Продолжаю переводить свежую фридмановскую книжку. На сей раз пошла по порядку. Перевела введение и первую главу, про право в Китайской империи. Внимательный читатель может отметить, что я осилила работу не до конца, и в тексте не хватает перевода примерно половины сносок. Есть такое дело, задолбалась. Завтра рассчитываю тихонько проапгрейдить текст – как для чтения онлайн, так и в электронной книжке. Также я всё ещё надеюсь, что кто-нибудь возьмётся сделать книге русскоязычную обложку.
В книге мне нравятся постоянные сопоставления: вот, смотрите, как у китайцев, это точь в точь, как в современной Америке. А вот это – прямо как в Англии 18 века. Ну и есть попытки показать, с какой целью законодательство делалось именно таким, что работало, а что не очень.
В связи с недавней годовщиной совершения Андерсом Брейвиком террористических актов в Норвегии, я бы хотел напомнить о важности борьбы с насилием. Подобное трагическое событие хоть и не является катастрофой мирового масштаба, однако страшно представить, что нам могут преподнести будущие Брейвики, особенно учитывая, какие плоды научно-технического прогресса могут оказаться в их руках. Возможно это будет очередной расстрел, что очень плохо, однако лично вас скорее всего никак не коснётся. А возможно такой человек решит воспользоваться каким-то высокотехнологическим средством, чтобы нанести людям как можно больше урона, например соорудит грязную бомбу, выпустит неизвестный ранее штамм очень опасного и смертельного вируса – сценарий, который я описывал в материале «Реальность вирусной угрозы», или воспользуется ещё каким-то неизвестным для нас сейчас крайне разрушительным средством.
Но способность совершить насилие не является нормой для человека. Наоборот – 98% людей испытывают отвращение по крайней мере к жестокому насилию, и совершает всё жестокое насилие как раз не более 2% людей. Это обусловлено тем, что естественной частью человеческой природы является механизм ингибирования насилия (механизм Лоренца (МЛ) по теории Конрада Лоренца или VIM по модели Джеймса Блэра). Человек с сильным вариантом МЛ/VIM никогда не сможет совершить насилие. Совершают его только те, кто страдает патологией ингибитора насилия. Насильственность – патологическое состояние. А значит и бороться с ней нужно соответствующим образом.
Если бы насильственные склонности в достаточной мере замечали ещё в детстве, когда человек вряд ли может принять решение намеренно скрывать их до того времени, когда можно будет устроить теракт, или же если бы в обществе практиковалось массовое тестирование на определение врождённого варианта МЛ/VIM, как в том же детстве, так и при ведении взаимоотношений с людьми во взрослой жизни, а после к тем, у кого была обнаружена патология МЛ/VIM, применялось генотерапевтическое лечение – многих терактов, как и многого насилия в целом, можно было бы избежать.
Возможно, в прошлом мы для этого не имели достаточной научно-технической базы. Но сейчас пришло время, биотехнологии и генотерапия развиваются стремительными темпами. И сейчас ещё не поздно начать бороться с насилием, чтобы избежать катастрофического сценария в будущем и наконец-то полностью избавить человеческое общество от патологической насильственности. Разве кто-то хочет появления нового Брейвика, да и ещё куда более вооружённого?
Давным-давно мне были заказаны и оплачены обзоры на три книжки Стругацких. Пикник я рассмотрела в апреле, Улитку в мае, а вот до Града добралась только в августе. Традиционно не собираюсь пересказывать сюжет, можете глянуть вики, а лучше прочитайте саму книжку.
Понятно, что многим по прочтении хочется сразу начать разбираться с физикой описываемого странного места. Тут вот пространство завёрнуто в трубочку, тут вот сделаны складочки, тут набита забористая трава, а тут печёт. Но если рассматривать книжку на таком уровне, это уже не Стругацкие, а Пелевин.
Книга писалась в стол, поэтому не может пожаловаться на то, что содержимое является плодом компромиссов с советской цензурой – её и не пытались публиковать, пока цензура существовала. Борис Стругацкий уверял, что это их любимая книжка, а её главный герой, соответственно, любимый герой. Однако мне у Стругацких почему-то не слишком интересны герои, куда занимательнее посмотреть, что там про общество.
А общество там вполне современное, не скажешь, что описано в 1972 году. Глобализм, с единым языком и столкновением атомизированных представителей различных культур. Торжество равенства и инклюзивности (но при всей инклюзивности женщины в Городе, как и везде у Стругацких, совершенно плоские персонажи, несущие сугубо декоративную нагрузку – кроме, разве что, совершенно эпизодической пани Матильды Гусаковой – она не плоская, но тоже скорее декоративная). Постоянные внезапные напасти – то глобальное потепление, то выключение солнца, то ковид, то превращение воды в желчь, то BLM, то нашествие павианов. Реакция людей и реакция власти на эти напасти.
И, знаете, у меня почему-то складывается ощущение, что Стругацкие уверены: а с человечеством по другому нельзя. Нужно непременно вводить его в состояние искусственного стресса и дефицита, без этого же часть людей превращается в докторов Опиров, а часть начинает устраивать некие загадочные сытые бунты. Сытыми бунтами Стругацкие любят пугать. Мол, когда человек удовлетворён желудочно, его не сильно заботит дальнейшее саморазвитие, и он объединяется с другими такими же ради саморазрушения (Бойцовский клуб, наверное, тоже был вдохновлён Стругацкими).
Мне, в отличие от Стругацких, посчастливилось жить в относительно сытое время, и я видела сытые бунты не в теории, а на практике. Прилично одетые воспитанные люди выходят получать дубинками по голове, а потом вздыхают, что, кажется, здесь им не удастся добыть себе политических прав, и эмигрируют в мирную Черногорию, с которой прямо-таки списан город из Хищных Вещей Века (вот только сегодня утром вернулась с дрожки, это было сильно). Короче говоря, сытые бунты это довольно воодушевляюще, на очень короткий срок, а потом, конечно, бездны фрустрации. Стругацкие явно воображали себе что-то куда более отвратительное.
Предполагается, что всеми этими бесконечными экспериментами на людях выковывается некий новый человек, который только и способен построить новый мир. Однако на примере главного героя повести мы видим, что единственное, в чём эксперимент преуспевает – это в выбивании у человека почвы под ногами, разрушении любых идеологических опор и в конечном счёте в доведении его до самоубийства, вместо построения чего бы то ни было. Хотя, конечно, есть надежда, что Воронин после возвращения в Ленинград 1951 года начнёт писать интересную научную фантастику и станет кумиром всей советской интеллигенции.
Вы в своих постах нередко заявляете, что при анкапе все люди (или большинство) будут не склонны к насилию (а склонных можно будет “перепрошить”), что позволит построить свободное от насилия общество. Но погодите! Ведь при идеальных людях можно строить идеальное общество на основе почти любой идеологии – да хоть коммунизм в его ранних идеализированных представлениях. Любая же современная общественная структура строится, исходя из факта, что люди почти всегда неидеальны – эмоциональны, глуповаты, агрессивны, жадны, трусливы и так далее – и общественный строй должен обезвреживать людские недостатки. Каким образом может существовать анкап в обществе неидеальных людей, если даже сейчас преступники достаточно глупы, чтобы воровать иногда прямо под камерами, а при отсутствии общепризнанной полицейской силы они вконец оборзеют и их отлов/отстрел силами ЧОПов станет затруднён из-за массовости преступности и перегрузки судов? Не приведёт ли это к быстрому скатыванию общества в дикое состояние, когда даже адекватные люди вынуждены быть в вечном состоянии войны против всех?
Анонимный вопрос
Вы правы, из идеальных людей можно много чего построить. Именно поэтому Битарх с Волюнтаристом – авторы регулярно появляющихся на этом канале постов о построении ненасильственного общества – не заморачиваются построением именно анкапа, для них экономическая модель второстепенна, и отсутствие центральной власти второстепенно, а первостепенная ценность именно ненасилие, в его узком понимании отсутствия физического принуждения.
Доктрина анархо-капитализма предполагает, что человеческая склонность к физическому принуждению не претерпит серьёзных изменений. Единственное, что требуется для её торжества – это появление критической массы технологий, делающих децентрализованное производство и торговлю более экономически выгодными, чем централизованное – это если мы исходим из позиций материализма, где бытие определяет сознание, а базис надстройку. Если же мы полагаем, что, напротив, сознание формирует бытие, то для торжества анкапа требуется критическая масса людей, для которых идеи либертарианства имеют значимую ценность. Мне, по сути, без разницы, с какого конца грызть этот батон, он с обоих концов одинаково вкусный.
Когда децентрализованные технологии доминируют в быту, это означает, что убер-полиция приедет быстрее, а обслужит дешевле и качественнее, чем наряд полиции от МВД, а потому МВД проиграет экономическую конкуренцию за клиента и сдохнет. И если люди воруют прямо под камерами, то децентрализованные технологии скорее обеспечат возможность прямо под этими же камерами выписывать им штраф. А если они вместо этого помашут в камеру ручкой и заявят, что я, дескать, беру этот автомобиль в аренду, то вместо непропорционально большого штрафа с них в пользу хозяина авто будет списываться скромная арендная плата. А может, я говорю глупости, и рыночек порешает как-то иначе.
Когда либертарианские идеи доминируют в обществе, то даже в условиях технологически обусловленной централизации большого количества производств люди всё равно будут сравнительно выше ценить фриланс или подобные фрилансу отношения, и владельцу производства придётся подстраиваться под этот запрос, если он желает обеспечить себя рабочей силой. Люди будут наниматься в полицию, но всё равно рассматривать свой патрульный экипаж как автономную предпринимательскую единицу, с собственными постоянными клиентами и обязательствами перед ними, значащими куда больше, чем формальная субординация в полицейском управлении.
Самое страшное для либертарианства – это повышение эффективности централизации насилия. В середине 20 века такая эффективность была максимальной, человечество воевало многомиллионными армиями, а для построения либертарианского общества не было ни малейших перспектив. Сейчас уже стотысячная армия считается крупной, и хочется верить, что разукрупнение пойдёт и дальше ускоряющимися темпами. Дешёвое и эффективное децентрализованное насилие, крайне плохо масштабирующееся при увеличении численности вовлечённых лиц или вложении дополнительного капитала – это ровно то, что требуется для того, чтобы даже в случае возникновения вооружённых конфликтов они быстро гасли без дальнейшей эскалации.
Как видите, совсем не обязательно предаваться пустым мечтам о том, как чипирование сделает всех лапочками и душками. Можно вместо этого предаваться пустым мечтам о том, как лапочками и душками всех сделает тотальная вооружённость ручным оружием, эффективно и по возможности безболезненно выводящим человека из строя, но имеющим низкую летальность. Ну а в свободное от пустых мечтаний время я предпочитаю строить локальное либертарианское сообщество, где все необходимые навыки взаимодействия между людьми приобретаются простой привычкой – и эти привычки будут очень сильно входить в конфликт с привычками повиноваться государству или иной централизованной силе.
Очень надеюсь, что конференция Конституция свободы, анонсированная Центром Адама Смита на ближайшее воскресенье, будет сопровождаться трансляцией, тогда я смогу смотреть и комментировать в прямом эфире. Ну а если нет, то дождусь записи. В любом случае приятно, что образовательная часть либертарианской повестки в России не до конца съедена политической, хотя в будущем хотелось бы видеть подобные конференции у себя в Черногории, конечно)))
Не так давно я рассматривал вопрос морали в контексте концепции механизма ингибирования насилия (VIM) – когнитивного механизма, который сдерживает насильственное поведение у человека. Здоровый человек, не страдающий дисфункцией VIM, неспособен на совершение актов насилия по отношению к другим людям. Проявление непосредственного жестокого насилия успешно ингибируется (сдерживается) у более, чем 98% людей. Способность к совершению насилия является отклонением и патологией, а не нормой человеческой природы.
В рамках этой темы особенный интерес вызывает вопрос способности человека к различию проступков морального и социального (обычного) характера (moral/conventional distinction). Моральные проступки состоят в нанесении человеку вреда, тогда как социальные проступки – в нарушении обусловленных норм. Избиение, например, конечно же будет моральным проступком, а вот уход ученика из класса без разрешения учителя – всего лишь проступок обычного характера.
Когда человек сталкивается с опытом, демонстрирующим ему моральные проступки, то сигналы бедствия со стороны их жертв, такие как грустное выражение лица или плач, приводят к активации VIM и возникновению у него реакции отторжения. У человека вырабатывается ассоциация морального проступка с сигналами бедствия и последующим отторжением, в результате чего он становится способным понимать и определять моральные проступки анализируя те или иные действия.
Такая ассоциация не возникает в случае социальных проступков, так как те изначально не приводят к активации VIM у человека. И люди с дисфункцией VIM, например психопаты, не могут понять разницы между моральными и социальными проступками, ведь с нейрофизиологической точки зрения для них её действительно нет – они эти проступки воспринимают одинаково, а точнее моральные проступки воспринимаются ими так же, как и социальные.
То, что психопаты и люди с насильственными склонностями действительно не способны понимать это различие – факт, подтверждённый огромным количеством свидетельств и исследований. Вспомним и тот факт, что насильственность – отклонение от нормы естественного человеческого поведения. Фактически, мораль неагрессии является биологически предопределённой для человека, о чём мы узнали проведя исследование человеческой природы. Таким образом, эту мораль можно отнести к моральному реализму.
Но на этом мы не закончим, поскольку стоит упомянуть ещё об одном – человек с функционирующим VIM (что, как уже говорилось, норма человеческой природы) станет способным распознавать проступки морального характера, а значит у него выработается и соответствующая мораль неагрессии абсолютно независимо от того, знает ли он вообще что-либо о своей собственной природе. Если он не знаком с концепцией VIM и понятием морального проступка – мораль неагрессии будет восприниматься им как нечто интуитивное, понятное само по себе. У подавляющего большинства людей это интуитивное понимание совпадёт и по вопросу насилия они сойдутся к единой позиции о том, что совершать акты насилия недопустимо, не проводя никаких исследований и не пытаясь сформировать какие бы то ни было логические выводы (насильственные взгляды же будут исходить только от насильственного меньшинства). Такое всеобщее интуитивное понимание морали относится к моральному (или этическому) интуиционизму.
Как мы видим, врождённая мораль неагрессии – это одновременно и объективный факт человеческой природы, относящийся к моральному реализму, и интуитивно понятная норма, относящаяся к этическому интуиционизму. Конечно, мы можем видеть, что второе исходит из первого, то есть интуитивное понимание человека исходит от его объективной биологической природы. А значит врождённая мораль неагресии попросту объединяет данные подходы к морали, одновременно соответствуя обоим из них и выводя один из другого.
Принялась за четвёртый раздел книжки Эрика Мака Либертарианство, посвящённый экономической справедливости и правам собственности. Как и третий, он состоит из коротенького введения и двух глав, показывающих взгляды на сабж Нозика и Хайека – видимо, иных достойных внимания либертарианцев по данному вопросу для Мака не существует (хотя тут скорее дело в том, что Мак пишет книгу по философии, а не по истории, экономике или праву, отсюда и подбор рассматриваемых авторов).
В главе про Нозика разбирается, как он оттаптывался на сторонниках распределительной справедливости, показывая, что ради достижения некоего идеального конечного состояния им придётся запустить механизм перманентной революции, а ради применения некоей единой распределительной модели – обратить всех в частичное рабство. Нозик противопоставляет этому перераспределительному экстазу хорошо знакомый нам либертарианский подход, в соответствии с которым справедливость того или иного права собственности зависит от процедур, благодаря которым оно было приобретено, а не от размера собственности или, скажем, степени лояльности бенефициара линии партии.
Выражаю глубокую благодарность всем, кто накидал донаты на перевод этой главы, теперь можно начинать собирать на следующую. Ну а пока собирается денежка на Мака (или на Молинью, вы же любите Молинью, правда?), я вновь примусь за Фридмана, нас ждёт глава про законы Китайской империи.
То, что мы купили гектар Черногории, наконец-то официально внесено в положенные реестры. Правда, мне не хватило мозгов, чтобы лично убедиться в этом на черногорском кадастровом сайте, приходится верить на слово тем, кто разбирается в его функционале, и довольствоваться сканами документов. В качестве части вознаграждения за своё участие в проекте я зарезервировала за собой право выкупа двух соток по себестоимости, но пока ещё любой желающий может точно так же купить себе шматок – акционеры уже грозятся вот-вот начать продавать новые земельные токены с наценкой, но ещё не приняли окончательно этого решения.
Освоение земли идёт в чём-то бодро, а в чём-то еле-еле. Местный подрядчик всё никак не доделает заказанный ему объём работы по черновой прокладке трассы под дорогу. С другой стороны, легально строить дорогу до 15 сентября всё равно нельзя, так что и претензии-то сложно предъявить. А вот наш десант уже активно занимается сплошной расчисткой участка от всякой ненужной древесной мелочи, и сделал примерно четверть работы. Для дальнейшей отсыпки и бетонирования дороги, подведения электричества и воды, выкапывания канализации, ну и собственно для застройки – начато создание отдельной строительной фирмы и поиск спецтехники для покупки, чтобы не зависеть в этом плане от ненадёжных местных подрядчиков.
На сегодня в Черногорию переселилось 11 участников проекта. Чтобы не сбиться со счёта, на главной странице сайта проекта в самом низу даже прикрутили счётчик. Надо бы ещё порядковые номера переселенцам раздавать, как во Free State Project, чтобы можно было хвастаться. У меня, например, был бы номер 3. Так что, если кто запилит прикольный дизайн книжицы (или картицы) участника проекта, это было бы мило, особенно в процессе вручения ребёнку документа с номером 6.
С Титусом Гебелем, автором книжки о чартерных городах и создателем фонда по их продвижению, нам в своё время не удалось встретиться – его, по его титусовым делам, пронесло тогда мимо Черногории. Но вот сейчас на следующей неделе наметилась новая интересная встреча – с Верой Кичановой, заслуженной активисткой российского либертарианского движения, которая давным-давно эмигрировала и сейчас в числе прочего профессионально занимается темой чартерных городов. Надеемся, Британия не внесёт в последний момент Черногорию в красную зону, встреча не сорвётся и будет достаточно познавательной для всех участников.
Одним из серьёзных минусов Черногории для фрилансеров оказывается очень недружелюбная банковская сфера. Для того, чтобы как можно реже сталкиваться с черногорскими банками, мы начали создавать сеть горизонтальных связей, позволяющую производить обмены типа “мне нужны евро наличными в Баре, а контрагенту из Будвы нужны рубли безналом на сбер”. Для этого пока в основном используется профильный телеграм-чат, однако недавно нашим проектом был запущен агрегатор частных объявлений в форм-факторе сайта. Я ещё детально не разбиралась в функционале, но уже вижу, какой фишки сайту не хватает: новые объявления должны автоматически транслироваться в чат, потому что в телеграме человек получает оповещения, а сайт надо мониторить вручную, неудобно. Это, разумеется, костыль на переходный период, чтобы набрать ликвидность, потом можно будет и отключить, особенно когда и в чате-то нужда пропадёт, кроме как для очень сложных многоступенчатых транзакций.
Черногорский гектар, сколько в кадр влезло: слева нетронутые заросли, по центру вырубленное, на переднем плане вырубленное разделано на дрова и мусор.
Исходя из рассматриваемой нами концепции ингибитора внутривидового насилия (механизма Лоренца (МЛ), как мы его называем ввиду соответствующей теории Конрада Лоренца, а также механизма ингибирования насилия (VIM) по модели Джеймса Блэра) мы получаем, что способность человека совершить насилие по отношению к другому человеку является отклонением, состоящим в нарушении работы врождённого МЛ/VIM. Таким образом, насильники являются людьми, страдающими генетической и нейрофизиологической патологией [1]. Этой концепции можно противопоставить аргумент о том, что уровень насилия в человеческом обществе, начиная с самого появления человека и заканчивая современностью, снижался темпами, абсолютно несопоставимыми со скоростью закрепления признаков в популяции в результате естественной биологической эволюции. Также при разных общественных порядках наблюдается разный уровень насилия. Я не буду спорить с верностью таких утверждений, однако приведя два аргумента докажу, что концепцию МЛ/VIM они не опровергают.
Первое, что стоит понимать – человек со слабым или дисфункциональным вариантом МЛ/VIM необязательно должен совершить насилие. Хорошее воспитание, отсутствие провоцирующих насилие обстоятельств, присутствие обстоятельств, сдерживающих его, хоть и не устраняют полностью, но в определённой мере снижают такой риск. Совместим это с фактом того, что насилие совершается меньшинством людей. Военные свидетельства показывают, что лишь до 2% людей не испытывают сопротивления к убийству (а война является сильно провоцирующим на насилие обстоятельством). Анализ преступности в Российской Федерации определил, что при наихудшем возможном раскладе (а в действительности он может быть и лучше) в среднем на 695 человек объявляется лишь один новый насильник в год, совершивший насильственное преступление не слабее нанесения побоев.
Если обстоятельства среды изменятся так, что, например, в год вместо одного человека на 695 людей совершать насилие начнут двое, то и уровень насилия в обществе вырастет минимум в два раза, а скорее всего куда больше, поскольку те, кто ранее уже совершал насилие, могут начать совершать его чаще. Последствия будут значительными. Однако насилие всё ещё будет исходить от подавляющего меньшинства людей, так что наблюдение таких изменений не опровергает концепцию МЛ/VIM.
Перейдём теперь к эволюционному аргументу. В естественных условиях биологическая эволюция действительно очень медленный процесс. Однако её можно ускорить с помощью искусственной селекции. И культурное влияние тоже может приводить к такой селекции, поскольку оно искусственно изменяет социальную и физическую среду, в которой происходит генетический отбор. Это называется двойной наследственностью или генно-культурной коэволюцией.
Классический пример – выработка переносимости лактозы, к которой привело развитие молочного хозяйства, произошедшее всего лишь приблизительно 5000 лет назад. Другой пример: в 800-1700 годах в культуре еврейского этноса ашкеназы практиковалось ограничение занятости теми профессиями, которые требуют высокого уровня интеллекта, что создало селективный отбор в пользу обладающих им людей. Вместе с генетической изоляцией этноса это предположительно привело к высоким показателям IQ, а также и к ряду наследственных генетических заболеваний у его представителей. Кроме того, в результате территориальной экспансии во второй половине прошлого тысячелетия появились смешанные расы. И даже последствия урбанизации и индустриализации, начавшихся 200-300 лет назад, уже приводят к измеряемым генетическим изменениям [2].
Аналогичным образом культурное влияние может приводить к усилению МЛ/VIM. Растущая культурная неприемлемость насилия создаёт селективный отбор в пользу менее насильственных людей, тогда как насильники всё сильнее отсеиваются. Культура действительно оказывает влияние на уровень насилия в обществе, но это не противоречит, а то и вписывается в концепцию МЛ/VIM.
Посмотрела беседу Григория Баженова с представителями Европейского университета по теме неравенства.
Сделала я это далеко не сразу после выхода ролика, потому что тема представлялась мне скучной и левацкой, ежу ведь понятно, что если неравенство вызвано перераспределением через грабёж (например, налоги) и принуждение (например, регуляции) – то можно выступать и против следствия, но полезнее было бы устранить причины. А если неравенство вызвано тем, что люди добровольно несут больше денег Алисе, чем Бобу, то можно лишь порадоваться за Алису и поразмышлять, нельзя ли что-то перенять из её практик, чтобы и нам доставалось побольше. Но потом случилось немножко свободного времени, глянула, и не пожалела.
Там, где перечислялось, что вот есть неравенство по доходу, а есть неравенство по богатству, а есть неравенство по числу конечностей – это не слишком интересно. Меня зацепил один конкретный сильный тейк, который и хотелось бы обсудить – касательно неравенства, вызванного разницей во временном предпочтении.
Содержание его примерно следующее. Если у одного экономического агента более низкое временное предпочтение, и экономические агенты могут ссужать друг дружке под процент, то при прочих равных стартовых условиях на длинной дистанции он посадит всех экономических агентов с более высоким временным предпочтением в долговую кабалу, с дальнейшей перспективой голодной смерти. Это, понятно, математическая модель, однако мне немедленно вспомнились исторические прецеденты.
Античные Афины были образованы союзом осевших в Аттике ионийских племён, с исходным довольно высоким уровнем равенства. Со временем, однако, расслоение между гражданами увеличивалось, и одни постепенно попадали в долговую кабалу к другим. Это приводило к гражданским волнениям, и вот в результате реформ Солона все старые долги были принудительно прощены, произведён передел земли, долговое рабство запрещено. То есть рыночек – за счёт разницы во временном предпочтении – привёл к крайне неприятным последствиям, которые затем исправлялись сугубо этатистскими методами.
Освобождение крестьян при Александре Втором в Российской империи дало примерно равные стартовые условия для всех членов той или иной крестьянской общины. Однако, опять же, разница в предпринимательских способностях и во временном предпочтении за полвека привела к расслоению от кулаков до батраков, где последние лишились средств производства и часто оказывались в кредитной кабале. Потом была гражданская война, а вслед за ней полный передел имущества и списание старых долгов.
Спрашивается: что может противопоставить этому механизму анархизм свободного рынка в современных технологических условиях? Потому что если мы дадим ответ “ничего”, это будет означать нежизнеспособность анархической модели – ей на смену непременно придёт что-нибудь гораздо более левое, после чего как минимум будет проведён передел собственности и списание долгов, а как максимум успешных предпринимателей и их наследников развешают на фонарях.
Посмотрим, какие механизмы предоставлял свободный рынок для противодействия упомянутому эффекту в двух предыдущих примерах.
Становиться безземельным, продавать своих домочадцев и себя самого в долговое рабство было в античном полисе не единственным вариантом развития событий для землевладельца с более высоким временным предпочтением или ещё по какой-то причине менее конкурентоспособного. Ещё по мере накопления таких людей полис выводил колонии. Там малоземельные колонисты на родине получали куда более значительные участки, а с ними и новый шанс на процветание. Такой экстенсивный путь решения проблемы неравенства привёл к колонизации эллинами всего Средиземноморья. Далее между колониями возникло разделение труда и завязалась оживлённая торговля. Теперь вместо обработки клочка земли наш афинянин мог заниматься, допустим, лепкой амфор или шитьём парусов – это также давало ему новый шанс на процветание.
Аналогично, становиться батраком не было единственной опцией для незадачливого крестьянина и в Российской империи. Он мог стать колонистом и переехать в Сибирь, или же переехать в город и стать рабочим. В условиях более свободного рынка в США урбанизация поглотила огромное количество бывших фермеров без всяких революций, а оставшиеся стали обрабатывать куда более серьёзные площади при помощи куда более серьёзной техники, поставляемой им благодаря куда более высокооплачиваемому, нежели батрацкий, труду их бывших бедных соседей.
Так что я полагаю, анархическое общество при свободном рынке сумеет избежать сценария, заложенного в математической модели с разными временными предпочтениями, но неизменными рыночными условиями. Если появление новых рынков не сдерживается законодательно, то обладатели более высокого временного предпочтения как раз будут стремиться воспользоваться новыми возможностями и получить шальную прибыль – а обладатели более низкого будут сидеть в надёжном, но относительно низкомаржинальном бизнесе, и всем будет относительно неплохо. Второй фактор, ослабляющий межвременное неравенство – это личная свобода. Ты не член общины. Ты не собственность главы семьи, который может продать тебя в рабство, чтобы выплатить долг. Ты самопринадлежен, у тебя собственное временное предпочтение, собственные склонности и таланты. Не пропадёшь. Во всяком случае, ты не обречён пропасть, и пусть страшная математическая модель тебя не пугает.
