Либерализм и либертарианство – два термина очень похожей, но зеркальной, судьбы. Термин “либерализм” этатисты отжали у сторонников экономической свободы в середине 20 века. И примерно тогда же термин “либертарианство” был отжат сторонниками экономической свободы у социалистов. Правда, я не слышала, чтобы после этого либертарные социалисты называли себя классическими либертарианцами.
Классический либерализм в 20 веке – это прежде всего Мизес и Хайек. Оба убеждённые сторонники свободного рынка, оба убеждённые противники коллективизма, но оба считают вполне приемлемым существование государства и видят в нём некоторую пользу, а именно защиту частной собственности. Для этого государству предоставляется монополия на насилие, а чтобы оно не применяло его против граждан, граждане должны иметь право на оружие и на самоорганизацию вплоть до вооружённого сопротивления правительству.
Либертарианство – это, фактически, классический либерализм в экономике плюс применение тех же принципов во всех прочих сферах жизни, прежде всего в этике и праве. Ротбард высказался насчёт того, что монополия на насилие противоречит принципам свободного рынка, а значит должна быть отвергнута вместе с государством, далее Нозик уточнил, что если уже на свободном рынке в рамках добровольного процесса государство вновь возникнет, то к нему у либертарианцев, по идее, не может быть претензий.
В результате, помимо классических либералов, которые просто говорят, что государство надо ограничивать, а для этого следует вести политическую деятельность, мы имеем также анархо-капиталистов, утверждающих, что все услуги, в том числе защита частной собственности, прекрасно предоставляются на свободном рынке, а государство мы не покупаем, унесите – и минархистов, которые не против, чтобы государство осталось, но только при условии, если будет хорошо себя вести, не вымогать налоги, а вежливо просить донаты.
Как-то вот так мне видятся разногласия между класслибом и либертарианством
Я бы скорее говорила не о плане, а о стратегии действий. План хорош, когда есть определённость: конкретная достижимая измеримая цель, возможность чётко указать средства, разбить действия на этапы и так далее. По плану, скажем, действовал предвыборный штаб Навального, когда начинал его президентскую кампанию: к такому-то сроку открыть столько-то штабов, раздать столько-то газет, собрать столько-то денег. Стратегия отличается тем, что известна только цель, известны некоторые особенности среды, некоторые ограничения на применяемые средства – и надо понять, как в этих условиях вообще можно добиться цели. Пример стратегии – “умное голосование”, недавняя инициатива от всё того же штаба Навального. Цель – свалить путинский режим. Стратегия на данном этапе – разбивать монополию ЕР на выборах. Ну и к этому всякие обоснования и разъяснения деталей.
Итак, цель – анархо-капитализм, то есть общество, основанное на добровольных рыночных отношениях, уважении к частной собственности, децентрализованном контрактном праве, понимающее ценность сотрудничества и невыгодность агрессивного насилия.
Стартовая позиция – государство, то есть положение дел, при котором существуют категории лиц, могущие безнаказанно совершать агрессивное насилие с молчаливого попустительства большинства, и хотя предполагается, что рамки этого насилия оговорены, но это довольно нечётко и изменчиво.
Стратегия заключается в подрыве легитимности государства как института. В относительно благополучных странах людям приходится начинать с обоснования, почему государство это бандит, а не податель благ. В России это и так сейчас очевидно многим, но всё равно важно сделать общим местом представление о том, что пытаться сделать на месте плохого государства хорошее – это либо вовсе тупиковый путь, либо, по крайней мере, не может быть конечной целью.
Для того, чтобы представление о государстве, как о желательном или, по крайней мере, неизбежном состоянии цивилизованного общества, перестало быть мэйнстримом, можно работать по нескольким направлениям, в соответствии со своими вкусами и компетенциями:
разработка и популяризация инструментов, позволяющих обходиться без государства в тех сферах, где оно претендует на доминирование;
постоянная демонстрация провалов государства и побед частной инициативы – государство должно выглядеть тотальным лузером;
массовая дискредитация основных мифов госпропаганды – от эффективности демократии до эффективности собственно пропаганды;
демонстрация неуязвимости общества перед государством, или, по крайней мере, крайне малой эффективности борьбы государства с идеологами анкапа;
подрыв ресурсной базы государства, путём уклонения от грабежа и путём непосредственной приватизации госимущества;
демонстрация моральной неприемлемости работы на государство, от “не беги впереди паровоза” до всеобщего осуждения.
А что насчет прав животных? Если меня сожрет собака, она будет оправдана?
анонимный вопрос
Что будет с живодерами в Свободном обществе (собачки кошечки ничейные, бродячие)
Roman
Привет. В тему недавно вышедшего ролика Варламова вопрос: как анкап смотрит на цирки и живодерство? Можно ли через суд ограничить пытки и издевательства, если животные не являются субъектом?
Вадимъ
Три вопроса о правах животных пришли прямо-таки подряд, это стало для меня поводом поговорить на эту тему вне очереди. Правда, я уже отвечала на довольно близкий по смыслу вопрос, жаль, что вы не очень-то охотно смотрите старые ответы, а сразу спрашиваете, как ни в чём ни бывало. Так что в основном читайте ответ в старом посте.
С большим уважением прочитала пост Варламова о живодёрах Запашных. Варламов не призывает запрещать Запашных, он осуждает запрет цирка дю Солей, против живодёров же призывает голосовать ногами, ведь институт репутации работает куда надёжнее государственных запретов. Сегодня их запретят, а завтра они начнут устраивать подпольные представления, куда будут ходить толпы. Нет уж, пусть за гуманизм решает рыночек, а не царь.
Впервые о том, что цирк со зверями это отвратительно, я прочитала в довольно нежном возрасте у одного из своих любимых писателей (хоть он и коммунист) – у Джека Лондона. Не знаю, ему ли принадлежит изначальное авторство этой мысли, но, по крайней мере, для морального осуждения таких вещей он поработал очень хорошо, спасибо ему за это. Надеюсь, России не потребуется сотни лет для укоренения соответствующих идей. Мне-то, честно говоря, и на клоунов в цирке смотреть неприятно (слишком много шуток про насилие и унижения), то ли дело, например, воздушные гимнасты!
Ну и в заключение вкратце отвечу на первый вопрос, который немного выделяется из общего ряда. Собаку, которая загрызла человека, не станут ни судить, ни оправдывать. Если собака не находилась в чьей-то собственности, и никто не подряжался охранять жителей этой территории от диких животных, то претензии за то, что собака кого-то загрызла, предъявлять некому. Как с ней поступит следующий, кто с ней встретится – его личное дело. Если гуманизм по отношению к животным, о которым я распиналась в предыдущем абзаце, заставит кого-то начать защищать её от людей, это будет равносильно обращению собаки в собственность и взятию на себя ответственности за её дальнейшее поведение.
Не хочу картинок с живодёрами, хочу милого Джона Гриффита Чейни!
Большую часть либертарианских аргументов насчёт БОД изложил в своей статье 2016 года экономист и член ЛПР Юрий Кузнецов. В ней он показывает, что замена безусловным доходом системы условных пособий уничтожает ловушку застойной бедности и увеличивает общий КПД перераспределительной системы за счёт сокращения бюрократии.
Также БОД и опасений неолуддитов коснулась в одной из своих передач на Эхе Москвы Екатерина Шульман. Она указала, что опасаться массовой безработицы из-за роботизации следует скорее тем странам, где плохие институты. Им никакого БОД не светит, а светит переход на подножный корм. Так что Екатерина Михайловна даёт гражданам простой рецепт: больше заниматься политикой, чтобы их воспринимали в качестве политических субъектов.
В России, с одной стороны, плохие институты, а с другой – сильный запрос на социалку. Если вдруг начнётся глобальная роботизация, то у нас скорее устроят ещё несколько миллионов бюджетных рабочих мест, чем введут БОД. Бюджетники слишком ценны для обеспечения административного ресурса на выборах и тому подобных вещей.
А вот аргументы за БОД от ещё одного члена ЛПР, Михаила Пожарского. БОД – это не только меньше бюрократии, но и общие для всех правила игры, что является важнейшей частью либеральной доктрины.
Но и Кузнецов, и Пожарский всё-таки остаются в рамках минархизма. Единые правила игры навязываются для всех, и посмотрим, сколько времени сумеет продержаться эта модель. Да и так называемый безусловный доход всё равно остаётся условным, ведь условием его выплаты является наличие гражданства той страны, которая установила БОД своим гражданам.
Может ли анкап улучшить общество, в котором безработица составляет 90%? Да, если безработица вызвана госрегулированием, а так-то людям готовы предложить работу, и они готовы за неё взяться. Нет, если работа девяноста процентам людей не нужна, потому что на жизнь и так хватает.
Будет ли БОД при анкапе? Да, если на этапе демонтажа государства те, кто скидывались в фонд БОД, решат продолжить этим заниматься на добровольной основе. Вероятно ли подобное? Да, если это не будет обременительно, и будет приносить респект и уважуху. Что сделать, чтобы приблизить это светлое будущее? Либо увеличивать производительность своего труда, либо повышать своё умение проявлять респект и уважуху. Можно совмещать стратегии.
Я, помнится, определяла капитализм как устройство общества, при котором доминирующей формой отношений между людьми являются товарно-денежные. Более классическое определение, которое было в ходу в Советском Союзе, говорит, что капитализм это устройство общества, при котором средства производства находятся в частной собственности. Достаточно очевидно, что в девяностые в России не было чистого капитализма ни по одному из этих определений, а была переходная форма общества, когда старые социалистические (ну или деспотические в моём понимании) отношения отмирали, а им на смену приходили капиталистические (что касается черт феодализма в совке, то они при новом строе никуда не делись, и сохранились до сей поры).
Однако приходится помнить, что, вообще говоря, термин “капитализм” скорее публицистический, нежели научный, поэтому, говоря о существовании капитализма в такой-то стране в такое-то время мы говорим скорее о соответствии общества в это время неким ценностям. То есть о капитализме скорее в понимании Вебера (дух капитализма как рациональность и протестантская трудовая этика) или Шумпетера (дух капитализма как предпринимательство и созидательное разрушение).
Так вот, в России девяностых годов прошлого века дух капитализма по Шумпетеру присутствовал в изобилии. Это было время огромных возможностей и того самого созидательного разрушения. Что касается духа капитализма по Веберу, то его не было и в помине. Какая ещё трудовая этика? Человек человеку волк, хочешь жить – умей вертеться. Капиталы создавались прежде всего на растаскивании советского наследия, на том самом созидательном разрушении, на умении лучше других приспособить обломки старого к новым условиям, а не на способности много трудиться, кропотливо сберегать и аккуратно инвестировать.
Cогласно исследованиям, в Колорадо после легализации марихуаны “…черный рынок, вопреки ожиданиям, после легализации стал только расти; Штат после легализации вырвался на первое место по употреблению марихуаны среди подростков, а школьная система не получила никаких положительных изменений.
Произошел всплеск преступлений, таких как ограбления и кража автомобилей. Рост уровня преступности в 2016 году превысил 11-кратный средний показатель среди 30 крупнейших городов США. Количество убийств возросло на 10%”.
Для ответа на вопрос пришлось познакомиться с англоязычным отчётом о последствиях легалайза, приведённом в списке литературы в конце статьи.
Забавнее всего получилось с чёрным рынком. Почему он вырос? Потому что предприниматели из других штатов приезжали в Колорадо легально затовариться, а затем пытались вывести продукт в свои штаты, где он оставался нелегален. Оно и понятно, ведь там в силу нелегальности трава оставалась существенно дороже. Разумеется, часть трафика перехватывалась, на это тратились деньги, всё это попадало в отчётность, в результате видим парадоксальную ситуацию: вроде легализация, но объём нелегальных операций растёт, а на их пресечение тратится больше средств. Иначе говоря, на борьбу с легализованным в штате бизнесом увеличились расходы федеральных служб, и нам говорят об увеличении расходов на борьбу с чёрным рынком в штате. Ну легализуйте вы траву в остальных штатах, и эти расходы исчезнут, а пока страдайте молча.
При анализе смертности отчёт концентрируется на смертности на дорогах. При принятии закона о легализации марихуаны предполагалось, что за счёт увеличения числа обдолбанных за рулём уменьшится число пьяных за рулём, обдолбанным же ездить безопаснее. Что из этого получилось? Цитирую: “But while traffic deaths in general have declined in Colorado, the percentage of marijuana-related fatalities increased, the report said.” Иначе говоря, вышло ровно то, чего и хотели, но поскольку отчёт написан комиссией по борьбе с веществами, то они акцентируют внимание на том, что именно по их ведомству стало проходить больше смертей, и это, дескать, плохо. Ну, то, что государство не монолитно, и там есть разные группы интересов – давно известный факт, однако для граждан важно лишь то, что в целом смертность на дорогах штата уменьшилась.
Экономический эффект от легализации таков, что только в 2017 году объём продаж марихуаны составил полтора миллиарда долларов. Помимо обычных налогов, марихуана обложена специальными, и только через них за 2017 год муниципалитетами и штатом было изъято у граждан 247 миллионов долларов, или 2,3% всей доходной части бюджета штата.
Как штат распорядился этими деньгами? Частично деньги оказались потрачены на оказание медицинской помощи потребителям марихуаны, что можно считать хоть мало-мальски легитимным расходованием, хотя эти деньги можно было просто не брать, и люди сами отнесли бы их врачам, без посредничества чиновников. Но большая часть ушла на всякую хрень вроде финансирования школ или полиции, то есть на протекционистские меры по развитию одних отраслей за счёт других и на прямой распил. Ну так эффективность государства в подобных вопросах давно известна и также удивления не вызывает.
Наконец, глянула, что там с преступностью. В источнике, который используется в статье, даётся рассказ сержанта полиции, о том, что в штате зелёная лихорадка, авантюристы со всей страны едут выращивать марихуану и зарабатывать на этом. А поскольку государство обставило этот бизнес регуляторными рогатками, как оно это любит, то люди выращивают траву нелегально, например, снимают дом, разбирают полы и устраивают под крышей ферму. Разумеется, при полной легальности бизнеса никому не придёт в голову маяться такой хернёй, когда дешевле арендовать шмат земли, чем устраивать подпольные фермы в домах, нарушая, к тому же, имущественные права владельцев этих самых домов.
Что касается повышения общего уровня преступности на 10%, то хочу отметить, что наплыв туристов и предпринимателей вряд ли точно учитывается властями штата, в отличие от уровня преступности, так что не удивлюсь, если уровень на 100000 человек остался примерно тем же, что и был.
Резюме. Большая часть проблем, указанных в статье, либо надуманная, либо связана с оставшимися законодательными ограничениями в данной отрасли, либо с особенностями статистического учёта (что-то стало видно лучше, например, обращения к врачам, а что-то хуже, например, число резидентов штата). По мере легализации марихуаны во всех штатах всё довольно быстро устаканится, люди станут богаче и счастливее.
Согласно принципу самопринадлежности, человек владеет своим телом и его производными. Не следует ли из этого, что мать (или оба родителя) владеет своим ребенком?
анонимный вопрос
При анкапе при каких условиях разумное существо/программа, которое не является человеком, перестаёт быть собственностью и получает права равные человеческим?
Действительно, согласно принципу самопринадлежности, и ребёнок, и искусственный разум являются собственностью своих создателей. Но само понятие собственности – это конвенция. И какие именно права подразумевает право собственности – это тоже конвенция. Одни разумные существа соглашаются терпеть некое поведение других разумных существ, если почему-то полагают, что у тех есть на это право. Обобщая бесчисленно разнообразное поведение самых разных разумных существ, премудрые юристы формулируют правовые принципы, в которых, в частности, говорится:
о том, какой набор прав называется правом собственности
о том, что является человеком
о том, что разумный человек обладает правом собственности на самого себя
о том, что раз ребёнок почти неизбежно вырастает в разумного человека, то имеет смысл авансом признать за ним часть прав разумного человека
о том, каким образом подрастающий ребёнок будет получать те права, которых ему при рождении было ещё не положено
о том, как разумное существо, не являющееся человеком, может получить права, равные человеческим
Выводы разных юристов могут не совпадать. Разные люди могут разделять мнение разных юристов в разной степени. Некоторые люди ради утверждения своих представлений о правовой доктрине готовы применять насилие, а некоторые не готовы.
А анкап применительно к рассматриваемому вопросу – это всего лишь такая правовая доктрина, которая утверждает, что нет никого, чьё мнение на сей счёт было бы единственно и априорно верным, и подлежит навязыванию всем прочим путём неограниченного применения силы.
В тот момент, когда вы заявляете, что анкап есть принцип самопринадлежности, возведённый в абсолют, или принцип неинициации насилия, возведённый в абсолют, или принцип свободы договора, возведённый в абсолют – вы отступаете от принципов анкапа. Держите свой абсолют подальше от детей (и иных пограничных правовых феноменов).
Итак, у нас ситуация, рухнул мост, сгорел дом, обрушилась шахта, случился тайфун, пострадали люди, а Путина под боком нет, и пообещать каждому пострадавшему по паре миллионов рублей из бюджета некому.
Наиболее надёжное и системное решение, на которое теоретики анкапа делают главную ставку, это, конечно, страховые компании. Зная, что государства нет, и рассчитывать нужно на себя, люди имеют куда больше стимулов страховать свои риски. Так что застрахованные получают выплаты, незастрахованные сокрушаются, что пожадничали, и всё идёт своим чередом: какие-то страховые компании достойно вышли из положения, какие-то вынуждены срочно перекредитовываться, какие-то обанкротились, оздоровив рынок. Капают новые страховые взносы, и даже больше, потому что проблема рисков временно всплыла в топы рейтинга, полисы легче продавать, и все куют железо, пока горячо.
Но мало заплатить деньги тем, кто обратился за выплатами, сперва надо разгрести завалы, эвакуировать, потушить и так далее – короче, прекратить дальнейшее распространение бедствия. Для страховых компаний это выгодно, но возникает эффект безбилетника: скажем, одна компания начнёт работы, а другая не станет, с чего понесёт меньшие издержки. Логичным решением выглядит заблаговременное создание и поддержание страховыми компаниями спасательных служб, с финансированием, например, пропорционально проданным полисам, или просто поровну, это уж как договорятся. Фактически, для страховых компаний это что-то вроде перестраховывания рисков.
Наконец, может случиться так, что помощь нужна срочно, а специальные службы далеко, или масштабы бедствия таковы, что специалисты заведомо не справятся. В этой ситуации, конечно, на помощь приходят волонтёры. Волонтёры приходят на помощь людям даже в путинской России, со всем её патернализмом, и со всеми опасностями, подстерегающими со стороны государства тех, кто занимается краудфандингом – так что при отсутствии этого фактора ситуация с готовностью прийти на помощь только улучшится.
Анкап – это не какой-то новый невиданный общественный строй, при котором всё будет совершенно по другому, и никакие старые механизмы не будут работать. Просто мысленно убирайте государство, и в большинстве случаев обнаружите, что его тут либо вовсе не нужно, либо очень легко заменить.
Думаю, никто не сомневается в том, что техническая возможность для подобных действий у них есть, а значит, исключить их нельзя. Конечно же, такие эксцессы будут случаться, вопрос лишь в том, к чему это будет приводить.
Для начала рассмотрим пример монопольной охранной структуры типа “полиция”. Если у неё возникает конкурент, желающий оказывать кому-либо охранные услуги помимо полиции, то она, разумеется, вступит с ним в физическую борьбу. Это может выглядеть скучно: заведение дела, выезд с проверкой, арест, следствие, суд, штрафы и посадки. Это может выглядеть весело: погони, перестрелки, гроб, кладбище. Так или иначе, конкурент устраняется, просто потому что граждане в большинстве своём уверены в благотворности государственной монополии на насилие, ведь сам Гоббс так изрёк, и сама Шульман подтвердила. Будет ли полиция пытать тех, кто не будет пользоваться её услугами? Хуже. Она будет пытать тех, кто оплачивает её услуги, просто потому что может, а противопоставить ей нечего. Точнее, этому беспределу предлагается противопоставлять деятельность специализированных альтернативных охранных предприятий: прокуратуры, отдела собственной безопасности и так далее. То есть даже в текущей действительности никто не готов согласиться на полную и всеобъемлющую монополию на насилие со стороны одного единственного актора. Сторожа предлагается сторожить.
Теперь рассмотрим бандитскую “крышу” наподобие тех, которые, по преданию, заполонили улицы в девяностые. Если город достаточно крупный, то конкурирующих крыш в нём может оказаться несколько. В каких случаях крыши вступают в физические разборки с конкурентами? Во-первых, разборки должны обходиться недорого (много дешёвых бойцов). Во-вторых, спорный бизнес должен быть довольно лакомым. Но если некий бизнес потенциально способен принести крыше хорошие деньги, то он может позволить себе выбирать ту крышу, которая будет работать лучше и дешевле, ведь иначе всегда можно обратиться к конкурентам. Так что конкуренция крыш неизбежно приведёт к снижению поборов, а значит, физические разборки с конкурентами будут становиться всё менее оправданными. Опять же, чем быстрее тратить бойцов, тем дороже они становятся. И вот уже кровавые разборки становятся редкостью, и вместо этого авторитеты всё разводят по понятиям.
Ну а что насчёт пыток тех, кто не является клиентом? Конечно же, крыше выгодно распускать слухи о наказаниях для строптивых. Реально же вести подобную деятельность со временем станет совершенно избыточным, тем более, что буквально пара-тройка хорошо распиаренных прецедентов – и мало кто рискнёт оказаться вовсе без крыши, а лезть к чужому клиенту – это уже не по понятиям, и чревато. Опять же, если некто без крыши, это ещё не означает, что он полностью безобиден, или что за него некому впрячься. Просто в общем случае впрягаться будут непрофессионалы, но и непрофессионалы могут быть редкими отморозками. Так что зачем рисковать?
Дефолтный самый яркий пример – Ван Гог – но и это тоже очень относительно. Как рыночек порешает искусство? Конечно, может быть несправедливо, что талантливых музыкантов закрывают фсбшники (хотя они становятся популярными), может быть несправедливо, что есть провинциальные художники, о которых никто не знает. Расскажи об искусстве при идеальном анкапе. Как рыночек решает искусство?
Ян Либертин
Умение творить, то есть выдумывать и создавать что-то, чего раньше не было, будет цениться теми, кому не хватает того, что есть. Трагедия ван Гога не в том, что он посвятил свою жизнь творчеству, а в том, что он форма его самовыражения была мало востребована современниками. Это его святое право – творить то, что он желает творить, из того, что он приобрёл легитимным путём. Если же он желает кому-то продать плоды своего творчества, ему всё-таки придётся найти того, кто пожелает это купить.
Особенностью многих творческих натур является их непрактичность. Тот же ван Гог утверждал, что худшим врагом художника являются продавцы картин. Творец, работающий по заказу, считает свой замысел куда более важным и значимым, чем мнение заказчика. Неудивительно, что это довольно часто приводит к конфликтам. Творец, работающий по зову вдохновения, часто вообще не держит в мыслях, кому и зачем мог бы потребоваться результат его творчества.
Но всё то же, что я только что написала о творцах, можно применить и к предпринимателю. Он точно так же, вместо работы на дядю, отправляется на свободный рынок, предполагая, что его продукт будет более востребованным. Говорят, девять из десяти компаний закрываются после первого же года работы, так что рынок ничуть не более милосерден к предпринимателям, нежели к художникам. И те, и те действуют в условиях неопределённости будущего, предполагая, что лучше других знают, что нужно людям и как им это дать.
Но, помимо предпринимателей, желающих непосредственно создавать новое, есть люди, желающие помогать созданию нового. Художникам помогают меценаты. Предпринимателям-инноваторам – венчурные инвесторы. Кто-то из них движим желанием заработать на прорывных проектах, считая, что его чутьё работает лучше, чем в среднем по рынку. Кто-то одержим идеей сделать мир лучше. Кто-то движим тщеславием. Кто-то просто питает тёплые чувства к творцу. Тому же ван Гогу, например, помогал его брат Тео.
Попытка вместо частного меценатства организовать творцам господдержку приводит к появлению душных уродцев вроде Союза писателей СССР, Союза художников СССР и Союза композиторов СССР. Выбирая между попсовым искусством и конъюнктурным, предпочту всё-таки попсу, хотя предпочла бы вовсе не выбирать между этими двумя стульями, поскольку мир бесконечно более разнообразен, и примыкать к мэйнстриму совершенно не обязательно.
Тем более, что технологии уже сейчас в изрядной степени нивелировали фактор провинциальности, поскольку интернет глобален. Инструменты монетизации искусства при анкапе, во многом, будут теми же, что и сейчас. Это и ибэй, и патреон, а то и вовсе какой-нибудь девианарт, короче, всего не перечислишь.
