Месяц: Февраль 2020

История правого либертарного феминизма

Помогла miss Liberty отредактировать статью по истории правого либертарного феминизма для её канала. Очень приятно время от времени переключаться на смежную повестку, тем более, что здесь я весьма поверхностно разбираюсь в матчасти.

Я, конечно, угораю с обилия феминитивов, но вполне допускаю, что это выглядит с моей стороны, как “право же, леди в брюках выглядит очень странно и почти непристойно”.

Всё-таки зря вы так активно голосовали против приглашения её на мой канал в качестве колумнистки: контент в её собственном канале появляется довольно редко, а вот для авторской колонки такая периодичность была бы в самый раз. Но раз уж поддержали размежевание, то подписывайтесь на каждый канал в отдельности.

Правый либертарный феминизм часто путают с индивидуалистическим, который возник гораздо раньше и во многом заложил основу для правого либертарного феминизма. При поиске информации об истории феминизма стоит иметь это в виду.

На заре анархо-индивидуализма и индивидуалистического феминизма огромный вклад в их становление внёс американец Эзра Хейвуд (1829–1893). Он издавал журнал «Слово», в котором печатал одну из наиболее известных суфражисток того времени Викторию Вудхалл, писал про важность распространения избирательного права на женщин, обличал рабский гнёт домохозяек и женские общественные стигмы, проповедовал свободную любовь. Вот за последнее-то его и упекли, усмотрев в нападках на институт брака непристойность. Это вызвало массовые протесты, и президент Хейс был вынужден подписать ему помилование. По нашим понятиям, Хейвуд был тот ещё левак: выступал против частной собственности и за регуляцию аренды, против классового неравенства и за право захвата неиспользуемых частных земель. Впрочем, все ранние феминисты были левыми, однако основные их идеи о том, что женщина вольна выбирать условия, в которых она живёт, работает, вольна выбирать себе тип семьи или не заводить семью вовсе, что она, как и мужчины, никому ничего не обязана и должна быть свободна от государственного произвола – всё это в полной мере разделяется и современным правым либертарным феминизмом.

Карикатура 1872 года: Жена, несущая тяжёлое бремя детей и пьяного мужа, обращается к Виктории Вудхалл (миссис Сатане): «Я скорее пройду по тяжёлому пути в браке, чем последую за тобой.» Виктория держит плакат, на котором написано: «Спаситесь свободной любовью».

Правый либертарный феминизм – плод второй волны феминизма. Многое взяв из индивидуалистического феминизма, он возник вместе с либертарианской партией США. Партия появилась в 1971г. в результате массового возмущения реформами Никсона (заморозка цен, зарплат, отмена привязки доллара к золоту). В 1972 году либертарианской партией впервые в истории США на президентских выборах в вице-президентки была выдвинута Теодора Б. Натан, продвигающая либертарную феминистическую повестку. Тони Натан была активисткой партии почти до конца жизни, регулярно выдвигалась от партии в сенат и палату представителей, и скончалась в 2014 году в возрасте 91 года. Она основала «Ассоциацию либертарианских феминисток», которая раньше других начала выступать с критикой третьей волны феминизма – движения левого и этатистского. Натан критиковала активисток за то, что они требуют государственного вмешательства в частную жизнь и трудовые отношения, не видя в государстве куда более серьёзной проблемы.

Теодора Б. Натан — идеологиня правого либертарного феминизма, одна из первых членесс Либертарианской партии США

Тогда, в 70-80х годах, никто не воспринимал правый либертарианский феминизм как нечто удивительное и противоречивое. До тех пор, пока левые не перехватили повестку, феминизм был естественной и органичной частью общелибертарианского дискурса. Сейчас же слово «правый» ассоциируется с расизмом и прочими консервативными убеждениями, а потому феминизм многими считается абсолютно несовместимым с либертарианской идеологией.

Тони Натан была не единственной основательницей либертарного феминизма. Можно вспомнить ещё как минимум двух: Венди Макелрой (канадская Залина Маршенкулова на максималках, защитница порно и секс-свободы, сторонница анкапа по Ротбарду, основательница журнала «The Voluntaryist») и Кристину Хофф Соммерс (которая так активно ещё с 80х топит против левых, что её чаще называют антифеминисткой, хотя она просто выступает за полное равноправие и против госрегуляций, показывая, как вредят женщинам реформы, проталкиваемые левыми феминистками).

Для меня было большим удивлением узнать, насколько мощные корни были у правого либертарного феминизма полвека назад, и как сегодня это движение почти сошло на нет. У меня создаётся ощущение, что это связано со спецификой политической повестки в США. С одной стороны там республиканцы, которые сочетают стремление к уменьшению государства с ярым консерватизмом и патриархальными ценностями. С другой стороны демократы, с их почитанием свободы самовыражения, но одновременно – с махровым этатизмом. Либертарианцы, которые пытались взять лучшее у обеих сторон, оказывались в неустойчивом положении, и в результате сами разделились надвое. Сегодня среди американских либертарианцев множество полнейших фриков, а также очень выраженное палеоконсервативное крыло. И вот уже профессор Хоппе мешает в одну кучу геев, феминисток и коммунистов, заявляя, что у них низкий горизонт планирования, а потому они оказывают на общество децивилизующий эффект, и должны быть physically removed.

Таким образом, в США феминистский дискурс был почти полностью отдан на откуп левакам, которые сделали из движения за равенство карикатуру на само себя. Но сейчас, когда либертарианство на подъёме, можем ли мы make libertarian feminism great again? Yes, we can.

Перевод Практической анархии. Главы 16 и 25.

Мы начали перевод Практической анархии Стефана Молинью, и для начала представляем вам самую мякотку – главы, касающиеся судов при анкапе (все обожают спрашивать про суды при анкапе, но сколько анкапов, столько и воззрений на эту тему) и частных тюрем.

Глава 16, Организации по разрешению споров. Автор делится байками из сферы айти, показывая, что государство применяется не для того, чтобы помогать разбирать конфликты с недобросовестными контрагентами – а чтобы угрожать им самой возможностью разбирательства. Это, конечно, тоже можно использовать, но выглядит подобное применение института суда максимально по-идиотски. Дальше идут рассуждения о том, зачем нужны контракты, и как разрешать неизбежные споры по ним без применения централизованного насилия.

Глава 25, Безгосударственные тюрьмы, рисует нам картины безрадостного прозябания для каждого, кто, совершив насильственное преступление, откажется возмещать ущерб в ситуации, когда куда ни плюнь, всё вокруг частное. Далее предлагается более или менее щадящая альтернатива, которой каждый мало-мальски рассудительный преступник не преминет воспользоваться.

Напоминаю, что на перевод нужны деньги. У нас пока на руках примерно половина суммы, так что ваши донаты на кошелёк 1AFkD2bazCs5YZBBrSD7HsRMWLmRbg6QBo будут чрезвычайно уместны.

Стационарный бандит

Давненько мы вас не радовали свежими роликами от Libertarian Band! Сегодняшнее видео завершает вторую часть цикла про либертарианство. В первой мы начали с того, что государство облажалось, а затем рассказывали, как либертарианцы разными путями пытаются его изжить. Во второй части мы разъясняли разные популярные у либертарианцев термины и понятия. И вот мы вернулись к тому, с чего начали, рассказываем про то, что представляет собой государство, все его плюсы, минусы и подводные камни.

В третьей части нашего долгого цикла мы приступим к объяснению того, как устроено и как работает безгосударственное общество.

Литреев. Что делать.

Фабула. Александр Литреев (автор приложения Красная кнопка, сервиса Connecto-VPN, проекта Русский слон, канала Сайберсекьюрити и Ко и так далее) заскочил на день в Екатеринбург перед выступлением на конференции в Питере, чтобы пересечься с тян – и был упакован ментами с двумя таблетками МДМА. Далее его на два месяца отправили в СИЗО, и если срок предварительного заключения не продлят, то 22 апреля будет суд, где ему грозит до трёх лет.

Сейчас Чайный клуб, членом которого являлся Александр, собирает деньги на адвоката, Навальный зачем-то, не разобравшись, обвиняет во всём тян, которая, судя по уверению соратников Александра, действительно не при делах – короче, все бурно обсуждают произошедшее, но так, как будто это бытовая история, вроде той, что случилась с доцентом Соколовым. Ну и ещё попадаются комментарии в том духе, что нашёл где закупаться веществами – в городе Ройзмана (что характерно, никто не поминает действующего главу Екатеринбурга, кому он вообще интересен).

Мне кажется, все здесь пока что воюют не туда. Раз уж все уверены, что это политическое преследование, то этим надо пользоваться, и общественная реакция тоже должна быть предельно политизирована. Не “свободу Александру Литрееву!”, а “долой 228 статью!”

Мне кажется, что для того же Чайного клуба делом чести сейчас было бы заявить в Екатеринбурге митинг за отмену статьи 228 УК РФ и, соответственно, за полную декриминализацию психоактивных веществ. Да, именно в вотчине Ройзмана. И если митинг, не дай бог, не согласуют, то шеймить сраного Ройзмана изо всех стволов так, как будто он лично зарубил митинг и сунул Литрееву таблетки в носок. Пусть использует всё своё влияние, чтобы согласовали. Пусть, скотина, сам выступит на этом митинге и потребует отстать хотя бы от потребителей, потому что потребитель не является преступником даже в его людоедской логике.

По этой грёбаной статье в России сидит несколько сотен тысяч человек, и ещё неизвестно сколько отделались условкой, штрафами или откупились от ментов на месте. Мир идёт к декриминализации веществ. Состояние, когда одно и то же действие совершенно законно в одной юрисдикции, и серьёзно наказывается в другой – это норма, когда юрисдикции контрактны. Но до тех пор, пока это не так, можно и нужно менять статус кво в сторону менее людоедских норм.

Со своей стороны готова донатить на проведение митинга и всячески пиарить эту кампанию. Призываю всех, кто считает, что статья 228 должна быть уничтожена, распространять этот текст и присоединяться к этому призыву. Митинги в других городах тоже пригодятся, но тут уж как масть пойдёт.

Сейчас важно не терять времени, пока этот инфоповод не заместило чем-нибудь ещё. Власть серьёзно подставляется каждый раз, когда пытается применять общеуголовные статьи к политическим активистам. Лучший способ ответной реакции – уничтожение самих статей.

Травля в интернете

Меня попросили прокомментировать кейс Залины Маршенкуловой.

Кратко изложу фабулу. Тиль Линдеман снял клип, где вроде как присутствуют (не смотрела) сцены секса. Несколько актрис оказались русскими, их деанонимизировали, выложили контакты на дваче (не читаю) и там же призывают к расправе. Залина просит удалить контакты, после чего на дваче начинают призывать к расправе ещё и над ней.

Начну с того, что призывы к удалению чего-либо с двача бессмысленны. Главный смысл этой помойки в том, что туда публикуют анонимно и без цензуры. Если двач будет вводить системную цензуру, народ просто переберётся угорать на менее душную площадку. Если преследовать хозяев таких площадок, народ начнёт писать на блокчейн какого-нибудь стима или голоса.

Рекомендую всем ещё раз перечитать опубликованную позавчера главу из Механики свободы про общественное благо. Когда кто-то пишет пост на дваче – это частное благо: автор получает все бенефиты от публикации, какие его интересуют, а мнение остальных его либо не интересует вовсе, либо является одним из бенефитов для него же. Когда кто-то пытается системно бороться к каким-то типом публикаций на дваче, или деанонить их авторов – это общественное благо. Такая деятельность способна принести малую пользу большому кругу лиц, но тот, кто прикладывает для этого основные усилия, тратит несоразмерно больше, чем та польза, которую получает лично он. Остальные же не тратят ничего, если не считать денег на покупку попкорна.

Общественные блага всегда страдают от недопроизводства. Я и сама столкнулась со схожей проблемой в собственном чате. Он позиционировался мной как место, где со мной можно поболтать на отвлечённые темы или уточнить что-нибудь по публикациям в канале. Никакой фильтрации по идеологии не предполагалось, единственным пожеланием к публике было сохранение доброжелательности. Неизвестно, чего хотела большая часть публики, но достаточно было целенаправленных усилий небольшой группы – и чат превратился для меня самой в довольно неприятное место. Я с трудом подавила желание удалить чат, передала права создателя другому человеку и, поскольку я сама сейчас не могу сохранять доброжелательность к его участникам, то просто убрала его в архив. Насмешки, тупые одинаковые пасты, попытки выведать у меня побольше личной информации для деанона либо для демонстрации моей некомпетентности – всё это вещи, которые не приносят мне радости, с которыми крайне дорого бороться, и мне проще отказаться от чата вовсе, чем пытаться обеспечить там приятную атмосферу.

Но стоит только кому-то попытаться вынести что-то из интернета в реальную жизнь, и ситуация становится обратной. Попытка доебаться до человека вживую за какую-то ерунду, которую ему инкриминируют в интернете – это производство общественного зла. Все издержки на исполнителе, а интернет лишь поржёт, особенно если у исполнителя получится смешно. Причём даже неважно, получится ли у него смешно унизить объект травли, или получится смешно облажаться. Значимой выгоды нападающий не получит. Для защищающейся же стороны самозащита это частное благо, от производства которого она получает все выгоды, а потому вполне замотивирована в неё вкладываться.

Вот благодаря этой системе экономических стимулов мы и имеем интернет как пространство относительной свободы, в том числе и на тупые агрессивные приколы – и офлайн как пространство относительной безопасности, где за тупые агрессивные приколы можно реально огрести. Ответственность за агрессию онлайн и безнаказанность за агрессию офлайн – не воспринимаются как норма. Ну а единственное, что мы можем сделать для того, чтобы в интернете было меньше тупой агрессии – это работать на общее смягчение нравов.

Образец тупой агрессии из интернета

Подари противнику оружие

Битарх разместил у себя вконтакте размышления на тему того, что на Третий Рейх следовало бы сбрасывать не бомбы, а оружие и боеприпасы. В качестве обоснования он приводит всё ту же модель Хиршлейфера в том виде, в котором её представил Аузан – с выводами о том, что для стабильного существования анархического общества требуется соблюдение баланса потенциала насилия. А коли так, то искусственное выравнивание БПН в Германии времён WW2 привело бы к падению тоталитаризма, а с ним и к быстрому завершению войны.

Одно можно сказать точно: если сбрасывать ручное оружие и амуницию на концлагеря, то это действительно тут же привело бы к вооружённому восстанию с последующими попытками покинуть Рейх или занять какой-нибудь район для последующего эффективного сдерживания карательных подразделений.

Насколько та же тактика привела бы к вооружённому восстанию против режима на всей остальной территории Рейха, зависит исключительно от того, в какой мере эта остальная территория напоминала концлагерь. И наоборот, чем больше в той или иной страте общества имело место благодушие к власти, тем более вероятно, что подаренное с небес оружие было бы дисциплинированно передано властям для последующей отправки на фронт.

Эти очевидные соображения прямо следуют в том числе и из модели Хиршлейфера: чем выше параметр ожесточённости, и чем ниже общий уровень ресурсов, тем больше вероятность, что в системе вместо мирной анархии случится битва за гегемонию до полной победы. И наоборот, чем ниже ожесточённость и выше относительное благосостояние, тем меньше усилий стороны склонны тратить на войну друг с другом, и больше оставлять на производство.

Чем больше легитимность режима, тем меньше вероятность, что искусственное выравнивание потенциала насилия путём распространения огнестрельного оружия приведёт к каким-либо проблемам для режима. Причина достаточно проста: в условиях низкой ожесточённости сторон огнестрельное оружие для политической борьбы попросту не будет применяться. Неважно, есть ли у меня ствол, если своё недовольство режимом я реализую в форме одиночного пикета и подписей под открытыми письмами, а государство вежливо принимает моё недовольство к сведению, никак мне не препятствуя. Наличие ствола начинает играть роль, когда я сталкиваюсь с прямым нелегитимным насилием, и понимаю, что у меня есть шансы решить проблему встречным насилием.

Так что в целом идея искусственного выравнивания БПН хороша как мысленный эксперимент, но её не следует понимать буквально: оружием против государства сейчас куда чаще становится мирное общественное недовольство, и для того, чтобы его вызвать, я скорее буду нуждаться не в стволе, а в раскрутке своих инфоресурсов. И вот тут, конечно, гуманитарная бомбардировка в виде, например, ретвита меня мистером Трампом действительно в состоянии дать значимый эффект.

Механика свободы. Главы 38-40 и постскриптум к первому изданию.

Глава 38, Экономика воровства, или отсутствие правящего класса, даёт экономический анализ индустрии воровства, показывает, что конкуренция в этой сфере приводит к обнищанию общества, и что эта индустрия, в сущности, невыгодна даже самим ворам. Схожая система доводов показывает, что и государство, как разновидность воровства, невыгодно даже высшим политикам, поскольку их издержки оказываются выше прибыли. Разумеется, этот довод выглядит парадоксальным, поскольку ему легко противопоставить множество контрпримеров, однако главный вывод главы относится не к отрицанию возможностей индивидуальной наживы через государство, а к указанию на то, что за действиями государства не просматривается никакой единый классовый интерес.

Глава 39, Правая сторона ловушки общественного блага, рассказывает об очень интересном парадоксе, связанном с тем, что общественные блага всегда недопроизводятся относительно спроса на них, в силу неудобств с их монетизацией. При государстве таким общественным благом оказываются хорошие законы, делающие жизнь простой, удобной и необременительной, в противовес плохим, которые распределяют издержки на всех, а прибыль приносят немногим. Однако при анархии всё ровно наоборот: поскольку законы в известном смысле покупаются на рынке, то хорошие законы оказываются частным благом, и производятся до полного удовлетворения спроса, в то время как плохие оказываются общественным злом: тратиться на их производство ради своей прибыли готовы немногие, а саботировать их внедрение смогут все, и притом задёшево. Таким образом, если удастся как-то перейти от государства к анархо-капиталистическому порядку, он окажется вполне устойчив к попыткам вернуть государство.

В Главе 40, Как добраться отсюда туда, Фридман говорит мне, что я молодец и правильно понимаю стратегию построения анкапа, а Михаилу Светову предлагает поумерить пыл в построении вертикали власти в либертарианской партии и сосредоточиться на личных просветительских проектах. Спасибо, Дэвид!

В Постскриптуме для перфекционистов Фридман объясняет, каких предметов он не коснулся в книге и почему.

На этом заканчивается первое издание Механики свободы. Последующие части были написаны ко второму и третьему изданиям книги

Как построить взаимопомощь в плане правосудия и справедливости при анархо-капитализме?

Владимир

С лёгкой руки Михаила Светова анкап многие воспринимают, как безгосударственное общество для наиболее угрюмых индивидуалистов – и противопоставляют ему светлый мир контрактных юрисдикций, территориальных и экстерриториальных, где люди собираются в сообщества, договорившись жить по общим правилам, и где самое главное святое право каждого участника такого сообщества – это покинуть его.

Но для человека как раз довольно неуютно полностью замыкаться в рамках узкого сообщества, воспринимая мир за околицей как место обитания псоглавцев. Редко какая община в мире переживает своего основателя. Даже идеологи левого анархизма, которые в целом придерживались коллективистских ценностей, такие как Кропоткин, отмечали, что унылое существование в замкнутом коллективе на обочине жизни – это совершенно не то, что нужно подавляющему большинству.

Поэтому для человека, желающего жить в справедливом обществе, важна прежде всего возможность строить его, не ударяясь в самоизоляцию. Есть ли у него такие возможности при анкапе? Давайте разбираться.

Ожидать, что человечество полностью будет придерживаться одинаковых представлений о справедливости, готовы лишь самые отмороженные коммунисты или теократы, поэтому сразу можем исходить из того, что при анкапе эти представления у разных людей окажутся разными.

Итак, у вас есть некоторые представления о справедливости, и вы бы хотели, чтобы именно их придерживался арбитр в случае, если у вас возникнут какие-то конфликты, даже если вторая сторона конфликта придерживается иных представлений. Мне представляется наиболее рабочей модель Дэвида Фридмана, в которой предполагается конкуренция и естественный отбор между правоохранными агентствами, между арбитражными агентствами, и между правовыми системами. Таким образом, клиенту нужно обеспечить сущую малость: чтобы правоохранное агентство, куда он обратился по конкретному конфликту, воспользовалось услугами суда, который работает в рамках конкретной правовой системы, отвечающей представлениям клиента о справедливости.

Что вам для этого нужно? Вести эффективную пропаганду тех принципов, которыми вы руководствуетесь. Чем популярнее ваши идеи, тем легче будет настоять на том, чтобы суд на них опирался. Ну а идеи, в свою очередь, в условиях свободного рынка, будут наиболее распространены в тех областях деятельности, где их применение наиболее удобно и обеспечивает максимальный экономический выигрыш. Так что вам будет тем легче продвигать свои идеи, чем менее они оторваны от реальности.

Наконец, если сторонников ваших представлений о справедливости не слишком много, вы можете предпочесть не заморачиваться с судом, а привлекать единомышленников для взаимопомощи. Тем самым вы завоюете славу сообщества, в котором крепко держатся за своих. У этого есть плюсы: вас будут опасаться тронуть, не имея заметного перевеса по силе. Но у этого есть и минусы: с вами будут опасаться заключать контракты. Нужна ли вам такая репутация? Решайте сами. Государства, которое бы причёсывало всех под одну гребёнку и делало всем одинаково неудобно, при анкапе нет.

Маленькое сплочённое сообщество со своими представлениями о справедливости

Анонсирую новые переводы

Я ещё весьма далека от окончания редактуры перевода Фридмана, а между тем в разделе Переводы на сайте появились ещё два долгоиграющих проекта. Обе книги я ещё не читала, и прочитаю только в процессе редактирования переводов, тогда же и сложу о них собственное мнение.

  1. Стефан Молинью, Практическая анархия. Перевод затеян каналом Антигосударство, я же просто перехватила инициативу и предложила использовать для перевода уже обкатанный на Фридмане рабочий процесс.
  1. Эрик Мак. Либертарианство. Сама книга рекомендована к прочтению Михаилом Пожарским. В свободном доступе английского текста не нашлось, пришлось купить его на амазоне, а дальше спиратить почти как в эпоху бумажных книг: наделать скриншотов с экрана и распознать картинки. Так что английский текст не может похвастаться хорошей вёрсткой, причёсывать будем уже перевод.

Для ускорения работы над переводами здорово помогут ваши донаты на кошелёк 1AFkD2bazCs5YZBBrSD7HsRMWLmRbg6QBo 

Анкап против коронавируса

Меня попросили прокомментировать видео проекта Доброум про коронавирус. Тезисно содержание:

Коронавирус показал минусы государственной реакции на эпидемии. Первая реакция: засекретить инфу, пресечь утечки. Но уж если инфа просочилась, начинаются меры явно избыточные. Чиновники действуют строго по указаниям сверху, и чем пристальнее внимание к проблеме, тем меньше желающих брать ответственность за решения. Вместо толкового карантина происходит театр безопасности, но остаётся видимость того, что всё под контролем.

Во второй части вкратце показано, как подобное решает рыночек. Давайте и я порассуждаю на эту тему.

Есть безгосударственное общество, которое возникло не вчера, переходные процессы уже затухли, и основные институты, ассоциируемые с анкапом, в наличии. То есть имеется децентрализованное право, свободный рынок, есть развитая индустрия энфорсмента прав и страхования. И вот в этом обществе возникает эпидемия.

Откуда она появилась? Предположим худшее: как и в случае с коронавирусом то ли это чья-то утёкшая разработка, то ли буйство местной биосферы – и всё это отягощено большой плотностью населения и невысоким по меркам анкапа средним уровнем благосостояния.

Неважно, был или не был застрахован первый заболевший. Когда он упадёт на улице, он достаточно быстро попадёт в больницу. Произошло необычное, а необычное на свободном рынке – это всегда сигнал для предпринимателей. Чтобы воспринять сигнал верно, нужно его обработать. Где лучше всего разберутся, что именно случилось? В больнице. Значит, заболевшего туда доставят.

Если он был застрахован, то страховая оплатит чаевые тому, кто привёз беспомощного клиента к месту оказания помощи. Чем быстрее его начать лечить, тем дешевле это в среднем обходится. Значит, есть экономический стимул вознаграждать доставку на лечение, кем бы она не проводилась.

Если он не был застрахован, то, опять же, всем страховым компаниям важно знать, эпидемия это или единичный несчастный случай, вроде пищевого отравления. Ведь если эпидемию быстро купировать, это гигантская экономия страховых выплат, а значит, у каждой компании есть стимул оплачивать, хоть вскладчину, хоть самостоятельно, доставку в больницу всех, кто потенциально представляет опасность заражения. А затем, конечно, оплачивать и обследование.

Когда информация о вирусе оказывается добыта, её уж точно не станут замалчивать, потому что всех интересантов подгоняет желание уменьшить свои потери. Поэтому организовать компактный и достаточно эффективный карантин, скорее всего, удастся на достаточно раннем этапе, и эпидемии не удастся развиться.

Но хорошо, допустим, инкубационный период достаточно велик, и в этот период вирус легко передаётся, а потому к окончанию инкубационного периода заражённых уже много, и купировать эпидемию не вышло. Смогут ли страховые компании отгрохать за десять дней больничку, как китайские власти? Вряд ли. Куда более вероятно, что они снимут для своих клиентов целиком какой-нибудь отель: один для карантина, один под больницу. Секвенировать вирус и найти формулу вакцины будет делом как минимум столь же быстрым, как и в нашей реальности, потому что этим и так ничуть не хуже государственных занимаются современные частные высокотехнологичные лаборатории. Налаживание производства и поставок пройдёт ещё быстрее, потому что будет меньше согласований.

Насчёт возможностей организации карантина при анкапе я уже как-то отвечала применительно к эпизоотиям. В нашем случае будут действовать схожие механизмы.

В результате, полагаю, при самом неудачном раскладе эпидемия при анкапе затронет примерно такое же число людей, как при государстве, а вот рынок, пожалуй, просядет меньше, потому что некому будет в отсутствие государства крушить его с перепугу внезапными регуляциями. И уж во всяком случае трудно представить себе, чтобы человечество в отсутствие благого государственного вмешательства оказалось беспомощно перед какой-нибудь эпидемией.

Вот он, красавец, в цветах анкапа