента защиты или орудия мести очень опасных и разрушительных средств, вплоть до оружия массового поражения, самым доступным из которого являются вирусы. Поэтому с практической точки зрения применение силовых мер можно оправдать лишь при непосредственной самозащите, поскольку в таком случае акт насилия уже совершается и его необходимо прекратить, чтобы избежать следующих за ним отрицательных экстерналий. Во всех остальных случаях, единственной оптимальной стратегией поведения будет применение к нарушителю отличных от физического насилия методов воздействия, вроде понижения репутации и остракизма.
Во-вторых, и это самое главное — попытка избавиться от частного насилия с помощью государственного насилия на самом деле лишь сдерживает его, но не искореняет. Ярким примером этого можно назвать СССР. Замыслы относительно частного насилия у идеологов авторитарного коммунизма были очень светлыми, методом «железной руки» они предполагали искоренить межнациональные и бытовые конфликты. Понятное дело, что родители не изобьют ребёнка, а азербайджанец не нападёт на армянина, если стоять над всеми ними с дубиной. Но никакая власть не бывает вечной. Как только в ней происходят изменения, то все проблемы выходят наружу. Конфликт возрождается, да и ещё с новой силой, учитывая то, в каком стрессовом положении находятся люди из-за многолетнего силового контроля над ними. Нам повезло, что после развала СССР у тех же армян и азербайджанцев в руках оказались только автоматы с танками, а не ядерные ракеты и вирусы. Впрочем, со временем они, да и не только они, могут завладеть и очень опасными средствами. Тогда мы столкнёмся с катастрофической угрозой, угрожающей существованию всего человечества, ввиду нерешённой методом «железной руки» проблемы насилия.
Демократия в России формально уничтожена ещё не до конца. Ни в один законодательный орган уровнем выше муниципального без разрешения со стороны действующего режима избраться нельзя, потому что не дадут даже попасть в бюллетень. Но на муниципальном уровне независимые кандидаты пока ещё в бюллетень попадают. Именно по этой причине за несколько последних лет довольно большое число оппозиционеров избрались муниципальными депутатами.
Это очень слабо повлияло на то, какие решения принимаются на уровне муниципалитетов. Независимые депутаты обычно в меньшинстве. Их обычно не пускают в мало-мальски важные комиссии. Им не дают слова на заседаниях. Фактически, они что-то могут исключительно в тех округах, по которым избрались, но полномочия депутатов на этом самом низком уровне совершенно ничтожны. В довершение всего в результате каждой достаточно крупной протестной акции депутаты дружно отправляются за решётку, потому что либо они в ней участвовали, либо они призывали к участию, либо могли призывать к участию.
Сегодня в Москве муниципальные депутаты из полусотни с лишним регионов собрались на форум “Муниципальная Россия” с целью познакомиться, потусить и обсудить возможности горизонтального взаимодействия. Теперь вместо конференц-зала они выполняют намеченную программу в автозаках и ОВД.
Любая попытка заниматься несанкционированной политической деятельностью в легальном или нелегальном поле сегодня в России трактуется режимом как преступление против режима и карается достаточно произвольно – от профилактических задержаний без оформления протокола до убийств. По непонятной мне причине многие оппозиционеры заявляют, что если бы они героически не сдерживали наступление Левиафана, то сейчас было бы ещё хуже. Это утверждение находится в вопиющем противоречии с наблюдаемой действительностью, в которой ужесточение режима происходит строго в ответ на протестные выступления. Подавление низовой активности – ресурсоёмкая деятельность, и те, кто предпочли бы пускать ресурсы не на дубинки, а на дворцы, нанимают носителей дубинок строго по мере необходимости. В отсутствие протеста они бы тратили на дворцы примерно столько же, но не плодили бы столько силовиков и столько законов, позволяющих силовикам любой разбой.
Самое лучшее, что мы можем сделать в этой ситуации – это уехать из страны и преуспеть на новом месте. Режим в России это никак не свалит. На ваше место завезут покорного узбека – их восемьдесят миллионов, и у них ещё хуже, этого хватит, чтобы закрывать освобождающиеся вакансии. Но это не важно. Если вы за рулём, вы руководствуетесь принципом трёх “Д” и даёте дорогу дураку. Дайте этим дуракам дорогу в политике. Будете сигналить – они вас собьют и поедут дальше. У нас есть шанс, только если нас большинство. Значит, нужно концентрироваться там, где это большинство легче обеспечить. Именно поэтому мы выбрали малолюдную Черногорию.
Я теперь буду достаточно регулярно рассказывать, как дела у проекта по созданию либертарианского форпоста на Балканах. Простите уж, но мне это кажется куда более важным, чем попытки политической деятельности в России.
После объявления о запуске проекта по собиранию либертарианцев в Черногории для перенимания опыта Free State Project, кроме русскоязычного, был создан и англоязычный чат. Туда в числе прочих пришёл Деннис Пратт, представившийся, как Chef de Village Поркфеста, это, видимо, что-то вроде коменданта. Мы немного опасались, что начнутся какие-нибудь странные тёрки из-за передирания нами их названия, но нет, наоборот, парень порадовался за нас и скинул свою статью, написанную больше года назад под впечатлением от собственного переезда в Нью-Гемпшир. Нам показалось интересным её перевести, так что с удовольствием размещаю перевод у себя на сайте. Надеюсь, это позволит людям примерно представить себе, в каком направлении наш проект мог бы двигаться.
Люди, которые считают выводы Конрада Лоренца касательно природы насилия и опасений по поводу вносимых им рисков несостоятельными, нередко ссылаются или используют аргументы из одного материала под названием «The Lorenzian Theory of Aggression and Peace Research: A Critique». Чтобы не допустить каких-либо заблуждений о явлении насилия, давайте же рассмотрим, что не так с данной критикой.
В самом начале идёт аргумент о том, что Лоренц определяет агрессию как боевой инстинкт, реализуемый по отношению к представителям своего вида и являющийся генетически врождённым, полученным от биологических предков. Однако по мнению критиков данное определение выхолащивает сам термин агрессии. В целом при обсуждении агрессии и насилия почти всегда поднимается вопрос того, а что нам собственно понимать под «агрессией» и «насилием». В данном контексте разумно будет свести эти термины именно к врождённым склонностям к внутривидовому насилию в виде нанесения физического вреда (или угрозы его нанесения), поскольку это является объектом исследования. Всё остальное, например то, что для разных людей агрессия субъективно определяется по-разному (для кого-то и невежливое приветствие будет агрессией) мы во внимание не берём.
Исходя из критики подобное понимание агрессии не соотносится с деятельностью, проявляемой не прямым образом, а через общественные институты, выработанные людьми. Во-первых, все институты, которые применяют силовые меры, всегда работают через силовых агентов. Вы можете сказать, что если человек станет политиком, то он сидя в кабинете сможет раздавать негуманные приказы и тем самым совершать акты насилия не выполняя на самом деле никакой соответствующей физической деятельности. Однако эти приказы ничего не стоят без исполняющих их прямым образом силовых агентов, значит смотреть нужно именно на них и на их склонность к насилию. Во-вторых, другие социальные аспекты, такие как богатство, статус, навыки (о которых говорилось в критике) без методов прямого нанесения физического вреда человеку, например с помощью тех же силовиков, сами по себе не дают такой возможности. Мы не можем говорить о насилии там, где такого прямого воздействия не было. Конечно человек может попытаться нанести другому человеку вред непрямым воздействием через цепочку из множества инстанций, однако эта цепочка рано или поздно наткнётся на необходимость применить силовую меру. Например, кто-то скажет, что монополист на рынке может чисто экономическими методами превратить людей в рабов и даже довести их до голодной смерти, устанавливая стоимость труда и продукции в одностороннем порядке. Однако, чтобы быть монополистом нужно иметь силовых агентов (собственных, или договориться с агентами уже существующей монополии, такой как государство), готовых через прямое насилие уничтожать всех конкурентов на рынке, особенно тех, которые не согласятся идти на уступки и договариваться мирно.
После этого Лоренца критикуют за смешивание поведенческих моделей довольно разных видов животных и людей, в том, что обоснования в виде общего происхождения видов для такого недостаточно. Однако не стоит забывать, что нерушимой основой поведенческой модели любого живого существа всегда являются биологические процессы, происходящие в его организме. Было бы глупо полагать, например, что лишь одним желанием, ввиду каких-то социальных факторов или с помощью неких сверхъестественных сил высокоразвитый примат, в том числе и человек, может игнорировать действие гормонов и рецепторов нервной системы. А биологические процессы в свою очередь обуславливаются генетикой. Конечно, не стоит забывать о связке ген-среда – определённые гены активируются в определённой среде. Но этот факт лишь подтверждает нашу правоту, если учитывать два фактора: человек разделяет большую часть генома с животными ввиду того же общего происхождения и за очень разными видами животных Лоренц наблюдал одни и те же поведенческие механизмы касательно проявления насильственного поведения. Исходя из критики неверно экстраполировать наблюдения за животными на человека, даже если эти наблюдения совпадают для очень широкого ряд видов. Конечно, я соглашусь с тем, что в трудах Лоренца возможно не хватает наблюдений за конкретно человеческим поведением, однако исходя из описанных выше двух факторов (общего генетического наследия и наблюдения одинаковых паттернов поведения у разных видов) можно смело предполагать, что сделанные им выводы касательно природы насилия с большой вероятностью верны и по отношению к человеку. И ссылаться здесь на науки о социуме, о психологии и т.д., что тоже упоминалось в критике, не имеет смысла, так как мы рассматриваем биологическую и генетическую составляющую, которая является более фундаментальной – эти науки не могут противоречить биологии или вносить в неё изменения. В конце концов, если кто-то всё ещё продолжает отрицать эти выводы, то лучше было бы их критиковать наблюдениями за человеческим поведением, соответствующей систематизацией и сравнением с выводами Лоренца, а не просто указывать на неверность факта экстраполяции.
В критике также затрагивается инстинктивно-гидравлическая модель Лоренца. Она объясняет феномен срабатывания инстинктивных реакций в отсутствие специфического раздражителя накоплением в течение времени некого специфического потенциала, который снижает порог, необходимый для запуска реакции; в том числе это объясняет спонтанные акты агрессии. Данная модель подвергается критике ввиду отсутствия нейрофизиологических обоснований её верности. Однако, во-первых, она не была и опровергнута, а во-вторых, сам Лоренц признавал ограниченность этой модели и то, что ей присущ ряд недостатков, то есть, фактически, он не предлагал её в качестве абсолютно верного и окончательного решения.
Дальше критикуется влияние внутривидовой агрессивности на выживаемость видов, особенно в случае человека. В качестве примера приводится статистика, исходя из которой войны между разными группами людей (в том числе и современные войны начиная с 19 века) оказали совсем незначительное влияние на выживание человечества. Я не буду спорить с тем, что этот вывод верный на данный момент. Однако здесь опасения Лоренца касательно угрозы насилия для выживания человечества стоит связать с научно-техническим прогрессом. Как ни как человек стал самым вооружённым видом на планете, он уже не раз стоял перед лицом ядерной угрозы, и с каждым днём угрозы становятся всё более серьёзными, так как опасные средства становятся всё более доступными для получения и воспроизведения небольшими группами людей и даже отдельными индивидами. Фактически разрушительный потенциал небольших групп и отдельных индивидов с каждым днём всё возрастает. Например, очень доступным средством массового поражения являются вирусы, впрочем, можно придумать и что-то ещё. С опасениями Лоренца здесь вряд ли можно поспорить!
Ещё один момент в критике привлёк моё внимание ввиду того, что он лишь подтверждает теорию Лоренца, а не опровергает её. Но для начала нам нужно кое-что вспомнить. Как мы знаем, наблюдения Лоренца показывают, что виды с сильной врождённой вооружённостью не используют её во внутривидовых стычках. Это в первую очередь касается ёжиков, дикобразов, ядовитых змей и насекомых, также Лоренц упоминал о волках, которые не кусают своих сородичей в уязвимые места, такие как брюхо или шея, и воронов, которые в драках даже не пытаются выклёвывать друг другу глаза своими очень острыми клювами. Возникновение таких механизмов в ходе эволюции довольно логично, иначе представители данных видов просто истребили бы друг друга. Что касается слабо вооружённых видов, то у них данный механизм проявляется в меньшей степени, поскольку либо их представители не способны нанести серьёзный ущерб своим сородичам, либо же те могут сбежать от нападения, то есть насилие им так сильно не угрожает. Например, когда Лоренц посадил в одну клетку двух горлиц – вроде бы мирных птиц семейства голубиных, то неприязнь одной из птиц к другой привела к тому, что она её сильно искалечила и чуть ли не убила во время отсутствия Лоренца. Всё потому что бежать в данном случае было некуда.
В случае человека данный механизм тоже проявляется не особо сильно, так как его естественная вооружённость довольно слабая. Тем не менее то, что человек этот механизм всё же в определённой степени унаследовал отрицать нельзя, мало того мы даже подтвердим это наблюдениями касательно войны, на которые ссылается сама критика, опять же, с целью доказать незначительность влияния насилия на выживание человечества. Во многих армиях более половины солдат, которые должны были стрелять, просто не могли нажать на курок. Ещё упоминается отказ во время Вьетнамской войны одной из бригад войск США подчиняться приказам. Такие же случаи, как массовое убийство в Сонгми, для современных войн являются большим исключением и ненормальностью. В целом большинство солдат считали Вьетнамскую войну бессмысленной и за всё её время типичный солдат проводил в боях всего несколько часов. Также социальное исследование, проведённое отделом информации и образования военного ведомства США, показывает, что во время Второй Мировой войны большинство солдат на самом деле старались делать вид, что они чем-то заняты, нежели занимались военными делами в действительности.
Исходя из этого можно сделать вывод, что человеку присущ ингибирующий насилие механизм Лоренца. Хоть он и выражен в более слабой форме, нежели у сильно вооружённых видов, тем не менее это даёт предпосылки для решения проблемы насилия, которая так сильно беспокоила Лоренца и в принципе является причиной для беспокойства у любого адекватного человека. И, кстати, в рассматриваемом нами материале попытка критиковать конкретно эту теорию даже не предпринимается.
С этим праздником довольно интересно получается. Начался он под лозунгами равноправия. Потом в Советском Союзе постепенно превратился в день рыцарства и джентльменства. А сейчас вновь становится датой, когда принято отстаивать женское равноправие, в то время как рыцари и джентльмены с дубинками разгоняют женские уличные акции.
Не могу сказать, чтобы меня сильно тревожили эти проблемы, потому что я живу в лучшем из миров – в интернете. Здесь равноправие заложено в самую основу сущего, и иначе быть не может. И это накладывает свой отпечаток на отношение к неравноправию в физическом мире. Оно воспринимается мной с этнографическим любопытством. Мол, надо же, в офлайне мать несовершеннолетних детей нельзя подвергнуть административному аресту, какой интересный туземный обычай. Правда, иногда подвергают. Наверное, это судьи так борются за равноправие. Ну, пусть им икнётся.
В нашем удивительном мире у людей есть средства для достижения независимости. Те, для кого независимость важна, обычно могут её достичь. И обычно могут получить в этом помощь. Поэтому самое важное, что можно сделать для достижения равноправия, на мой взгляд – это своим примером показать другим, что да, так можно было. Чтобы им тоже захотелось. Чтобы они поискали, как это делается. Чтобы пробовали, пока не получится.
А это меня любимый бот поздравил. Биткоин, кстати, это отличное средство достижения независимости.
Про Стругацких много комментировали, особенно в фейсбуке, так что отпишусь, пожалуй, ещё об одной их книжке, которую я успела прочесть со времён первой рецензии. Речь о культовой для научных сотрудников младшего школьного возраста повести “Понедельник начинается в субботу”.
В книге используется несложное иносказание магии как науки. Это оживляет сюжет, позволяет вставлять в него всякие фольклорные элементы, а заодно даёт авторам возможность безопасно выступать с мягкой критикой советской системы НИИ. И кое-что в этой критике показалось мне довольно занятным и даже симптоматичным.
Кто в книге отрицательные герои? Это почти исключительно те волшебники, которые пытаются как-то внедрять достижения магии в народном хозяйстве. Получается у них криво, потому что все они бездари и циники с волосатыми ушами, норовят оседлать и бесконечно доить одну-единственную тему, ну и так далее. А кто положительные герои? Те, кто исследует глубокие фундаментальные вопросы вроде связи сверлящих свойств взгляда с филологическими характеристиками слова “бетон”, внедрением же в производство передовых техник сверления бетона оскверняться категорически не желает. И в этом вся суть советской науки, которая не знает слова “стартап” и считает, что наука это способ удовлетворения личного любопытства учёного за счёт государства, каковую фразу, не знаю уж, за чьим авторством, я от учёных слышала неоднократно.
В результате нет ничего удивительного в том, что в мире “Понедельника” магия в быту простых людей отсутствует, абсолютно. Это то, чем занимаются мудрецы в НИИ из слоновой кости. У себя на дому они тоже могут ею немножко заниматься, но обычные граждане получают от магии исключительно издержки, вследствие несчастных случаев на испытаниях и просто безалаберности волшебников.
Ещё волшебники терпеть не могут прессу. Ещё бы, она-то пытается сообщать людям хоть о какой-то пользе, которую несёт магия, и в результате имеет дело в основном с конъюнктурщиками-внедренцами, а филологическими характеристиками слова “бетон” пренебрегает. Разумеется, такая обратная связь не может не оскорблять настоящего волшебника.
А что, при анкапе будет одна только прикладная магия? Фундаментальной вообще не будет? Разумеется, будет, ещё как. Желающие удовлетворить своё личное любопытство будут получать гранты на удовлетворение личного любопытства из фондов, основанных ценителями чужого любопытства, или же напрямую. Так честнее. Так меньше бессмысленной бюрократии, которую так не любят все уважающие себя чародеи. И так придётся меньше возиться с депиляцией ушей.
Этот пост был задуман в субботу и опубликован в понедельник, всё по канону.
Положительный герой прилетел тырить ценный прибор – постоянный лейтмотив у Стругацких, в рецензии на Далёкую Радугу я об этом уже упоминала
Я как-то под настроение написала короткую рецензию на три книжки Стругацких, в числе которых были Хищные вещи века. Там в книге в числе прочего описывался некий тайный орден меценатов, находивших удовольствие в том, чтобы добывать из музеев какие-нибудь шедевры, а после в торжественной обстановке тайно их уничтожать. Стругацкие умудрились в шестидесятые годы прошлого века довольно неплохо предсказать современное общество. И вот вчера на канале MyGap я наткнулась на почти буквальное воплощение в нашем мире того самого ордена меценатов.
Блокчейн-компания в прямом эфире сжигает картину стоимостью 95 тысяч долларов. В чём отличие от предсказанного советскими фантастами? Да в том, естественно, что картину компания честно купила, и ей не было нужды сжигать её втайне, напротив, это стало публичной акцией. Что поделать, имея удивительное чутьё на общественные тенденции, Стругацкие умудрялись здорово плавать в экономике.
Сжигание картины с последующим выпуском уникального токена, содержащего её цифровую копию и обозначающего право собственности на неё, демонстрирует, как из редкости появляется ценность. Если бы токен был привязан к неуничтоженной картине, то его можно было бы выкинуть, и обходиться фактическим владением картиной, без всякого сертификата. Именно тот факт, что токен остался один-одинёшенек, и придаёт ему ценность, а без этого он был бы ненужной биркой.
Я легко могу понять, как же от всего этого рвёт шаблон у адептов материального производства, которые уверены, что человечество пало жертвой цифровых обманок. Но ничего не попишешь: в самих по себе вещах субстанция ценности не содержится. Ценность – в сознании. А сознание переменчиво, быстро теряет интерес к рутине, цепляется за всё свежее, редкое и необычное. Чем сознание изощрённее, тем ему сложнее это редкое найти. Чем общество изобильнее, тем сложнее поманить сознание призраком дефицита, чтобы намекнуть на то, что вот эта вот сущность редка и ценна. Так мы дожили и до меценатов. Что там у Стругацких дальше по плану? Слег?
