Допустим, у государств и просто богатых людей был бы доступ к пчёлам-убийцам. В таком случае война Севера с Югом не состоялась и рабы на Юге не были бы освобождены. С другой стороны Линкольн не применил бы порочную практику печати гринбаков, приведшую к Долгой депрессии, и, возможно, в итоге мир бы не впал в левизну и мы бы до сих сидели на золоте (эх, мечты-мечты). Однако даже сегодня можно было бы поехать в Конфедерацию и легально купить там себе рабыню за пару золотых. Или нет? В общем, мой вопрос: кто бы освободил рабов, будь ДС разработана до гражданской войны в США?
анонимный вопрос
Весь девятнадцатый век рабов освобождали по всей Восточной Европе, в России, а под конец века – и в Японии. Освобождало правительство, не дожидаясь революций и гражданских войн. Тому была масса предпосылок, преимущественно экономических. В Австралии экономический бум также случился после отказа от использования рабов в сельском хозяйстве, а тамошняя экономика была довольно близка по структуре к экономике южных штатов США.
Даже если бы южные штаты умудрились некоторое время противостоять этому тренду, окончательно рабов освободили бы уже в 20 веке трактора и хлопкоуборочные комбайны.
Есть мнение, что Союз и Конфедерация развивались бы куда динамичнее, не случись между ними войны. Союзу пришлось бы умерить свой протекционистский пыл, потому что под боком Конфедерация, отстаивающая свободный рынок. Конфедерации пришлось бы смягчать положение рабов, ориентируясь примерно на уровень достатка ирландских иммигрантов на Севере, чтобы поток беглецов сохранял более или менее приемлемые масштабы. Ну и, конечно, обе страны не потерпели бы такого урона в людях и не угробили бы так сильно свои экономики. Кстати, и трансконтинентальных железных дорог бы в отсутствие войны построили сразу две штуки.
Так что Линкольн поплатился за своё пренебрежение к Конституции совершенно справедливо.
Поэтому сегодня на обложке поста заслуженно красуется Джон Бут, который избавил человечество от этого неприятного тирана
Мне понравилось в прошлый раз отвечать не одним крупным текстом на один вопрос, а короткими ответами на серию вопросов. В очереди как раз накопилось некоторое количество таких вот тем, которые не требуют развёрнутых ответов.
Анкап-чи, мне кажется, что лучше продвигать название “полигосударство”, а не “панархия”, т.к. последнее по звучанию уж очень похоже на “анархию”, а простых людишек, я думаю ты знаешь, очень триггерит это слово.
Тут дело привычки. По преданию, первых либертарианцев в России часто путали с вегетарианцами. Минархисты, естественно, многими ошибочно читаются как монархисты. Что касается возможности перепутать панархистов с анархистами, то это хотя бы не обидно, потому что панархия это один из путей к анархии. Мне кажется, что термины вроде полигосударства имеет смысл пока что применять в качестве вспомогательных. Например, “я панархист, то есть выступаю за полигосударство, точнее, за множественные правительства в пределах одной страны” (как верно отмечает Алексей Шустов в одном из интервью, в русском языке государство это субъект, а не система, что вносит неудобство в политологические дискуссии, и лучше вместо слишком размытого “государство” в зависимости от контекста использовать “страна”, “правительство” или “режим”).
Видел здесь рекламу агористов, у них есть статья про получение анонимной дебетовой карты через подделку внешности и паспорта. За это вроде только административная ответственность и штраф до 80 тыс., но, может, знаете способы получше оставаться анонимным в покупках в фиате?
Речь о вот этом посте, где я в конце ссылалась на статью с канала Криптоагора. Кстати, в посте, описывая криптоматы, я писала, что они работают только в одну сторону: на покупку битков за фиат. Позже, в Грузии, я убедилась, что и обратное тоже возможно, там мне как раз пришлось продавать биткоины. Хочу только отметить, что для пущей анонимности, подходя к криптомату, стоит надеть тёмные очки, надвинуть на голову что-нибудь с широкими полями, поднять воротник – короче, максимально скрыть лицо, чтобы прикрыться от камер. Камеры могут стоять как в самом криптомате, так и вокруг него. Также, конечно, когда вы идёте к криптомату, имеет смысл брать телефон с левой симкой. Все эти параноидальные меры призваны затруднить оперативно-следственные действия, если вы вдруг почему-то станете их объектом.
А правду говорят, что при анархо-капитализме не предусмотрено интеллектуальной собственности?
Максим
Любой человек вправе монетизировать любые свои нематериальные активы любым ненасильственным способом. Применять насилие он вправе лишь в том случае, когда его пытаются лишить этого актива полностью, но не тогда, когда какую-то информацию, которой он обладает, копируют. Даже если кто-то скопирует приватный ключ от его биткоин-кошелька, это ещё не кража. Кража это использование ключа для увода из этого кошелька биткоинов.
Никак не могу понять, кто будет выступать гарантом соблюдения правил? Что делать, если некий условный Рамзан Ахматович в роли ночного сторожа решит не просто охранять покой, но и немного начать объяснять, как людям следует жить?
Нуб
Любой вахтёр склонен к тому, чтобы повысить свою значимость за счёт тех, кого он, по идее, должен обслуживать, то есть резидентов охраняемого объекта. Единственный аргумент, который может его урезонить – это угроза денежных санкций, а в пределе – увольнения. Для того, чтобы угроза увольнения была реальной, надо, чтобы за воротами стояли и дожидались найма Иван Петрович, Равшан Джамшутович, Джет Ли и Сигурд Олафсон. Именно поэтому панархизм выглядит более здравой идеей, чем минархизм, в плане возможностей ограничения власти.
У Алексея Шустова в книге “После государства”, изданной в 2008 году, приводится (стр. 66-67) перечень вопросов, которые в предложенной им панархической модели не решены. С тех пор мысль на месте не стояла, и мы с Битархом предлагаем краткие намётки решений по этим вопросам.
1. Как организовать охрану границ? Как построить и как финансировать вооружённыесилы, призванные защитить страну от силовых посягательств извне?
Напомним, что шустовская модель – это построение панархии в отдельно взятой России без развала её на территориальные единицы, поэтому проблема внешних границ в таком полигосударстве сохраняет актуальность.
Охрана границ в мирное время – вещь довольно бессмысленная. Блокировать или облагать пошлинами трансграничное движение товаров в полигосударстве не выйдет – достаточно существования одной-единственной ЭКЮ, предлагающей свободную торговлю, и весь поток пойдёт через этот внутренний офшор. То же относится к визовому режиму. Отдельные ЭКЮ могут обеспечивать бойкот некоторых товаров, людей и информации для своих клиентов, но это осуществляется на потребительском уровне, а не через пограничный контроль.
Что касается защиты от военного вторжения, то самое важное в оборонной доктрине – наличие граждан, которым будет, что защищать. Пример Украины показывает, что даже при очень неблагоприятных стартовых условиях самоорганизация граждан творит чудеса. Если же в ряде юрисдикций страны существует свободный оборот оружия, то это существенно упрощает задачу. Однако подобное ополчение плюс частные военные компании способны справляться скорее с задачами территориальной обороны. Между тем доктрина предотвращения нападения через создание персональной угрозы для лидеров страны-агрессора способна ещё больше снизить риски. При наличии минимальных способностей к координации правительства сумеют договориться о совместном финансировании соответствующего проекта высокоточного неядерного оружия средней дальности, или ещё каких-нибудь сюрпризов в том же духе.
2. Как организовать
международные отношения? Кто и на каком
основании будет представлять страну
во взаимодействии с иностранными
государствами?
Международные отношения – это демаркация границ, порядок выдачи преступников, визовый режим и всякие там пошлины.
Что касается границ, то здесь территориальным государствам придётся трудновато, ведь их граждане тоже, скорее всего, начнут заключать договоры с ЭКЮ, и хорошо если с приписанными к соответствующей территориальной юрисдикции, а то ведь с них станется договориться и с транснациональными ЭКЮ. Сотовая связь работает в приграничной полосе в обе стороны, точно так же и порядки в приграничной полосе будут взаимопроникать, ещё более размывая понятие территориального государства.
Порядок выдачи преступников актуален лишь в ситуации заметных отличий в правовых системах и особенно в правоприменении. Здесь неизбежен торг, в котором более влиятельные юрисдикции будут иметь преимущество, но влияние есть субстанция нестабильная, и распределяется неравномерно. В общем, будет то же, что сейчас, только ещё динамичнее. По крайней мере, в ситуациях явной несправедливости общественное возмущение будет иметь большее значение для контрактных юрисдикций, чем для нынешних демократий.
Пошлины, как было показано выше, если и будут, то только односторонние, со стороны монопольных территориальных образований, полигосударство позволить себе таможню не может.
3. Как организовать
эффективный отпор попыткам внешних сил
финансово-экономического сектора
разогреть противоречия между разными
правительствами [ЭКЮ] и истощать страну,
играя на этом?
Можно себе представить, как условный зарубежный Путин спонсирует в России консервативные ЭКЮ, топящие за духовные скрепы, и клиентом такой ЭКЮ оказывается становиться более выгодно. А клиентам либеральных ЭКЮ он, например, не даёт визы и запрещает инвестиции в свою вкусную сырьевую экономику. Обычно такое приводит к тому, что рыночек решает за создание имитационных структур, которые демонстрируют вовне те черты, за которые готовы платить, но на внутреннее содержание забивает: во-первых, это дешевле, во-вторых, на это нет внутреннего спроса.
Да и свет не сошёлся клином на одном-единственном зарубежном Макиавелли, так что те ЭКЮ, которые ему не любы, будут сотрудничать с кем-то ещё.
4. Как решать
вопросы экологии?
Каждая юрисдикция решает эти вопросы на свой лад. Либеральная отдаёт на откуп собственникам, которые, в свою очередь, страхуют риски в страховых компаниях. Социалистическая поддерживает надзорные организации, которые хлебом не корми, а дай штраф выписать, или взятку пожирнее стрясти (взятка не будет дороже страхового полиса, иначе субъект сбежит к либералам). Зелёные могут основать свою юрисдикцию, где потребители будут поддерживать рублём экологичных производителей и бойкотировать тех, кто забивает на экологию.
Ну а отрицательные экстерналии, возникающие как результат экологических бедствий, куда более эффективно компенсируются через суд при наличии конкурирующих юрисдикций, чем в условиях монополии, отягощённой конфликтом интересов в виде госсобственности.
5. Как поступить
с объектами культурно-исторического
наследия народа, чтобы гарантировать
их сохранность?
Объекты культурно-исторического наследия приносят прибыль благодаря тому, что они интересны туристам. Для того, чтобы они сохранялись, надо, чтобы их было выгодно сохранять. Для этого, в свою очередь, нужно, чтобы владельцы этих объектов получали выгоду от туризма. Такова типично либеральная логика, благодаря которой владелец каждого конкретного потенциально интересного туристам объекта сам решает, выгоднее ему пытаться заработать на потоке туристов, или же использовать объект как-то иначе, например, снести и возвести что-то ещё. В результате работы такого подхода образуется достаточно пёстрая застройка, где старина соседствует с современностью.
Другие ЭКЮ могут вводить регуляции, не позволяющие разрушать исторические памятники, но им придётся как-то компенсировать их владельцам это неудобство, иначе они сбегут к либералам. Так что в ЭКЮ любителей старины неизбежны налоги на содержание памятников. В результате за счёт стороннего финансирования смогут сохраниться и те памятники, прямая монетизация которых затруднена.
Свой вклад в решение задачи внесут и такие организации, как ЮНЕСКО, которые до известной степени способны повлиять на туристические потоки путём наклеивания ярлыков: вот это объект всемирного наследия, а это нет. Впрочем, подозреваю, что скоро влияние ЮНЕСКО на турбизнес станет ниже влияния условного TripAdvisor, и незачем будет спонсировать за госсчёт этого бюрократического динозавра.
6. Как регулировать
отношения в области природных ресурсов,
особенно таких специфических, как вода,
воздух, морские биоресурсы (перемещающихся
по территории, а потому не привязанных
к координатам в пространстве)?
В своё время охота и собирательство проиграли экономическое соревнование земледелию и скотоводству в силу своей низкой эффективности. Точно так же по мере удорожания халявной пресной воды, халявной морской рыбы и халявного чистого воздуха станет выгодно промышленное производство этих ресурсов вблизи мест их потребления. Короче, это вообще не вопрос юрисдикций, а чисто технико-экономический вопрос.
7. Как регулировать
отношения в местах высокого скопления
недвижимой собственности, где действия
одного собственника могут повлиять на
существенные характеристики имущества
собственника-соседа (например,
строительство зданий, загораживающих
уже существующие)?
Конечно, такие вопросы удобнее решать в рамках функциональных юрисдикций, таких как ассоциации домовладельцев. В рамках шустовской модели подобное не предусмотрено, поэтому вопрос оказывается в сфере разбирательства между различными юрисдикциями, и здесь трудно предсказать, какие сложатся практики.
8. Как организовать эффективную защиту от картельных сговоров сильнейших игроков разнообразных рынков, имеющих предрасположенность к монополизации?
На свободном рынке монополия образуется, только если общий размер рынка сопоставим с оптимальным в плане производительности труда размером компании. Во всех остальных случаях монополизация невыгодна, и может быть либо предпринимательской ошибкой, которая быстро разорит компанию, либо эта монополия навязывается при помощи насилия, что уже не имеет отношения к свободному рынку. Так что эффективной защитой от монополизации является именно свободный рынок, и в ситуации конкурирующих юрисдикций со свободным входом и выходом предпосылок для того, что рынок будет свободным, куда больше, чем при текущем положении дел.
9. Как противодействовать попыткам асоциально настроенных лиц (тех, кого сейчас называют преступниками) расшатать систему обеспечения общественной безопасности,построенную на принципе равноправных договоров, и добиться выгодного для них хаоса?
Свобода владения оружием и право на самооборону творят в этом плане чудеса. Отдельные ЭКЮ, которые не признают за своими клиентами права самостоятельно оказывать вооружённое сопротивление насилию, будут вынуждены действительно прилагать все усилия для подавления вооружённого насилия при помощи профессиональной полиции, в противном случае они растеряют лояльность клиентов, и те уйдут в юрисдикции, которые хотя бы не путаются под ногами.
Ну а потенциальный правонарушитель не всегда может сходу определить, к какой юрисдикции относится его потенциальная жертва, и, соответственно, готова ли она оказать отпор. Так что даже одна ЭКЮ, позволяющая вооружаться своим клиентам, уже становится положительной экстерналией для остальных.
Libertarian band выпустила новый ролик из цикла “для бабушек”, на сей раз про агоризм. Обязательно посмотрите, мне кажется, получилось весьма живенько. Ну а для тех, кто хочет глянуть чуть глубже, напомню, что об агоризме я уже рассказывала у себя на канале. В январе отвечала на вопрос Классического либерала, где указала, что всё-таки не агоризмом единым, и не стоит совсем уж пренебрегать политическими методами, а в июне, наоборот, ответила на критику в адрес агоризма о том, что контрэкономика никак не ослабляет государство.
семинар доктора Зойдберга о пользе подпольной медицины
Примерно год назад я написала пост “Об участии в выборах”, где дала свою трактовку того, зачем оно анкапам вообще нужно. Недавно под постом появился ехидный комментарий, мол, чего только люди не придумают, лишь бы только убедить избирателей отказаться от бойкота. Я ответила на комментарий, но, пожалуй, стоит вынести эти соображения отдельным постом.
Бойкот выборов это тактика, ведущая к победе только в одном случае: если избиратели, не явившись на избирательные участки, формируют себе собственные органы самоуправления без участия государства, и добровольно пользуются ими, игнорируя те, что были созданы на организованных государством выборах. Иначе говоря, бойкотировать надо не только выборы, но и государство как таковое.
В принципе, мой аргумент о том, что поход на избирательный участок для голосования или наблюдения — это просто тренировка, можно развернуть и в пользу бойкота выборов, мол, это просто тренировка бойкота государства. Согласна, но одно дело тренировать планку, и совсем другое — тренировать простое возлежание на диване, от этого ничего, кроме пролежней, не появится. Бойкот это активный отказ от сотрудничества, так что, если хотите, можете тренировать именно этот навык, тоже очень полезно. В этом случае вам потребуется не просто не прийти на выборы, но убедить как можно больше людей не прийти на выборы, чтобы проповедь неучастия в этом говне звучала отовсюду. А затем, не ограничиваясь выборами, начинать бойкотировать законодательство о проведении массовых акций, налоговый кодекс, закон о персональных данных, и многие другие вредные государственные постановления. Не информировать государство о своих действиях, потому что бойкот же, нету для вас никакого государства. Обращаться с сотрудниками государства, как с обычными людьми, а если они применяют насилие, то как с обычными бандитами.
Короче, бойкот это очень сложный и ответственный путь, и с бойкота выборов он только начинается. Если пока не готовы к нему, или считаете бесперспективным, то лучше тренируйте навыки демократического принятия решений. Опять же, год назад, когда я предлагала вам этим заняться, упражнение было простым. Сейчас предлагается освоить более сложное — не просто похолостить заполнение бюллетеня, опускание его в урну и подсчёт голосов, но, в дополнение к тому, сделать это консолидированно, в рамках умного голосования. Если кто ещё не зарегился для участия в этом флэшмобе – крайне рекомендую, ведь анкап это не про агрессивный индивидуализм, когда на всё насрать, кроме своих сиюминутных желаний. Анкап это про жизнь в обществе без принуждения, основанную на добровольном сотрудничестве. Умное голосование – это противопоставление админресурсу того самого добровольного сотрудничества, так что самое время показать, чьё кунг фу сильнее.
На кого поставишь: на плешивого деда, или на парня, которому сам Светов руку жал?
Для начала рекомендую прочесть сам вопрос и мой на него ответ. Я в основном осветила переход между панархией и анкапом, а в канале “Антигосударство” вы можете прочитать другой ответ, от Вэда Ноймана, который в основном касается перехода от этатизма к панархии.
Гражданское общество в России уже довольно давно пытается раскачать лодку и поменять власть на что-то более человекообразное, чтобы прекратить сползание страны в авторитарную дыру. Фронтменом российского протеста давно и прочно стал Алексей Навальный.
Стержнем навальновской повестки является эксплуатация общественного запроса на справедливость. Беззаконие, коррупция, разворовывание государственного бюджета – освещение всех этих тем обеспечило Навальному заслуженную популярность. Националисты пытались выступать против ущемления прав русскоязычного населения, но этот аспект справедливости оказался не особенно востребован в массах. Старорежимные демократы педалировали тему российской внешнеполитической агрессии, зажима гражданских свобод и усиления политических репрессий – но заслужили только ярлык демшизы. Либертарианцы протестовали против усиления регуляций и повышения налогов – их вообще не замечали. Всё текло своим чередом, пока не пришёл Светов.
В глазах обывателя навальновская повестка сводилась к тому, что вот он придёт к власти – и посадит всех жуликов и воров, чем и восстановит справедливость. Светов же повысил градус популизма ещё сильнее, добавив: а кого не посадим, тех выгоним с работы без выходного пособия и лишим политических прав. Такой запрос на месть благодаря использованию мудрёного слова “Люстрации” зашёл людям не сразу, но агрессивная реклама сделала своё дело. Либертарианская партия получила огромный приток свежей крови и по праву заняла своё место в протестном пантеоне одесную самого Навального.
Получилась интересная ситуация, когда тема свободы из публичного дискурса ЛПР практически ушла, сменившись той самой темой справедливости, поскольку эта риторика приносит больше политических очков. Главная задача ЛПР сейчас, если судить по риторике – вместе со своими союзниками сбросить режим, а там уже можно отмежёвываться от Навального и других попутчиков, и приступать к отстаиванию именно своей повестки реформ. В какой мере к этому времени либертарианская партия сохранит внутри себя либертарианские ценности, пока не очень понятно, однако становится ясно, что либертарианство гораздо шире того, чем занимается партия (и чем вообще уместно заниматься политической партии).
Раньше деятельность ЛПР сводилась не столько к политике, сколько к просветительству, сейчас ситуация поменялась, и именно политика вышла на первый план. Это прекрасно, поскольку разделение труда обычно способствует большей эффективности этого самого труда. При этом, конечно, следует ожидать, что из партии выйдут те, кому политическая деятельность неинтересна вовсе, и кто состоял там именно ради просвещения, а то и вовсе рассматривал её как клуб по интересам. Это логично, ведь многие анкапы в принципе считают, что занятие политикой бесперспективно, и куда уместнее будет, скажем, пропагандировать либертарианский лайфстайл.
Я полагаю, что и минархисты с панархистами могут получить некий косвенный профит от распространения среди аполитичных масс идей анкапа, и анкапы вряд ли проиграют от наличия условно дружественного политического представительства – ведь они ничего не имеют против использования слабых мест государства для его ослабления. Так что я призываю не мешать либертарианцам лезть в политику, не ссориться с членами ЛПР, но и не считать, что на этой партии свет клином сошёлся, и что любая либертарианская активность должна быть как-то согласована с этой политической организацией.
А вот идти в политику под либертарианскими лозунгами вне ЛПР – это уже серьёзная заявка на то, что либертарианская рыночная ниша велика, и способна вместить более одной либертарианской партии. Возможно, это и так, но тут вам придётся быть готовыми к жёсткой конкуренции, что может оказаться контрпродуктивным, поскольку отвлекает ресурсы от конкуренции с провластными организациями.
В деснице у Навального либертарианцы, а в шуйце – кофе. Так победим!
Институт супергеройства существует уже сейчас, хотя и без особых спецэффектов. Вон, Уильям Браудер обиделся за то, что РФ убила его сотрудника, надел крутую снарягу и отправился по лоббистам, наказав в итоге нарушителей НАПчика списком Магницкого. Михаил Ходорковский надел крутую снарягу и принялся финансировать расследование убийства в ЦАР его сотрудников, а также создаёт свой список Шевченко. Александр Литреев надел крутую снарягу, летает по ночам и деанонимизирует позорных ментов вкупе с примкнувшими к ним росгвардейцами.
Учитывая, насколько плохо работает государство в области расследования тех или иных происшествий, мы не можем гарантировать, что супергерои не действуют уже сейчас и в области непосредственного физического наказания нарушителей НАПчика. Вон, недавно какой-то владелец наградного ствола за заслуги в присоединении Крыма неосторожно им почесался. Давайте смеяться над нарушителем ТБ, пусть супергерой остаётся за кадром. Секретные подлодки, конечно, тоже тонут без всякого участия супергероев.
Разумеется, когда главный враг любого супергероя – государство – будет повержен, он сумеет развернуться и на ниве борьбы с более мелкими бандитами. Ему будет проще, он даже сможет себе позволить время от времени ненавязчиво попадаться в кадр в своей крутой снаряге, потому что страх возмездия – это важнейший элемент доктрины сдерживания.
Долго считалось, что государство является естественным и даже богоданным состоянием общества. Затем корни государства стали выводить из некоего мифического общественного договора, или же из непреложных законов экономического развития. Однако современные исторические и антропологические данные показывают, что все или практически все государства – результат завоевания мирного безгосударственного общества внешним врагом – обычно это сравнительно немногочисленные кочевые разбойники, которым повезло не просто совершить удачный набег, но ещё и утвердить свою постоянную власть над завоёванным обществом. Это так называемая теория стационарного бандита, предложенная экономистом Мансуром Олсоном.
Старые догосударственные практики взаимодействия в обществе никуда не делись, они по-прежнему работают и прекрасно совместимы с современными высокими технологиями. Упразднение государства лишь освободит людей, и для того, чтобы дальше вести свободную мирную жизнь, им просто нужно не пытаться воссоздать режим политической власти заново.
Введение
О происхождении государства много рассуждали и придумали на этот счёт несколько остроумных теорий. Прежде чем излагать одну из них, хочется понять цель подобных штудий.
Для чего вообще нужна теория возникновения государства? Это несложный вопрос. Теория нужна для того, чтобы основывать на ней свои действия и рассматривать с её позиций новые факты. Но для того, чтобы действия на базе теории оказывались успешными, теория должна быть работающей. Работающая теория, во-первых, способна объяснять имеющиеся факты не хуже, чем другие теории. Во-вторых, она должна объяснять ряд фактов, которые не укладываются в ранее созданные теории, иначе зачем её вообще было придумывать, коли и старые справлялись. В-третьих, теория может использоваться для предсказания новых фактов. Если факты, предсказанные теорией, действительно удалось установить, это веское свидетельство в пользу того, что теория работающая.
Божественное право
Самой древней и почтенной теорией возникновения государства была теория божественного права, согласно которой лицо, становившееся во главу государства, делало это божественным соизволением. Также это лицо само могло являться богом. Теория прекрасно соответствовала господствующим в те времена воззрениям о том, что боги вообще вершат судьбы людей: рассуждая чисто логически, правителей следовало в этом случае объявлять либо конкурентами богов, либо исполнителями их воли. Теория имела тот недостаток, что объясняла лишь прошлое, а новых фактов не предсказывала. Любая узурпация власти в рамках божественной теории оказывалась полной неожиданностью, и далее приходилось искать следы провидения уже на челе нового правителя. Также этой теории решительно не соответствовала модель распределения властных полномочий, присущая полисным демократиям.
Ради чего эта теория активно пропагандировалась? Ради снижения издержек на подавление сопротивления людей власти правителя. С божественным авторитетом трудно спорить, если божество отвечает не только за фигуру правителя, но и, скажем, за урожай. Впрочем, подобное могло становиться для правителей и неудобством, поскольку неурожаи оказывались свидетельством кары богов и знамением о том, что правителя надлежит свергнуть.
Общественный договор
Следующей теорией происхождения государства стала теория общественного договора. Мол, в естественном состоянии имеет место война всех против всех, и для прекращения этой войны учреждается некое правление, которое упорядочивает насилие. Понятно, что даже отцы-основатели теории не заявляли прямо, что вот, люди собрались на полянке и договорились учредить государство. Говорилось лишь о том, что люди ведут себя в отношении государства так, как будто они договорились о его учреждении.
Эта теория объясняла как те государства, которые объясняла теория божественного права, так и полисные демократии, Римскую республику и тому подобное. Логичным следствием теории общественного договора становилось соображение о том, что если люди однажды уже учредили некую форму правления, то ничто не мешает им повторить это, коль скоро текущая форма перестала их устраивать. В явном виде это следствие содержится в Декларации независимости США, да и вообще США стали ярким примером практического применения теории общественного договора.
Серьёзным недостатком теории является то, что она базируется на довольно сомнительном утверждении о войне всех против всех как непременном атрибуте естественного состояния. Исследования антропологов показали, что это утверждение не соответствует действительности, и отношения кооперации предшествуют в человеческих сообществах появлению отношений власти. Таким образом, само утверждение о добровольном характере такого института, как государство, оказывается голословным – ничуть не менее голословным, чем утверждение о божественном праве королей на престол.
Классовая теория
Классовая теория
учитывает представления об антропологии
19 века и одно из направлений политэкономии
того же времени. Теория указывает, что
государство возникает как неизбежное
следствие экономического расслоения,
которое, в свою очередь, является
неизбежным следствием увеличения
производительности труда и, соответственно,
накопления излишков. Государство в
рамках классовой теории является
инструментом угнетения подчинённых
классов господствующим классом.
Таким образом, впервые
в истории воззрений о механизмах
формирования государства указывается
на то, что государство принципиально
антагонистично подавляющему большинству
населения, и должно быть упразднено.
Это важный плюс классовой теории,
объясняющий множество наблюдаемых
фактов угнетения людей представителями
власти, с чем не справлялись обе предыдущие
теории.
Минусом классовой теории стало то, что она базировалась на трудовой теории стоимости, теории эксплуатации и тому подобных отвергнутых впоследствии экономической наукой предпосылках. Между тем, эти ложные предпосылки диктовали адептам классовой теории такие методы противодействия государству, которые лишь усиливали его репрессивный характер. Множество политических режимов, основанных адептами классовой теории, тому порукой: все они приводили лишь к широким репрессиям среди населения, а заканчивались обычно экономическим крахом.
Таким образом, хотя государство действительно является врагом собственного народа, образовалось оно не при помощи экономических действий, поэтому и путь к упразднению государства не лежит через упразднение естественных экономических механизмов.
Теория стационарного
бандита
Когда стало понятно, что государство образуется не при помощи экономического угнетения, а посредством чистого насилия, уже в 20 веке была предложена теория, которая утверждала, что государство возникло из противостояния между мирными осёдлыми производителями и кочевниками, которые в качестве средства увеличения своего благосостояния предпочитали практиковать грабёж. До тех пор, пока осёдлые жители более или менее успешно противостояли набегам, бандит оставался кочевым. Как только они давали слабину, кочевники облагали их регулярной данью, а затем постепенно усиливали свою власть, устанавливая такие правила для податного населения, которые позволяли максимизировать дань и минимизировать возможности населения к восстанию. В частности, для этого провозглашалось божественное право захватчиков осуществлять свою власть над захваченными.
Эта теория объясняла
множество исторических примеров, когда
государство возникало именно в результате
внешнего захвата, после чего бывшие
кочевники становились наследственной
знатью в образовавшемся таким образом
народе.
Также теория утверждала,
что для завоёванных в ряде случаев
наличие одного стационарного бандита
оказывалось выгоднее, чем ситуация, в
которой они окружены множеством
кочевников, никак не ограничивающих
себя в насилии. Так, известное предание
о призыве варягов навести среди славян
порядок и владеть ими полностью
соответствует этому выводу из теории
стационарного бандита. В какой-то мере
такой механизм условно добровольного
принятия государства сближается с
теорией общественного договора.
Однако, хотя для многих
попасть в рабство выгоднее, чем погибнуть,
это не реабилитирует рабовладельца,
ведь не будь его вовсе, не было бы и
причины выбирать между смертью и
рабством, когда можно было бы оставаться
свободными. Таким образом, даже с
оговоркой про то, что стационарный
бандит мог оказываться для мирных
жителей выгоднее кочевого (а мог и не
оказываться), это ни в коей мере не
указывает на нежелательность полного
избавления от бандита.
Великая фикция
Немногочисленные завоеватели не в состоянии в течение долгого времени сохранять свою власть над завоёванными, если их власть держится только на угрозе насилия. Или, говоря словами Талейрана, штыки хороши всем, кроме одного: на них нельзя сидеть. Самым долгосрочным проектом чисто силового удержания власти в известной нам истории оказывается Лакедемон, более известный по имени своей столицы, Спарты. Граждане Спарты коллективно владели илотами — жителями завоёванных ими областей Эллады — в течение примерно пятисот лет. К концу этого периода спартиаты просто физически закончились, и их государство перестало существовать.
Таким образом, для того, чтобы стационарный бандит сохранил своё господство над завоёванными в течение более долгого времени, ему требовалось, чтобы его правление основывалось не только на страхе насилия, но и в какой-то мере на согласии управляемых (снова привет теории общественного договора). В разных случаях это согласие обеспечивалось разными средствами, но обычно ради получения такого согласия завоеватели дозированно делились своей властью. Это расширяло их социальную базу. Пределом развития этого механизма можно назвать современные социал-демократии. Экономист Фредерик Бастиа назвал такое государство великой фикцией, в которой все стараются жить за счёт всех. Угнетённые и угнетатели смешались до степени неразличимости, никто не может точно сказать, сколько он платит государству, и сколько он от него получает — словом, современное государство становится похоже на этакую садомазохистскую оргию, где даже те, кто не испытывают особого удовольствия, вынуждены его симулировать, чтобы не напрягать прочих участников, потому что таковы правила игры.
Что делать?
Прежде всего, нужно
прекращать делать вид, что получаешь
удовольствие от оргии. Насилие с целью
получения прибыли не только аморально,
но ещё и невыгодно. Уровень производительных
сил (привет классовой теории!) уже сейчас
вырос настолько, что мирное сотрудничество
обеспечивает куда более быстрое и
стабильное увеличение благосостояния,
чем грабёж. Можно продолжать поддерживать
такие правила игры, в которых государство
силой обеспечит тебе преференции за
счёт других, но государство точно так
же обеспечит другим преференции за счёт
тебя. Сотрудничество оказывается
выгоднее и предсказуемее, а рыночная
конкуренция безопаснее войны, даже если
ты сильнее конкурентов.
Ну а когда вы перестанете
рассчитывать на государство, то у вас
непременно появится желание перестать
делиться с бандитом своими ресурсами.
Для этого есть множество рецептов,
которые работают для множества частных
случаев, и ваша креативная мысль, конечно
же, позволит вам подобрать способы,
актуальные именно для вас.
Наконец, ваши позывы
избавиться от государства окажутся
куда эффективнее, если их поддержат
другие. Поэтому в ваших интересах сеять
в умах недоверие к бандиту и высмеивать
готовность безропотно его содержать.
Каждый, кто уклоняется от налогов, становится вашим союзником. Каждый, кто отобрал у государства немного имущества и взял его себе — ваш потенциальный союзник, ведь он ослабляет государство, а значит, вы тоже можете себе что-нибудь урвать. Государство — это стационарный бандит, а вы мобильны, поэтому самое время становиться тем самым кочевником, который отлично приспособлен сокрушать подобные стационарные конструкции. Так вы запустите историю по спирали (привет диалектическому материализму!) и выведете человечество на новый уровень развития.
Заголовок выглядит очень странно, не правда ли? Казалось бы, идея национального суверенитета берёт начало в Вестфальском мирном договоре, когда после Тридцатилетней войны было решено: каждый правитель суверенен на своей территории и сам разбирается со своими внутренними вопросами, а соседям до этого не должно быть дела. Именно Вестфальский мир породил государство современного типа с его территориальной монополией.
Однако к девятнадцатому веку идея суверенитета правителя переродилась в идею суверенитета нации, поскольку власть правителей более не ассоциировалась с божественным правом и была вынуждена оправдывать себя народным волеизъявлением. Ради величия нации оказалось удобно развязывать куда более кровопролитные войны, чем какая-то несчастная Тридцатилетняя война. Бог воевал на стороне больших батальонов, национальные государства старательно укрупнялись, обзаводились колониями – и мир, в общем-то, двигался к тому, чтобы оказаться поделенным между считанными единицами стран, которым далее предстояло столкнуться в последнем и решительном бою, где и определился бы мировой гегемон и образовалась единая мировая держава. По крайней мере, если бы свободный рынок способствовал образованию монополий, именно так бы и произошло. Но вместо этого Первая мировая война привела к развалу четырёх континентальных империй, а после Второй мировой войны колонии принялись отваливаться и у всех прочих великих держав.
В ООН уже официально закреплён равный статус всех стран, а принцип территориального суверенитета оказался официально дополнен прямо противоречащим ему принципом права нации на самоопределение. В сущности, это обесценило вестфальские принципы, и с тех пор число стран в мире продолжает возрастать. Также на мировую арену вернулись старые добрые традиции вторжений ради установления прогрессивных порядков, заменивших не особенно актуальные ныне религиозные войны.
В мире всё ещё намного больше этносов, чем государств, поэтому разваливаться по этническому принципу страны могут ещё довольно долго. Вместе с тем, для людей стимулом к размежеванию становятся не этнические различия как таковые, а прежде всего разница в культурах. Но культурных общностей ещё больше, чем этносов, они возникают и мутируют постоянно.
Простота перемещения людей, товаров, денег и информации приводит к тому, что любые территориальные границы становятся всё более проницаемыми, а само их существование – всё менее осмысленным.
Пока неясно, как скоро и в результате какой цепочки событий мэйнстримом станет представление о праве культур на самоопределение, как это ранее случилось с нациями. Чисто логически же нет никаких оснований, по которым некая группа лиц, выбранная по более или менее произвольному критерию, имеет право на суверенитет, а иная группа лиц или даже вовсе один человек – не имеет.
Этот вопрос довольно подробно разобран в “Этике свободы” Ротбарда, позволю себе небольшую цитату оттуда:
Можно задать более серьезный вопрос: признает ли сторонник доктрины laissez-faire право региона страны отделиться от страны? Законно ли для Западной Руритании отделяться от Руритании? Если нет, то почему? А если да, то тогда каким может быть логическое завершение разделения стран? Не может ли отсоединиться маленький район, затем город и часть этого города, затем жилищный массив, наконец, определенный индивид? Признание какого-либо права на отделение при отсутствии его логического завершения, ограничивающего право на индивидуальное отделение, которое логически ограничивает анархизм, приведет к тому, что индивиды смогут отделяться от государства и нанимать свои собственные защитные агентства, а государство разрушится.
Таким образом, выстраивается чёткая траектория развития общественных отношений: от суверенитета личностей над подданными через суверенитет всё более мелких групп к суверенитету каждой индивидуальной личности, с полным изживанием самой категории подданства. И если некогда лишь несколько сотен человек во всём мире могли заявить, что государство это я, то в обозримом будущем такое сможет с полным правом сказать про себя каждый.
